– Повторяю вопрос: сколько еще воинов в доме? – спокойно сказала Кессаа и, ухватившись за оперение стрелы, повернула ее в ране.
Паренек взвыл и в судорогах застучал по ступеням ногами.
– Ну? – Кессаа все еще держалась за стрелу.
Марик почувствовал, что тошнота подступает к горлу. Раненый уже почти хрипел, но Кессаа не отпускала стрелы.
– Один! – наконец прошептал паренек. – Один воин, толстяк Браг и отец!
– Отец? – не поняла Кессаа. – Насьта?
Ремини подал сайдке короткую стрелу. На стальном цевье темнела черная полоса.
– Отец… – задумалась Кессаа. – Сколько сыновей было у Торди?
– Трое, – прохрипел паренек.
– Значит, остался еще один? – покачала она головой.
– Двое осталось! – мотнул головой паренек, глотая кровавые пузыри. – Старший убит прошлой ночью, средний в порту сейчас и я здесь. Отец разрежет вас на ремни! Или брат!
– Один остался сын у Торди, и это не ты, парень, – не согласилась Кессаа и надавила на стрелу.
Паренек закашлялся и замер.
– И что же теперь делать с ним? – прошептал Марик, когда паренек начал подниматься на ноги, словно забыв о торчащей в животе стреле.
– Пусть потопчутся пока внизу, – махнула рукой Кессаа на мертвецов, которые, оставляя кровавые следы, переминались с ноги на ногу у начала лестницы. – Посмотрим, насколько младший сын Торди был честен с нами.
На втором этаже было не меньше десятка комнат. Насьта держал коридор, а Марик, проклиная раненую ногу, одну за другой вышибал двери и обыскивал помещения, уже не удивляясь роскоши и множеству странных и необъяснимых предметов городского быта. Одни постели, украшенные искусной резьбой и золотым шитьем, чего стоили, а сверх этого были причудливые светильники, удивительная посуда тонкой работы, и окна, застекленные ровными пластинами стекла. Где-то внизу раздавался грохот, звон и металлический скрежет. Стражники продолжали штурмовать особняк.
– Поспешим, – нахмурилась Кессаа. – Осталась одна комната. Насьта, не пожалей дорогой стрелы.
Крепкий репт, весивший столько же, сколько Марик, Насьта и Кессаа, вместе взятые, стоял с широким мечом сразу за дверью. К его несчастью, дверное полотно было не слишком толстым – правда, обычная стрела все равно бы завязла в нем, но дорогие стрелы Насьты были снаряжены иглами юррга. Ремини натянул тетиву до скулы, и стрела пробила дверь насквозь. В следующее мгновение за дверью раздались грохот и визг.
Марик вышиб здоровой ногой дверь и сразу за хрипящей тушей воина обнаружил не менее двух дюжин едва одетых девушек. Все они столпились у противоположной стены комнаты и явно собирались проститься с жизнью.
– Кто они? – изумился Насьта.
– Невольницы, – вздохнула сайдка. – Марик, тебе все еще надо объяснять, что такое бордель? Хотя этот дворец больше напоминает мне лавку. И, судя по убитым нами воинам, большая часть товара уже скоро должна была отправиться далеко от Ройты. Дядюшка Браг!
Девушки замерли. У Марика в глазах зарябило от блеска драгоценностей на их руках, шеях, талиях, но еще сильнее – от обнаженного тела.
– Дядюшка Браг! – повторила сайдка и опустилась на одно колено, чтобы заглянуть под царственное ложе, украшенное резными скульптурами и роскошным балдахином. – Где ты? Есть разговор!
За полуобнаженными телами девушек началась какая-то возня, Кессаа выпрямилась и поманила к себе одну из невольниц.
– Иди сюда, красавица, – махнула она рукой в сторону ложа. – Присядь пока. И ты. И ты. А теперь… – Кессаа подняла руки и выкрикнула: – Все!
Девушки ринулись к огромной кровати с визгом, который тут же сменился криком боли одной из них. Фыркнула стрела Насьты, и один из двух мужчин, скрывавшихся за невольницами, захрипел, пытаясь вырвать стрелу из горла.
– Я здесь! – Уже известный спутникам толстяк, лицо которого побледнело до цвета Молочных пиков, бухнулся на колени и помахал рукой. – Меня кто-то искал?
– Я искала, – бросила Кессаа, перетягивая тканью пронзенную короткой стрелой руку одной из невольниц. – Да не вой ты, девка, легко отделалась, заживет, даже шрама не разглядишь! Ну? Что там, Насьта?
– Лучников нет… – Насьта подошел к окну. – Но стражников с полсотни. Этих, которые с лентами, не видно, но демон их разберет в толпе – вся улица народом запружена! Смотри-ка! Семейка сайдов очухалась – и уже в полном составе! Стражники тащат столб: сейчас будут дверь вышибать!
– Вот что. – Кессаа прищурилась. – Марик, прихвати шторой старшего Торди за ноги да подвесь за окном между этажами. А ты, Насьта, рассыпь из окна серебро и медь. Все рассыпь, да пошире разбрасывай! А ты, – перевела она взгляд на толстяка, – сейчас расскажешь мне, как выбраться из этого домика. И тогда останешься жив.
– Нет отсюда другого выхода! – прошипел толстяк, прислушиваясь к истошным крикам, понесшимся от входа в дом, едва Насьта принялся разбрасывать монеты. – Король Репты будет очень недоволен тобой, девка! Изрядные денежки я отдавал ему! Каждый третий золотой отходил в королевскую казну, а девок только пришлых я брал, ни одной рептки здесь нет!
– Врет, – прошептала девушка, морщась от боли в перевязанной руке.
– Замолчи, дрянь! – завизжал толстяк. – Вольные мореплаватели девок брали, на острова увозили! Кому плохо, если в Ройте меньше потаскух будет? Кому плохо, если люди Торди, да и городские вельможи страсти свои у меня утоляли, а не в грязных кабаках? Не уйти вам! Стражники вас не выпустят, а прорветесь – все одно люди Торди разорвут вас на куски! Вы безумцы! Надо было скрывать, что вы убили Торди, а вы его на потеху всему городу вывешиваете? Он мертвым город еще сильнее испугает, чем живым пугал!
Марик стянул узлом ноги седовласого мертвеца, который начал уже трепыхаться у него в руках, и швырнул его в окно. И в то же мгновение за стенами особняка наступила тишина.
– Что там? – спросила Кессаа.
– Стражники замерли, – ответил Насьта. – Все остальные разбегаются, словно мы демона обезглавленного вывесили.
– Вот и хорошо, – кивнула сайдка. – Не люблю шума. Так что ты сказал насчет запасного выхода?
– Нет его! – заорал толстяк.
– Есть, – прошептала раненая. – На кухне. Я рептка! Отец не смог заплатить на рынке – там меня и схватили. Потом отвели в слободку в неприметный дом, а оттуда притащили сюда.
– Прикуси язык, дрянь! – скрипнул зубами толстяк.
– Слободку хорошо знаешь? – нахмурилась Кессаа.
– Родилась я там, – вдруг заплакала девушка.
– Значит, так. – Кессаа поднялась. – Марик, дядюшку свяжи, чтобы мог идти сам, и глаз с него не спускай. А вы… – Она обернулась к девушкам, напоминавшим сбившихся кучкой лесных зверьков во время потопа. – А вам я даю счету до ста. Мне отчего-то кажется, что этот дядюшка каждой из вас ощутимо задолжал. Так вот, я не обижусь, если каждая подберет себе узелок чего-нибудь ценного, а кто не успеет – тот уйдет без мзды. Живо!