— Ты должен извлечь то, что в нее посеял. Вот тебе нож, приступай немедленно, если не хочешь испытать его на себе.
Удрученный малый тем не менее сделал все, что я велела; каждый удар кинжала извергал из меня приступ оргазма, и я успокоилась только тогда, когда все тело бедняжки превратилось в сплошную кровавую рану и когда опустели мои семенники.
Когда все закончилось, мы с Браски отправились в опочивальню: распутник пожелал, чтобы я провела с ним остаток ночи.
— У вас удивительно твердый характер, — сказал он, когда мы остались одни, — мне очень нравятся жестокие женщины, и я уверен, что ни одна из них не сравнится с вами.
— Княгиня Боргезе превосходит меня, ваше преосвященство, — скромно отвечала я.
— Отнюдь, — возразил папа. — Она постоянно терзается угрызениями совести. Через неделю, — продолжал он, — я даю обещанный вам обед, на нем будет присутствовать княгиня и оба ваших приятеля-кардинала. Поверьте, я говорю со всей искренностью, дорогая, что надеюсь совершить вместе с вами ужасы, которые превзойдут сегодняшние наши развлечения.
— О, я уже предвкушаю наслаждение, — вежливо заметила я, решив про себя, что вожделенная кража будет совершена мною в следующий визит в Ватикан.
В это время Браски, усердно смазывавший свою промежность каким-то ароматным составом, предложил мне вернуться к удовольствиям.
— Боюсь, что не смогу содомировать вас, — прибавил он, — но вы можете делать со мной, что захотите…
Я оседлала его грудь, прижалась задним проходом к его губам, и этот великий плут и мошенник — а другого слова я для него не нахожу — сбросил свое семя мне в рот, громогласно понося своего Бога почище любого атеиста.
Когда он заснул, меня охватило сильное искушение воспользоваться моментом и обчистить его сокровищницу. Дорога была мне знакома — он показал мне ее сам, — и стража наверняка крепко спала. Однако этот план мы задумали вместе с Олимпией, и я не хотела лишать ее удовольствия; кроме того, надо было захватить с собой Элизу и Раймонду, ибо вчетвером мы могли унести добычи гораздо больше.
Хорошо, что я сдержалась, так как Пий VI проспал недолго. В тот день должно было состояться заседание консистории [82] , и я ушла, оставив его святейшество обсуждать положение с христианской совестью во всем мире и не забыв попросить прощения у своей совести за то, что недостаточно преступлений взвалила на нее в ту ночь. Я уже говорила прежде и заявляю сейчас, что для души, привыкшей к злодейству, нет ничего хуже угрызений, и когда человек дошел до полной развращенности, с его стороны гораздо разумнее и дальше следовать по дороге порока, нежели почивать на лаврах: новые деяния приносят новые удовольствия, между тем ничегонеделание доставляет только огорчения.
Горячая ванна смыла с меня все следы, которыми запятнал меня его святейшество, и я отправилась во дворец Боргезе рассказать подруге о своем успехе в Ватикане.
Чтобы не докучать вам однообразными подробностями, я не стану описывать оргии, которым мы предавались в главном католическом соборе, чаще всего в Сикстинской Капелле. Расскажу лишь об одном празднестве, на котором присутствовали более четырехсот предметов обоего пола. Тридцать девственниц в возрасте от семи до четырнадцати, одна прекраснее другой, были изнасилованы и истреблены самым зверским образом; та же участь постигла сорок мальчиков. Альбани, Бернис и папа содомировали друг друга, пьянея от вина и от мерзостей, убивали и истязали и к концу вечера купались в крови и в собственной сперме; мы улучили момент и вчетвером — Олимпия, Элиза, Раймонда и я — выскользнули за дверь и преспокойненько ограбили сокровищницу. Мы вынесли оттуда двадцать тысяч цехинов, которые Сбригани, поджидавший неподалеку с несколькими верными людьми, отвез прямо в дом княгини, где на следующий день мы поделили добычу. Браски не заметил кражу, а может быть, счел нужным притвориться, что не заметил ее. Больше с его святейшеством я не виделась; мне кажется, он почувствовал, что мои визиты в Ватикан стоят ему больше, чем он мог себе позволить. Ввиду этих обстоятельств я не видела причин дальше оставаться в Риме и решила покинуть вечный город. Олимпия очень расстроилась узнав об этом, но решение мое было бесповоротно, и в начале зимы я отправилась в Неаполь с пачкой рекомендательных писем, адресованных королевскому семейству, княгине Франкавилле и другим грандам и грандессам Неаполя. Свои сбережения я оставила на хранение римским банкирам.
Мы путешествовали в роскошном экипаже. Нас было четверо — Сбригани, две мои наперсницы, или, если хотите, служанки, и я. Экипаж сопровождали четверо верховых лакеев. Между селениями Фонди и Минтурино, где дорога пролегает по берегу Гаэтанского залива, в пятнадцати лье от Неаполя, в облаке пыли появились десять всадников. Держа в руках пистолеты, они предложили нам свернуть с дороги и проехать немного в сторону для беседы с капитаном Бризатеста, который, по их словам, будет очень огорчен, если столь благородные путешественники не нанесут ему визит. Мы без труда поняли смысл этих слов и, быстро оценив соотношение сил, которое было явно не в нашу пользу, сочли за благо капитулировать.
— Дружище, — обратился Сбригани к офицеру, — я слышал, что мошенники и разбойники всегда ладят друг с другом; вы промышляете одним способом, мы — другим, но у нас общие цели.
— Вот это вы и расскажете капитану, — ответил лейтенант, — я же просто выполняю приказ, тем более, что от этого зависит моя жизнь. За мной, господа!
Всадники привязали наших лакеев к хвостам своих лошадей, офицер взобрался к нам в экипаж, его люди сели на козлы, и мы тронулись в путь. Мы ехали целых пять часов, и за это время наш проводник рассказал о капитане Бризатеста, самом знаменитом разбойнике во всей Италии.
— У него под ружьем двенадцать сотен людей, — сообщил лейтенант, — и наши отряды бродят по папскому государству до самого Тренто на севере и до Калабрии на юге. Богатства Бризатесты огромны. В прошлом году он побывал в Париже и женился там на красивой даме, которая теперь служит украшением его дома.
— Послушайте, брат мой, — сказала я бандиту, — мне сдается, что не очень почетно быть украшением бандитского дома.
— Прошу прощенья, — возразил тот, — обязанности госпожи шире, чем вы думаете: например, она перерезает глотки пленникам, и уверяю вас, прекрасно справляется с этим, так что вам будет весьма приятно умереть от ее руки.
— Понятно, — заметила я, — значит, женщина, которую вы называете украшением дома, — это очень серьезная особа. Но скажите, дома ли сейчас капитан или мы будем иметь дело только с госпожой?
— Они оба дома. Бризатеста только что вернулся из экспедиции в глубь Калабрии, которая стоила нам нескольких человек, но принесла немалую добычу. Поэтому наше вознаграждение устроилось; о, он очень добрый человек, наш капитан, и очень справедливый к тому же. Всегда платит нам сообразно своим средствам — иногда даже десять унций в день, если позволяет заработок [83] . Но вот мы и приехали, — сказал офицер. — Жаль, что в темноте вам не видно, в каком красивом месте стоит этот великолепный дом. Внизу под нами море, отсюда попасть в замок можно только пешком, поэтому нам придется сойти. Будьте осторожны: тропинка очень крутая.