— Я лежала на кровати, — продолжает Лекси. — Читала «Cosmo Girl» и вполглаза смотрела телевизор. Шторы еще были не задернуты. Глянула — а там он. Заметил, что я смотрю, и спрятался. — Лекси закрывает лицо руками. — Я побежала сюда, мисс, и всю дорогу кричала. — Ее по-прежнему трясет. — Так страшно, так страшно!..
— Вызываем полицию? — спрашивает Эдам.
— Нет! — отрезаю я, и оба удивленно вскидывают на меня глаза. — Должно быть, какой-нибудь бродяга искал, где переночевать. Все знают, что сейчас каникулы, он и решил, что здание пустует. — Я улыбаюсь, пытаясь обратить инцидент в забавный казус.
— А вдруг взломщик хотел поживиться, компьютер стащить? Вызову все-таки полицию, на всякий пожарный.
Я встаю.
— Право слово, только зря потратишь время. У них полно дел, целая вечность пройдет, пока кто-нибудь…
— Фрэнки, по-моему, Лекси ждет от нас другого. — Эдам садится перед девочкой на корточки, а я высовываю голову за дверь и оглядываю просторный холл, почти не сомневаясь, что увижу поспешно убегающую фигуру. — Лекси, ты можешь описать человека, которого видела?
— Урод какой-то. Вроде бы старый.
— А волосы? — расспрашивает Эдам.
Лекси молчит, потом неопределенно тянет:
— Вроде были.
— Сейчас приготовлю тебе какао, — обещаю я. — Если хочешь, можешь переночевать у меня. Держу пари, ты видела чье-то отражение с экрана телевизора. Так? — Мой тон не оставляет Лекси другого выбора, кроме как согласиться.
— Наверно, — мямлит она, плетясь за мной на кухню.
— И больше никаких глупостей, — приказываю я, дожидаясь, когда закипит молоко. — Не было никакого взломщика.
Наши глаза встречаются, Лекси понимает, насколько я серьезна, и секунду-другую погодя согласно кивает.
Я всыпаю какао-порошок в закипевшее молоко и размешиваю с такой силой, что оно переливается через край. Мы вместе возвращаемся в столовую, желаем спокойной ночи Эдаму, тот обещает позаботиться о камине, и я отвожу Лекси к себе в комнату. В четыре руки мы вытаскиваем из-под моей кровати раскладушку и застилаем. Лекси забирается на нее, устраивается, поджав ноги, и пьет горячее какао.
Пятнадцать минут тишина нарушается только ее хлюпаньем и причмокиванием. Но вот страх отпустил Лекси, она свернулась под одеялом, и сон надежно укрыл ее от страшного лица в окне. Убедившись, что девочка крепко спит, я крадусь вниз, в спальню шестиклассниц.
Телевизор все еще работает, идет очередное шоу самодеятельных талантов, по сцене павлином расхаживает безголосый певец. Журнал Лекси валяется на кровати рядом с халатом и мокрым полотенцем. Я выключаю телевизор и осматриваюсь. Ничего необычного — шторы открыты, как и сказала Лекси, кровать смята, но не разобрана. Наступив на обертку от шоколадки, сажусь на кровать. С матраса соскальзывает щетка для волос.
С этого места свет падает под другим углом, и я замечаю на стекле отчетливые отпечатки ладоней. Искоса поглядывая на две растопыренные пятерни, чтобы не потерять их из виду, подбираюсь к окну и прикладываю руки к жирным отпечаткам. Они с той стороны — я не могу их стереть. И они гораздо крупнее моих взмокших ладоней. А еще… Я смотрю во все глаза.
На левой руке нет большого пальца.
— Целый час? Не может быть.
Надо мной склоняется Эдам и прикладывает ко лбу смоченную водой вату, я отталкиваю его руку.
— Я допил вино, подогрел себе суп, дождался, пока догорит огонь в камине. Даже успел посмотреть первую часть новостей по телевизору в учительской.
— Целый час? — повторяю я. У меня кружится не только голова, но, кажется, и тело.
— Я увидел свет на первом этаже, в коридоре шестого класса. Учитывая, что сегодня случилось, решил проверить — а ты лежишь тут на полу. Я перенес тебя в лазарет.
Он снова тянется ко мне с ватой.
— Ой! Больно!
— А поглядела бы ты на шкаф! — Эдам осторожно проводит пальцем по багровому шраму у меня на щеке.
— Не надо, — отпрянув, бормочу я.
Эдам послушно возвращается к обработке моей новой раны.
— Может быть сотрясение мозга. Тебя бы в травмпункт отвезти.
— Я себя прекрасно чувствую.
— Тошнит? Голова кружится, болит?
— Нисколечко, — вру я.
— Ну, как угодно. — Эдам досадливо вздыхает. Он уже понял, что спорить со мной бесполезно. — Ты помнишь, что было перед тем, как ты отключилась?
— Помню. Я увидела отпечатки ладоней на стекле. На одной не хватало большого пальца. Должно быть, это отпечатки того, кто напугал…
— Идти можешь? — интересуется Эдам, я киваю. — Тогда пойдем посмотрим.
В спальне Лекси бледно-голубые шторы теперь задернуты. Все остальное — постель, журнал, телевизор — без изменений. Я отпускаю руку Эдама, за которую цеплялась всю дорогу, и распахиваю шторы.
— Вот здесь. Только надо присесть, чтоб углядеть. — Я сгибаю колени и морщусь: голова трещит. — Что такое? Не понимаю… Они были вот здесь. Может, ты видишь? — Я в недоумении хмурюсь и поднимаю глаза на Эдама, который и не думал присаживаться.
— Фрэнки, — мягко начинает он, — ты здорово стукнулась головой. Ты выпила…
— Но следы были здесь еще до того, как я потеряла сознание! Два отпечатка, с той стороны стекла. На левой руке не хватало большого пальца. И я не брежу. Их кто-то стер! Получается, тот, кто подглядывал в окно, вернулся?
— Маловероятно. — Рука Эдама ложится мне на плечо и оттаскивает от окна. — Ты устала. Давай я отведу тебя к себе. В смысле, к тебе. Утром будешь как новенькая.
Я молча смотрю на него. Он на добрых пятнадцать сантиметров выше меня и отказа не примет.
— Недоставало еще, чтобы ты опять хлопнулась, — говорит Эдам, направляясь вместе со мной к двери.
Я не ропщу, когда он ведет меня на последний этаж, в мою комнату. Не спорю, когда, отвернувшись, ждет, пока я переоденусь и заберусь под одеяло. Лекси прерывисто дышит и вдруг всхлипывает. Эдам окидывает нас обеих внимательным взглядом и выключает свет.
— Я оставлю дверь открытой. — Он кивает мне напоследок и подбадривает улыбкой.
— Спасибо.
Не знаю, за что я благодарю его — то ли за заботу, то ли за то, что он действительно прав и мне на самом деле все это привиделось.
Майкл сильно заболел, сказала мисс Мэддокс. Он заразный, уверяла она нас, и должен лежать в постели. И нечего его тревожить, ворчала она, тряся головой, когда мы столпились перед комнатой, где заперли Майкла и где время от времени слышался грохот.
— Я точно знаю, он плакал ночью, — сказал один мальчик.
— А его рвало? — поинтересовался другой.