– Поделим, – задумалась Кессаа. – Но при одном условии.
– Слушаю с трепетом, – растянул губы в улыбке слепой.
– Сними с него цепь, – потребовала Кессаа.
– Но… – замялся Рох.
– Лат, – окликнула Кессаа парня, который молча гладил собаку и трепал ей уши. – Сколько дорог ведет в Омасс?
– Одна, – тихо отозвался парень, с трудом выговаривая слова по-сайдски. – Порой она ветвится, разбегается на тропы, но главная дорога одна. И все тропы рано или поздно возвращаются к ней. Но здесь никто не ходит.
– Теперь уже ходит, – не согласилась Кессаа. – Я прослежу, чтобы расчет с твоим провожатым был полным, и добавлю от себя пару золотых в Омассе. Конечно, если ты не сбежишь по дороге.
Паренек помолчал, взъерошил жидкие волосы, пугливо бросил:
– А за нами в самом деле идут воины? А деда моего видели? Это вас Хвост привел?
– Значит, – усмехнулась Кессаа, – у пса все-таки есть имя? Воинов ты скоро увидишь, с дедом все в порядке. Я могу тебе верить?
– Можете, – согласился парень.
– Хорошо, – кивнула Кессаа и произнесла несколько слов на бальском. Пес зарычал и едва не укусил парня. Лат отпрыгнул в сторону и уставился на собаку расширенными от ужаса глазами. – Видел? – спросила Кессаа и щелчком пальцев успокоила собаку. – Если обманешь, я за тобой не побегу. Пес побежит за тобой. Вряд ли он тебя загрызет, но покусает точно. Рох, снимай с парня ошейник, тебя поведет Марик.
– Ты знаешь бальские заклинания? – удивился тот.
– Я многое знаю, – вздохнула Кессаа. – А теперь – в путь, нужно подобрать место для ночлега. Марик, у тебя в мешке была еще пара обуви и халат. Брось его Лату, а то наш проводник скоро превратится в сосульку. Насьта! Почаще оглядывайся да держи лук наготове, а дрова передай Марику! И – в путь, в путь!
Уже вскоре Марик уверился, что опасность превратиться в сосульку грозит каждому из увеличившегося до пяти человек отряда. Постепенно дорога сузилась до трех-четырех локтей, по правую руку открылась пропасть, слева взметнулись скалы, и ледяной ветер не сносил путешественников с тропы только потому, что налетал со стороны бездны и прижимал их к холодному камню.
Марик шел сразу за пареньком и уже не мечтал на первой же ночевке спалить большую часть натрудившего спину груза: невозможность отогреваться у костра каждую ночь казалась все страшнее и страшнее. Какие несколько дней! – одного дня хватит, чтобы промерзнуть до костей, а затем свалиться в пропасть и разбиться на ее дне на мелкие осколки. И это лето? Что же творится на тропе зимой? Нет, точно говорили Кессаа: нет перехода на ту сторону гор, потому что такая дорога переходом называться не может.
– Здесь! – наконец остановилась Кессаа, когда тропа скользнула в узкий распадок, чтобы после него выбраться вновь на головокружительный карниз. Сумрак уже сгустился настолько, что узкая речушка на дне пропасти скрылась во тьме, и Марику начало казаться, что сама ночь выползает у него из-под ног. – Здесь, – повторила Кессаа и присела на замшелый валун. – Разводи костер, Марик. Сегодня нас уже не достанут, а завтра мы поищем хорошее место для первой встречи. Я кое-что оставила на тропе – ночью они карниз не пройдут. Всем отдыхать, я услышу, если что, да и Хвост не даст нам проспать, ведь так же?
Пес тут же замотал хвостом, и Марик подумал, что подобострастное виляние могло обозначать что угодно, но руки его уже сами собой развязывали мешок и торопливо складывали шалашиком поленья. Скоро в расщелине затрепетал костерок, а кусок копченого мяса с сухарем и кружкой горячего вина окончательно уверил баль, что все не так уж плохо, как показалось ему на первый взгляд. Откуда-то сверху полетели снежные хлопья, ветер стих, и в накатившей на измученных путников тишине пробудился рокот далекой речушки.
– Она течет в Скир? – оживился Насьта.
– Не она, а он, – проворчал Рох, который к вечеру окончательно подрастерял остатки лоска и почти всю спесь. – Даж бежит в Скир. Изгибается возле Борки, защищая ее восточное плечо, затем уходит к Омассу, а после, отделяя лесные равнины от непроходимых гор, спешит к Лассу и впадает в море. Если хенны возьмут Борку, то только Даж может остановить их. Единственный мост на Скир возле Ласской крепости – и уж точно укреплен бастионами.
– Подожди, – нахмурилась Кессаа. – Но ведь Омасс тоже стоит на левом берегу Дажа, как и Борка, а к Борке мы не идем. Получается, что мы дважды должны будем пересечь Даж? Выходит, есть еще мосты через реку? Или нам придется спускаться вниз?
– Нет, – замотал головой Лат, который смаковал выданные ему сухарь и ломоть мяса, как самое роскошное кушанье. – Мостов нет, но переходы есть. Спускаться не придется. Если только падать, но лучше не падать. Лучше идти. Не надо падать: там, – он махнул рукой вниз, – будет лепешка.
– У меня только одна просьба, – вежливо прокашлялся Рох. – Я к тебе обращаюсь, молодой бальский воин, который отчего-то показался мне сначала похожим на колдуна. Впрочем, мне извинительно, – похлопал слепой пальцами по векам, – не разглядел! Если ты вздумаешь падать в пропасть, будь так добр, сразу же отпускай цепь, которая заканчивается у меня на запястье, иначе мы погибнем оба. И в то же время, если я буду падать, не отпускай ее ни в коем случае!
– Чтобы не погиб досточтимый Рох, – закончил Насьта. – Вот такушки, выходит?
– Вы ничего не понимаете, – поморщился Рох. – В сущности, смерть от падения мгновенна. Полет тоже недолог, но испугаться Марик не успеет. А ценность одного воина – это ценность одного воина. Скорая смерть – мечта любого, кто выходит на дорогу войны. Она лучше долгих мучений. Вместе с тем мне падать никак нельзя! Только я один могу провести вас в Омасс и вывести из Омасса. К тому же я вовсе не уверен, что в городе теперь не хозяйничают хенны. Тогда одна дорога – в падь.
– Я, кстати, вовсе не собираюсь падать в пропасть! – возмутился Марик. – И уж тем более выпускать цепь. Так что о ценности каждого из нас будем рассуждать позже.
– Почему ты не боишься пади? – спросила Кессаа.
– Глаза боятся, – ответил после долгой паузы Рох. – Когда глаз нет, страхи уменьшаются, ты сама все увидишь. Запомни, девочка: меньшая часть страхов живет здесь. – Слепой коснулся ладонью груди и потянул на плечи плащ.
– Всем спать, – приказала Кессаа и, поднявшись, принялась всматриваться в небо.
– Что случилось? – насторожился Насьта.
– Пока ничего, – негромко ответила девушка и добавила: – Но случится непременно.
Ночью Марик спал плохо. Ему казалось, что он обратился в крохотную букашку, которая ползет через вздыбленный пласт земли, представляя его горным хребтом, но только для того, чтобы провалиться в след от каблука, на дне которого темнеет черная жижа, и другой каблук несется с неба, чтобы обратить в следующее пятно жижи самого Марика.
– Вставай, – похлопал его по щеке Насьта. – Светает, нам следует торопиться.