— Не бери в голову, — сказал он. — Теперь ты с нами.
Я оглядела собравшихся вокруг детей. Они смотрели на меня, как на зверушку в цирке. Хотелось завыть, зарыдать, хотелось кричать, пока папа не заберет меня отсюда. Не хочу! Не хочу жить здесь, ни с этой мисс Мэддокс, ни с другими воспитателями, которые то возникают ниоткуда, то снова исчезают, будто растворяются в темных углах. Не хочу есть на завтрак сухой хлеб, не хочу спать на койке с комковатым матрасом в одной комнате с дюжиной других детей. Ничего не хочу! Только домой! И чтоб все было как раньше.
— Как отсюда удрать? — шепотом спросила я у мальчишки.
От одной мысли у меня засосало под ложечкой. Я была послушной девочкой, никогда ничего дурного не делала. И сейчас не хотела никого обидеть или показаться неблагодарной, но провести в этом ужасном месте еще хоть час? Ни за что!
Пронесся шквал смешков, и снова стало тихо.
— Никак, — прошептал мальчишка в ответ, глядя на меня черными как уголь глазами. — Потому что некуда.
Потом всем дали разные задания. Две старшие девочки должны были вымыть посуду, две другие — снять белье в спальне «В» и отнести в прачечную. Мальчикам раздали метлы и велели подмести холл, а потом вычистить обувь. Остальных очень высокая и очень худая женщина отправила в душ и чистить зубы. Все это, сколько себя помню, я каждый день делала дома. Почему же сейчас казалось таким обидным, несправедливым, бессердечным, что тетка раздает нам задания вместе с тычком в спину?
— Хочу к папе, — сказала я, когда все разошлись и я осталась одна на скамейке. Я ему все-все расскажу, поклялась я себе. Про то, как здесь плохо.
Худая тетенька присела возле меня на корточки.
— А ну-ка, сиротка Энни, — с улыбкой сказала она, — у тебя есть мускулы?
Я покачала головой. Может, она тоже добрая, как мисс Мэддокс?
— Ничего, у нас ты живо ими обзаведешься. — Тетенька легонько сжала мне руку пониже плеча и усмехнулась: — Да у тебя мускулы как у быка! Хочешь помочь мне принести корзину дров, чтоб разжечь огонь?
Я пожала плечами. Ничего я не хотела, только домой.
— Пошли. Чего зря кукситься. Ты же хочешь рассказать папе, как хорошо всю неделю помогала? — Она пальцем приподняла мой подбородок.
— Ладно. — Я сползла со скамейки и пошла за ней. — А можно мне чиркнуть спичкой, чтобы зажечь огонь?
— Конечно, можно, — кивнула она и сказала, что ее зовут Патрисия. Она казалась доброй. — Я здесь работаю, когда мисс Мэддокс уходит домой.
Я встала как вкопанная.
— Значит, вам разрешают уходить домой?
По-моему, это было несправедливо.
Патрисия рассмеялась:
— Само собой, разрешают. У меня дома сын, а мисс Мэддокс надо кормить своих кошек.
Я забеспокоилась:
— А если все уйдут домой? Кто будет за нами присматривать?
Мне совсем не улыбалось остаться один на один со старшими ребятами, чтоб они мной командовали. Большинство встретили меня дружелюбно, но кое у кого взгляд был недобрый. С ними я смотрела себе под ноги и молчала в тряпочку.
— Такого никогда не бывает, — заверила меня Патрисия. — Всегда остается дежурный, а некоторые воспитатели здесь и живут.
Незаметно остались позади несколько коридоров, каменная лестница, по которой мы спустились в бесконечный подвал, и под конец мы оказались в помещении, где пахло мокрым лесом и мхом.
— Дровяной и угольный склад, — объяснила Патрисия. — Морозно сегодня. Огонь нам не помешает. — Она усмехнулась: дескать, все не так уж и скверно. — Вот корзинка. Собирай щепки, а потом отнесешь их наверх и положишь в очаг.
Так я и сделала. Мало-помалу вокруг громадного камина собралась группка детей — погреться у жарко пылающего огня. Я почему-то была ужасно горда, у меня даже немного потеплело внутри. Я сама чиркнула спичкой, поднесла крошечный огонек к скрученным газетам (Патрисия показала, как это делается), а уж от них занялись мои щепки. Скоро в очаге застреляли, затрещали огромные поленья, черными перьями взвился в трубу дым. Умчавшись в мир фантазий, я как завороженная смотрела на языки пламени, на жучков, которые в панике вылезали из поленьев.
— Как думаешь, они найдут себе новый дом? — спросила я у сидевшего рядом мальчика. Нам дали печенье, и я свое сосала, чтоб растянуть подольше.
Мальчик передернул плечами и глянул на меня как на дурочку. Но я не чувствовала себя ни дурочкой, ни «сироткой Энни», ни Золушкой, как назвала меня одна большая девочка за то, что я помогла разжечь огонь. Нет, меня переполняли небывалые надежды, воля, жажда жизни, о которых я давным-давно позабыла. За один-единственный день во мне родилась и окрепла уверенность, что все будет хорошо. Эта вера была у меня в груди, в костях; я даже ощущала ее вкус. Чтобы доказать, что я права, нужно было всего лишь продержаться следующие десять лет.
И дождь не помешал Мику обнаружить вмятину. Он вышел на улицу выбросить мусор в уже переполненный бак. Нина видела в окно, как он присел возле заднего крыла машины, как, не веря собственным глазам, провел пальцами по мокрому металлу. Хмуро сощурившись под струйками моросящего дождика, с разных сторон оглядел нанесенный ущерб, чтоб уж никаких сомнений не осталось.
— Черт! — тихонько ругнулась Нина, ее дыхание затуманило окно подсобки.
Услышав, что Мик уже топает ногами по коврику у входной двери, Нина схватила в охапку белье, еще теплое после сушки.
— Нам надо больше сдавать на утилизацию, — сказал Мик, сунув руки под кран.
Нина свалила белье на кухонный стол и разложила гладильную доску.
— Да?
Если повезет, он не станет говорить о машине. Нина и сама не знала, почему промолчала. Мик понял бы. В конце концов, с кем не бывает? Включив утюг, Нина расправляла одежду, аккуратно складывала, прихлопывала стопку.
— Бак битком набит. Есть же вещи, которые можно сдавать…
— А я что делаю! — вспылила Нина. — Каждую неделю сдаю: стеклотару, макулатуру, консервные банки, тряпки, пластик. Все подряд!
Мик расхаживал по кухне, гадая, что сегодня нашло на его жену. Вон как шлепает утюгом — больше мнет, чем гладит.
— Да я так только… — примирительно обронил он. Нина подняла голову, утюг застыл в воздухе. — Машина, — то ли спросил, то ли констатировал Мик, вздернув брови.
— Ах, машина, — убитым голосом выдавила Нина. — Я… я…
— Не знала, как сказать?
Нина неуверенно кивнула и зажмурилась, но тут, по счастью, несколько прядей волос свесились ей на лицо и прикрыли ее вранье. Она решила не рассказывать Мику ни про случай с машиной, ни про погром в театре.
— Я сам заеду в мастерскую, когда буду в городе. Нужно взять кое-какие справки для страховой компании. — Мик налил кипяток в заварочный чайник.