Тирух кивал и думал о том, что в последнюю ночевку на захудалом постоялом дворе выспаться ему так и не удалось. Черные жуки ползали по стенам. Колдун попытался отогнать их магией, а они, вместо того чтобы попрятаться по щелям, вдруг задымились и принялись метаться по стенам, рассыпая огненные искры.
– Что ж ты делаешь! – ворвался в комнату разъяренный хозяин. – Это же огневики! Их нельзя пугать. Ты что, хочешь дом мне спалить? Ползают жуки по стенам, не кусаются, никого не трогают – нет, надо руками махать!
Тогда стражники до утра гоготали да перешучивались, а у Тируха теперь голову ломило от бессонной ночи. Заклинание, что ль, какое пробормотать, чтобы облегчение наступило, а ну опять какие-нибудь жуки задымят? Хотя дым не дым, а костерок бы не помешал – все-таки зима началась, со дня на день снег выпадет. Холод до костей пробрал, вон даже стражники вместо шлемов колпаки меховые на подшлемники натянули. Хорошо, что Аилле в просвет между облаками выглянул. С утра еще подморозило, а теперь трава подтаяла, и на камнях между ее пучками даже лужицы заблестели.
– Отег! – обратился к десятнику Тирух. – Дай глотнуть вина.
– Командиру отказать нельзя. – Десятник подергал себя за грязный ус, бросил Тируху мех и доверительно наклонился к колдуну: – О чем голову ломаешь, парень? Суйка, конечно, место еще то, но за последние лет двадцать никаких ужасов в ней замечено не было!
– Как это, не замечено?! – возмутился коротышка на пегом коне, меч которого не был двуручником, но почти равнялся с ростом владельца. – Да любой сайд знает, что в Суйке находит приют всякая нечисть, что из лесов топором или огнем выморочена! Заметь, Отег, я не о мертвецах говорю, о тех и правда особо не слышно ничего. А по поводу прошлогоднего случая скажу: не мертвецы кровь из вены у обходчика сосали. Или стража на первом круге мурра не нашла и копьями его не забила?
– С мурром справиться не особо сложно, – насмешливо прогудел десятник, – тем более если у тебя нужная травка есть. А что, скажи-ка мне, Обрубок, ты будешь делать, если на рыгву напорешься? Или на течень болотный? Эта мерзость не из окрестных лесов, она плоть от плоти упокойного города! Заметь, я о мертвецах тоже не говорю. Как тебе понравится гнилух?
– Не понравится он мне, – поморщился коротышка. – Я уже по имечку чувствую. Только ведь мы же не в гляделки там играть собираемся? И за второй круг не пойдем?
– Вот в гляделки играть и будем! – раздраженно бросил Тирух. – Беглецов нам надо высмотреть. По возможности живыми взять. Девку-то уж точно живой! Или вы не слышали, что Арух сказал?
– Слышали-то мы слышали, – проскрипел десятник. – И сеть приготовили, и стрелы специальные затупили. Но понять никак не можем, как мы девчонку и баль этого распознаем? А если они морок на себя накинули?
– Нет никакого морока! – поежился Тирух. – Морок бы я заметил, а если у них другая обманка, так лучше бы и не найти их нам, потому что не справлюсь я с ними! Ты говорил, Отег, что на воротах Суйки хижина смотрителя слажена? Остановимся там и проверять всех будем. Прав ты был, следовало мертвых клинком колоть. Мертвому оно без разницы, а нам все легче врага распознать!
– Еще не хватало! – возмутился коротышка, которого десятник Обрубком окликал. – Может быть, заодно и старух этих перебить? Головенки им переколотить дело нехитрое, да только палец дам под топор, что стоит нам вернуться в Скочу, на улицу не выйдешь. Или стрелу пустят, или в темноте горшок с варом о затылок разобьют!
– А ты, Обрубок, не только старух бойся! – зловеще прошептал косой. – Сколько мы деревень встретили? Четыре плохеньких до постоялого двора и ни одной после? Сорок лиг до Суйки ни одного жилища нет. Вокруг лес глухой, зверья в нем в достатке, а охотников что-то не видно. Ничего на ум не приходит? Гиблый этот лес! На дороге этой ничего не страшно, а сворачивать с нее не советую.
