— Ласкай меня скорее, умоляю тебя, ты же видишь, как действуют твои речи на Жюльетту; я не встречала женщины, чьи мысли были бы так близки к моим, как твои; в сравнении с тобой Клервиль была ребенком; я всю жизнь искала тебя, милая Дюран, не покидай меня больше.
И волшебница, желая в полной мере воспользоваться моим экстазом, уложила меня на кушетку и посредством трех пальцев одарила меня такими ласками, каких я еще не знала. Я ответила тем же, обхватив губами ее клитор, а когда увидела, как судорожно сжимается и разжимается ее заднее отверстие — словно цветок, жаждущий вечерней росы, — нащупала рукой искусственный фаллос и вонзила его в таинственный грот, который был невероятных размеров: толстенный инструмент длиной не менее двадцати сантиметров мигом исчез в глубине, и когда он скрылся из виду, развратница застонала, задрожала всем телом и засучила ногами. Воистину, если Природа не дала ей познать обычные удовольствия, она щедро вознаградила Дюран потрясающей чувствительностью ко всем прочим. Один из выдающихся талантов моей наперсницы заключался в способности сторицей возвращать получаемое удовольствие, она оплела меня своим гибким телом и, пока я ее содомировала, она целовала меня в губы, вставив пальцы в мой анус. Она то и дело, забыв обо всем, концентрировалась исключительно на своих ощущениях, и тогда раздавались такие смачные ругательства, каких я не слышала ни от кого. К этому могу добавить, что с какой бы стороны ни посмотреть на эту замечательную женщину — дитя злодейства, похоти и бесстыдства, — можно сказать только одно: все ее качества — и физические и моральные — делали ее самой выдающейся либертиной своего времени.
Потом Дюран захотела ласкать меня так, как перед тем я ласкала ее. Она всадила мне в седалище фаллос, и в ответ на его мощные толчки я извергнулась три раза подряд и хочу повторить, что никогда не встречала женщины, столь изощренной в искусстве доставлять наслаждение.
После этого мы перешли к радостям Бахуса, и когда опьянение достигло предела, Дюран предложила мне выйти на улицу и продолжить развлечения на свежем воздухе.
— Мы полюбуемся, — сказала она, — как идет подготовка к похоронам одной пятнадцатилетней девчушки, настоящего ангелочка, которую я отравила вчера по просьбе ее отца: некоторое время он баловался ею в постели, но она выдала его.
Мы оделись, как одеваются местные потаскухи, и с наступлением темноты вышли из дома.
— Сначала спустимся в гавань и развлечемся с матросами, среди которых попадаются настоящие монстры. Ты даже не представляешь, как приятно выжать соки из этих колбасок…
— Постыдилась бы, шлюха, — укоризненно проговорила я, целуя ее, — ты же совсем пьяна.
— Совсем немного; но не думай, что для того, чтобы разжечь во мне пожар вожделения, мне требуется помощь Бахуса. Я знаю, что этому озорнику приписывают волшебные свойства, но и без него я могу преступить все границы скромности и пристойности; впрочем, ты сама скоро увидишь.
Не успели мы дойти до порта, как нас окружила толпа матросов и грузчиков.
— Привет, друзья, — крикнула им Дюран, — давайте обойдемся без толкучки и не будем спешить: мы удовлетворим вас всех, до последнего. Вот эта девушка — из Франции [118] , она только вчера вышла на панель, сейчас она сядет вот на эту тумбу, поднимет свои юбки и предложит вам ту дырочку, которая вам больше приглянется, а я помогу вам.
Окружившая нас орава с восторженным воем встретила ее речь. Первый захотел увидеть мой голый зад, и его грубая неуклюжесть наверняка испортила бы внешний вид моих ягодиц, если бы Дюран не призвала его к порядку, поэтому он ограничился тем, что забрызгал семенем мою грудь. Второй усадил меня на кнехт и заставил как можно шире раздвинуть ноги; моя спутница направила массивный орган в мое влагалище, я, движимая инстинктивным рефлексом, подалась навстречу и поглотила его до самого корня. Матрос приподнял меня, заголил мне юбки и выставил мой зад на всеобщее обозрение. К нему тотчас подскочил еще один, раздвинул ягодицы и проник внутрь.
— Погодите, — озабоченно сказала Дюран, — дайте ей на что-нибудь опереться. — С этими словами она вложила мне в руки по огромному члену и, подставив пятому свое седалище, добавила: — Иди сюда, дружище. К сожалению, я не могу предложить тебе что-нибудь другое, так как Природа лишила меня такой возможности, но не беспокойся: моя задняя норка тепла и уютна и заставит тебя позабыть о куночке.
Тем временем мои копьеносцы сменяли друг друга в быстром темпе, и я обслужила более пятидесяти оборванцев в течение трех часов. Дюран также не бездействовала и, имея большую слабость к мужским органам, не оставила ни один из них без внимания. Удовлетворив эту толпу бандитов, мы сели с ними пировать — таков был обычай в их среде.
— Я обожаю эти притоны, — шепнула мне Дюран, — в таких местах можно насладиться самым мерзким и грязным развратом.
Мы пили, ели и снова пили и в конце концов дошли до такого скотского состояния, что обе распростерлись на полу в середине таверны и еще раз пропустили через себя всю ораву, предварительно заставив всех блевать, мочиться и испражняться на нас. Когда эта безумная оргия подошла к концу, мы были по уши в моче, дерьме и сперме.
— А теперь, друзья, — заявила моя спутница, когда суматоха стихла, — мы хотим отблагодарить вас за чудесный ужин и подарить вам образцы наших товаров. Может быть, кому-то из вас нужно свести личные счеты с недругами? Если так, мы предоставим вам самые надежные средства.
Вы не поверите, друзья, — и это лишний раз говорит о том, какого прогресса достигло человечество в пороке, — но в тот же миг поднялся невероятный шум и гвалт; все потребовали адских снадобий, и никто не остался обделенным; по нашим скромным подсчетам наш разгул закончился несколькими десятками убийств.
— Еще не поздно, — сказала мне Дюран поднимаясь, — нас ждут новые приключения. Мне просто необходимо узнать, чем кончилась смерть моей юной прелестницы.
Мы тепло распрощались с хозяевами и подошли к площади, где стоял храм, как раз в тот момент, когда к нему приближалась похоронная процессия. В Италии существует традиция нести покойников в открытых гробах, и Дюран сразу узнала ребенка, на котором был испытан яд.
— Это она, — возбужденно зашептала колдунья, — это она, черт возьми мою душу! Давай встанем в тень и будем ласкать друг друга, когда ее понесут мимо.
— Мне кажется, лучше опередить их и пробраться в церковь; мы спрячемся в часовне и увидим всю процедуру.
— Ты права: самое интересное будет в конце, — согласилась Дюран, — пойдем скорее.