— Ну вот, — сказала Дзанетти, которая была прекрасна: нагая, с развевающимися волосами и с покрасневшим от возбуждения лицом, — все это к вашим услугам; с какой стороны вы желаете принять эти орудия?
— Гром и молния! — воскликнула я, воодушевленная такой перспективой. — Да пусть они забираются куда угодно…
— Нет, дорогая, приятные вещи в жизни требуется заслужить, то есть по-настоящему возжелать их, поэтому для начала примите их в вагину — это возбудит вас, и только после этого вы получите остальное; впрочем, предоставьте это мне.
Розетта также разделась к этому времени; вместе с хозяйкой они привели наших атлетов в неописуемое состояние, и моя любезная подруга один за другим стала вводить члены в мое влагалище. Она делала это, прижимаясь к моим губам своим клитором, ее по очереди содомировали двое юношей, а субретка направляла член третьего в задницу того, кто совокуплялся со мной.
Ах, друзья мои, как мне описать удовольствие, полученное мною во время этой первой сцены! Когда все десятеро продемонстрировали мне мощь своих инструментов, я встала на четвереньки и подставила им зад: содомия началась без всякой подготовки; влагалище мне сосала Дзанетти, она же в каждой руке разогревала по одному члену, готовя их к проникновению. Моего содомита также содомировали, я лизала клитор Розетти, которая тем временем втирала головку очередного фаллоса в свою пушистую клумбу; таким образом я могла поочередно сосать ее вагину или орган, который она ласкала. Когда все члены побывали в моих потрохах, мы сменили позы и образовали один живой клубок: я уселась на кол одного юноши, второй овладел моим влагалищем, правой рукой я вводила третий член в зад Дзанетти, которая лежала на ком-то и принимала пятый орган в вагину. Левой рукой я оказывала такую же услугу Розетти, которую также сношали в оба отверстия; восьмой юноша содомировал моего содомита, девятый орган был во рту у Розетти, последний совершал оральный акт со мной.
— Здесь есть место еще для двоих, — сказала Дзанетти, — эти двое, что прочищают задницу мне и моей горничной, вполне могли бы принять в себя по одному члену. В следующий раз надо собрать пятнадцать человек.
Но я, обалдевшая от удовольствия, смогла ответить лишь неистовыми движениями тела, и мгновение спустя мы все, вся чертова дюжина, изверглись одновременно и потоком спермы погасили — а лучше сказать, потушили на время — сжиравшую нас похоть.
Вслед за тем в середину уложили Дзанетти и еще раз повторили всю процедуру, где я исполняла второстепенную роль и с огромным наслаждением наблюдала фантастические курбеты венецианской блудницы; она превзошла и Сафо и Мессалину: это было настоящее безумие, это был неистовый праздник сластолюбия, сопровождаемый беспрерывным потоком грязных ругательств, страстных вздохов, громогласных стонов, которые сменились в момент кризиса пронзительным воплем. Повторяю: никогда не было у Венеры столь верной служительницы, никогда ни одна блудница на свете не извергалась с таким остервенением.
Но представьте, друзья, она этим не удовлетворилась: после плотских наслаждений мы сели за стол и с такой же невоздержанностью начали пить; измученных мужчин отпустили, и когда мы, все трое, накачали себя невероятным количеством вина, мы снова бросились ласкать друг друга как самые последние шлюхи; это продолжалось до тех пор, пока утреннее солнце не увидело наши сатурналии и не напомнило нам о том, что человеческому организму необходим отдых.
Несколько дней спустя эта необыкновенная женщина нанесла мне ответный визит. Как она призналась, я произвела на нее незабываемое впечатление, и она никак не может избавиться от этого дьявольского наваждения.
— Теперь, когда мы познакомились ближе, милая моя, я должна поведать вам о своих наклонностях, — заявила она. — Я вся пропитана пороком, а вы, насколько я слышала, отличаетесь поистине философским образом мыслей, поэтому надеюсь, что вы меня поймете.
— Продолжайте, любовь моя, скажите, какие грехи вам больше всего по душе. Какие доставляют вам наибольшее удовольствие?
— Воровство. Ничто так не возбуждает меня, как воровство. Хотя я имею доход больше ста тысяч ливров в год, не проходит и дня без того, чтобы я чего-нибудь не украла ради удовольствия.
— Утешьтесь, дорогая, — и я крепко сжала руку своей наперсницы, — вы видите перед собой самую яркую последовательницу такой же страсти . Как и вы, я не могу обходиться без воровства, как и вы, я получаю от него удовольствие и вижу в нем смысл всей моей жизни. Воровать — это естественно, это не только не порок — это свойство следует считать добродетелью. Осмелюсь добавить, любовь моя, — продолжала я, пылко целуя Дзанетти, — что я безумно рада видеть в вас женщину, свободную от угрызений совести.
В этом смысле, пожалуй, нет мне равной, — заявила очаровательная венецианка. — В моей голове ежеминутно рождаются тысячи самых отвратительных и непристойных мыслей, и когда говорят мои страсти, я ни в чем себе не отказываю.
— О небо! — простонала я. — Так вы способны и на убийство?
— Я готова убить и отца и мать, готова совершить самое чудовищное злодейство, в сущности для меня вообще не существует такого понятия. Вы откровенны со мной, и я отвечу вам тем же, только пусть вас не пугает то, что я вам скажу. И поклянитесь, что никто не узнает того, что вы от меня услышите.
Я поклялась молчать, и моя новая подруга продолжала:
— Вам известно, Жюльетта, что я — вдова, поэтому ни перед кем не обязана отчитываться в своих поступках. Прошу вас не спрашивать, как я обрела свою свободу, скажу лишь, что я обязана ею преступлению.
— Вы сами его совершили?
— Нет. Мой супруг, злейший враг моих наслаждений, пал от руки убийцы: в Венеции за несколько цехинов можно разделаться с кем угодно.
— Однако лучше сделать это самой, — заметила я, — но в любом случае у нас с вами очень много общего.
— Как я вас люблю, радость моя! Достойны похвалы женщины, когда они освобождаются от своих тиранов и мучителей; по какому праву мужчины отбирают у нас свободу? Пусть они чаще дают женам развод, тогда убийств будет меньше.
— Скажу по секрету, что в Венеции есть одна организация, которая занимается исключительно воровством, грабежом, вымогательством, а при необходимости и убийствами. Это очень многочисленная банда, ее влияние распространяется на всю округу, ее глава — некий Моберти. Он — мой любовник, и я безумно люблю его: ни один мужчина никогда не внушал мне таких чувств, как он. Когда ты его увидишь, моя голубка, тебя, наверное, удивит моя страсть, но узнав его поближе, ты поймешь, что можно любить человека за его вкусы, его страсти, темперамент и образ мыслей, а не за внешние достоинства.
Ему сорок четыре года, у него рыжие волосы, как у Иуды, маленькие слезящиеся глаза, очень близко посаженные, большой рот и гнилые зубы; нос. и губы у него, как у негра, а сам он маленький, приземистый, уродливый, но при всем этом обладает настолько громадным инструментом, что, несмотря на всю мою привычку к содомии, во время совокупления у меня разрываются все внутренности… Вот, милая Жюльетта, полный портрет человека, которого я обожаю, хотя каждый день наставляю ему рога; но он не возражает против моих шалостей, понимая, что я не могу без них жить; со своей стороны я спокойно отношусь к его неверности и даже способствую ему, потакая его прихотям. Словом, он лишен чувства ревности, а нашу связь можно назвать идеальным духовным союзом.