– Так, может, и не пошли сюда беглецы? – закашлялся коротышка. – Чего им тут делать? Если они на юг пробираются, им на Омасс двигать надо. Пройти там не просто будет, но городишко близ крепости не малый – при желании и затеряться можно. Опять же непонятно, какая разница Аруху, что через Суйку, что через Омасс, – все одно в Борку придется беглецам шагать, а там проход уже, чем ласский мост будет! Я вообще не слышал, чтобы кто через Суйку проходил. Через нее вообще проход есть?
– Есть, – степенно кивнул десятник. – Всего два прохода на юг из Скочи. Здесь и в Омассе, потому как Омасс в узкой долине стоит, а распадки к западу от крепости непроходимые – болота, скалы да пропасти. Возле самой крепости – холмы крутые, а за ними – Проклятая падь. Там, говорят, страшнее, чем в Суйке, но здесь проход на юг точно есть. Не может не быть. Правда, ни один бычок или кляча какая – из тех, что в Пекарсе, деревеньке южнее Суйки, от хозяев сбегали, сюда не выбирались, но они ведь могли и в падь забрести. Народ там ушлый, в деревеньке этой, на север даже взглянуть боятся, но все говорят, что проход через Суйку есть. Так видно же, что есть! Надо только на белые скалы забраться, что в пяти лигах севернее деревни, а уж с них вся Суйка как на ладони. И троп там довольно. Если через Суйку проберешься, можно и деревню миновать, так что ни одна собака не залает.
– Борку не минуешь, – сплюнул косой. – Только нам от того не легче. Из Пекарсы я кое-кого знаю. Болтать любят, только никто из них в Суйку не совался, несмотря на то что рассказов о сокровищах в древних склепах много ходит. А если кто и совался, то выбраться ему так и не удалось. А еще они говорили, что гавань там есть, вторая на всем побережье. И корабли-призраки к берегу пристают, а мертвецы из них сами выходят и в склепы ложатся. Так, может, наши беглецы не в Борку спешат, а прямиком в пиршественные залы мертвых мореходов?
– Стойте! – Тирух натянул поводья, чувствуя, как липкий пот скатывается по спине. – Что там впереди, Отег?
Узкая каменистая дорога взобралась на пологий холм, и с него открылся странный город. Сразу за кочковатым полем от блеснувшего вдали серого моря и до поросших больным лесом скал тянулась низкая стена, а за ней начинались улицы, площади и переулки. Они переплетались и пересекали друг друга, огибали и выстраивали в ряды почему-то белые безжизненные лачуги или склепы, убегая к тающему в дымке белесому холму. Над ним поднималось неясное, мутное, то ли окутанное туманом, то ли призрачное здание. Ряды мрачных стен рассекали город на части, и все это пространство вместе с улицами, склепами, стенами и башнями источало такой непередаваемый ужас, что ни одной шутки не прозвучало из маленького отряда.
– Прибыли. – Десятник потянул с головы колпак. – Не впервые я здесь, а всякий раз что-то в горле пересыхает. Ну-ка, Тирух, верни мне мех, не все еще высосал? А то что-то слова во рту застревать начали!
– Вот! – протянул руку косой. – За этой низкой стеной первый круг начинается. Полоса там прямо в земле до скал выплавлена, словно раскаленным горшком кто-то бальскую лепешку накрыл. Говорят, что когда-то в этих лачугах, что до второй стены, с башенками кургузыми, специальные ремесленники жили. Они и склепы обслуживали, и обряды всякие устраивали, потому как мертвые сами же не делают ничего. Они ж улиц не метут, кровли не чинят, стены не красят. Эти умельцы все и делали, хотя без обрядов специальных за стену не ходили. Чего только стоило склеп зачаровать, чтобы мертвец на месте лежал, а не поднялся бы в полночь, да в Проклятую падь не побрел! А когда мы местные племена за Дешту отбросили, в этих лачугах стали сайдов оставлять. Раньше и сайдов и баль – всех хоронили во втором круге. А уж что в третьем круге делается, в четвертом, и тем более на холме, я этого знать не знаю и желания идти туда у меня нет.