Чужой сын | Страница: 58

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Мастерс вздохнул. С таким он сталкивался ежедневно.

— Они когда-нибудь его били?

— Однажды… Однажды отобрали у него компьютер. Он хотел подарить его мне.

— Хотел подарить тебе компьютер?

— Ну, знаете, старый. — Дэйна покраснела.

Ясно, подумал Дэннис. Кэрри, видимо, собиралась его выбросить.

— Еще что-то было? Макс носил при себе нож?

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Дэйна прошептала.

— Нет. Не было у него никакого ножа.


Дэйна сбежала бы, но ноги словно парализовало. Словно кто-то залил башмаки свинцом, перерезал сухожилия.

Черт бы их побрал. Она прислонилась к стене. Через окно в туалете не протиснуться, да и высоко. Почему она должна отвечать на все эти идиотские вопросы? Снова и снова одно и то же. Почему они не могут просто оставить ее в покое? Макс умер. Его не вернешь.

— У тебя все нормально, дорогая?

Снова эта Джесс. А ведь сказала, что подождет в коридоре.

— Да. Еще пять секунд. — Дэйна отмотала туалетной бумаги и высморкалась. Вышла из кабинки, вымыла руки.

— Я знаю, это было тяжело, но теперь уже все позади.

— Мне можно уйти?

— Да, на сегодня мы закончили. Я отвезу тебя домой.

Дэйна тотчас почувствовала прилив сил.

— Не надо. Я сама дойду. Тут недалеко.

— А ты…

Но Дэйна уже не слышала. Она пронеслась мимо стола дежурного офицера, у которого дожидался своей очереди на допрос очередной подозреваемый. Дэйне показалось, что она узнала парня, когда он скользнул по ней мутным от наркотиков взглядом. И вот она уже на улице, летит со всех ног, словно ее выпустили из заключения.

Первым делом нужно отдать все это барахло в коробках, что лежит в хижине, на благотворительность. Нечего полиции копаться в обломках жизни Макса. Их это не касается. От бега закололо в боку, и Дэйна остановилась, уперлась ладонями в колени, постояла так, пытаясь выровнять Дыхание. Рядом притормозила большая машина.

— Тебя подвезти?

Лицо Кэрри Кент скрывали огромные темные очки. Она сняла их. Глаза были красными, опухшими. Бледные щеки ввалились, губы тонкие, серые. Если бы она не заговорила, Дэйна ее ни за что бы не узнала.

— Куда?

— Ко мне домой, — сказала Кэрри. — Лиа нас отвезет.

Мысль о том, что она окажется в мире, где жил Макс, что его мать позаботится о ней, что она поедет в ее большой шикарной машине, внезапно утешила Дэйну. Хижина подождет.

— Хорошо. Я поеду.

Она открыла тяжелую дверь и забралась в машину. Заклепка на башмаке корябнула бежевую кожу обивки.

— Я была у тебя дома. Твоя мать сказала, что ты в полиции.

— Да. Они хотели, чтобы я рассказала им, что произошло.

— Я тоже этого хочу. Но сначала давай доедем до дома. — И она оглянулась на Дэйну.

В ее глазах только горе, подумала Дэйна. Она видела такие же глаза в зеркале каждый день.


Дэйна в изумлении оглядывалась по сторонам. А ведь это только гараж.

Кэрри нажала какие-то кнопки на одном пульте, на другом, ввела код, потом они поднялись по внутренней лестнице из непонятного белого материала. Дэйна в жизни не видела ничего подобного. Почти как белое стекло, подумала она, с опаской наступая своими тяжелыми ботинками на полупрозрачные ступени.

— Сюда, — сказала Кэрри.

Дэйна почувствовала на плече руку той, второй женщины, подтолкнувшей ее в нужном направлении. Наверное, прислуга.

— Вот черт! — не удержалась Дэйна, когда они вошли в огромный белый холл, в конце которого находилась еще одна винтовая лестница.

Все тут было из белого мрамора или какого-то другого белого камня, и повсюду шизанутая мебель странной формы, столики с огромными вазами, полными белых цветов. Цветы, наверное, искусственные, подумала Дэйна, а вслух произнесла:

— У меня дома все не так.

Кэрри слегка улыбнулась, сняла куртку и повесила на закругляющийся конец перил.

— Макс никогда не рассказывал, ну, обо всем этом.

— Поэтому я и хочу поговорить с тобой, Дэйна. Хочу узнать… про тебя и Макса. Он мне про тебя тоже не рассказывал, но мне кажется, вы были близки.

Они вошли в кухню, еще один образец минимализма и лаконичных линий, с блестящими шкафами и гладкими каменными столешницами. Помещение сияло чистотой. Дэйне тут же вспомнилась собственная кухня. Все там пропахло прогорклым жиром, на котором мать жарила для Кева картошку. Этот мерзкий жир тонкой пленкой покрывал на кухне все. Даже потолок.

— Макс был хорошим другом.

У Дэйны внезапно закружилась голова, но она не знала, можно ли ей присесть. Несколько табуреток на блестящих ножках с виду были такие хрупкие. Она оперлась о каменную столешницу, но тут же отдернула руку, испугавшись, что заляпает сияющую поверхность.

— Вы встречались? — спросила Кэрри.

Она наливала воду в чайник. Во всяком случае, Дэйна решила, что это чайник. У них дома воду кипятили в старом уродце со свистком. А этот больше похож на инопланетный прибор.

— Думаю, можно и так сказать.

Ей показалось, что Кэрри вздохнула. Да и понятно. Дэйна уже сообразила, что для Макса, жившего в этом роскошном дворце, она была неподходящей парой. Интересно, Макс тоже чувствовал себя здесь грязным? Он ведь столько времени проводил в доме своего отца и в хижине.

— Мы целовались.

Кэрри закрыла глаза.

— Он меня любил, — упрямо сказала Дэйна.

— А ты его любила?

— Да! Но… — Она запнулась, вспомнив, с кем разговаривает. Пусть они были не в эфире, а Кэрри не накрашена и без микрофона, но это не значит, что она не использует любое ее слово в своем шоу. То, что было у них с Максом, никого не касалось.

— Как вы познакомились? — Кэрри села на один из табуретов и жестом предложила Дэйне последовать ее примеру.

— В школе. На английском. Это наш любимый предмет.

— Ясно.

Казалось, Кэрри удивлена. Дэйна догадалась, что та ничего не знает о жизни Макса, что ему нравится, а что — нет. Но ведь и ее мать о ней, Дэйне, тоже ничего не знает. Мать вряд ли в курсе, в какую школу она ходит, что уж говорить о любимых предметах.

— У нас получаются хорошие сочинения. Получались. — Она не собиралась возвращаться в школу.

— Макс раньше ходил в приличную школу, — сказала Кэрри. — Ему не стоило ее бросать.

— Думаю, он все равно бы умер! — вырвалось у Дэйны. — То есть я хочу сказать, что некоторые вещи не изменить.