Один из них уже много лет назад показал молодому воину баль дорогу к хижине Эмучи. Правда, годы не только Зиди покалечили да стерли. Они и юного жреца храма Исс не пощадили. Посекли щеки и лоб морщинами, посеребрили щетину на подбородке. И не одному ему досталось, его собратья тоже с юностью простились.
Второй из них в костюме дештского торговца явился в каморку раба дома Креча, бывшего победителя воинских турниров баль, чтобы напомнить Зиди о его долге. О том, что пришло время предсмертному слуге вернуться к тайному алтарю. Заартачился тогда было хромой, впрочем, для порядка поупирался. Разве отказал бы сын народа баль собственному жрецу, разве бежал бы от долга своего? Хотел Зиди тогда что-то объяснить нежданному гостю, но потом махнул рукой: и в самом деле, нельзя оставлять баль без нового жреца – накатят если не сайды, так воинства Суррары из-за пелены. Ждал, видно, жрец отповеди, а вместо этого услышал пьяное бормотание отвратительного раба, что как уйти из города тот придумал. Только не дело в одиночестве через ворота править, выходить в последнюю ярмарку следует, когда на тракте затеряться получится. Одного не услышал жрец, каким способом до ярлыка вольного Зиди добраться решил.
Двоих бы сразу узнал Зиди, третьего узнать нелегко было. Хотя его-то как раз воин знал лучше остальных. Он самым неприметным из трех казался, хотя и отмечен был больше других. Сам Синг постарался, когда со стражниками конга сдирал остряка шута с раскрашенным углем и охрой лицом с ярмарочного столба, да отсчитывал удары плетей по худой спине. Вот только раздевать догола верный помощник Аруха шута побрезговал, иначе нашел бы в драных сапогах еще четыре бальских ножа. Точно такой же поразил скирского палача в центре прошлой ярмарки. Верно не только за то, что тот бальского колдуна мучил. Такая уж профессия палаческая: сделаешь человеку облегчение – значит, работу испоганишь, а не сделаешь – врагов наживешь. А уж то, что в кошельке захрипевшего с ножом в горле палача золотых было с его годовое жалованье – чуть ли не весь запас золота из бальского храма, даже Арух не распознал. Все знают: если на скирской ярмарке пьяный лишь качнется, в момент кошелька лишается, чего же от мертвого ждать? Верно, тут же зашлепали, засверкали по мостовой сайдской столицы босые пятки какого-нибудь сорванца, который не сразу и добычу нечаянную оценить смог.
Двое бродяг узнали бы этого третьего – те, что лошадей у него купили, а затем с деньгами в Скочу вернулись. Узнали, если бы живы остались. Трактирщик вот, что на дешевизну позарился, узнать бы не смог, но порцию железа в горло тоже получил. Так уж заведено было в храме Исс. Если дорога твоя скрыта от чужих глаз, но враг даже ненароком продолжает следовать за тобой, не вверяй собственную судьбу случаю, сам стань несчастным случаем для врага.
На третьего, поперек щеки шрамом украшенного, теперь и смотрели двое его спутников. Они, которые в храме в числе пяти избранных учеников Эмучи старше его были, здесь, в чужом лесу, как и немного раньше в Скире, а потом в Скоче, когда пришлось неловкую торговлю лошадьми свертывать, смотрели на щуплого как на старшего. Забыли уже, как посмеивались над молодым жрецом, искусным во владении оружием, который пять лет подряд сражался на всех праздниках за звание лучшего воина баль, но всякий раз на последней ступени осекался. Не мог преодолеть охотника из дальней деревни, который и руны-то разбирать не умел. Где он теперь, этот охотник? Куда меч заветный спрятал? Неужели забыл о предсмертном служении или сгинул в окружающих Суйку лесах? Помнит ли худого парня, который, стиснув тонкие губы, безуспешно пытался пробить его защиту? Помнит ли, кому ненароком щеку острием клинка рассек? Теперь бы иначе все обернулось, иначе… Впрочем, о всякой падали не наплачешься.
– Бочонок разглядел? – спросил старший из троих.
– На месте, – беззвучно ответил щуплый. – Приторочен к лошади корепта.
– Найдем ли алтарь без Зиди? – нахмурился второй. Сомнений, что бочонок с медом удастся вернуть, у него явно не возникло.
– Будем искать! – твердо ответил старший. – Хотя времени мало у нас. Надо бы девчонку, что с баль была, с горячим приговором распластать, жилки наружу потянуть, может, выболтал что хромой ей перед смертью? Будем искать, выбора Эмучи нам не дал. В крайнем случае к ведьме пойдем, поможет. В любом случае двое наших братьев просеивают сейчас все на холме от храма до хижин. Не о том нам следует думать.
– Идем, – прошептал щуплый. – Мед вернем в логове Креча. Женщина, что била девчонку, очень опасна. Почти как та ведьма, которую Эмучи обхаживал. Приближаться к отряду пока не стоит.
Скользнули по следам отряда трое. Неслышно растворились между деревьями. На то они и баль, чтобы не договариваться с лесом, а частью его быть. Смотрел бы кто со стороны, подумал бы, что почудилось ему. Померещились три быстрых силуэта. Тем более что и следов на тропе не осталось, словно лес специально ветвями вздрагивал, чтобы легкие отметины засыпать. Загудел, зашумел уснувший было лес. Давно уже такой охоты в здешних местах не водилось. Древние стволы лесных великанов даже потрескивать начали, ловя верхушками гуляющий над кронами ветер. Даром что зимнее полусонье уже к корням подобралось, ради такого случая и обождать с дремотой можно. Шумел зимний лес, может быть, потому и не увидел, не разглядел две легкие тени, что на границе сна и яви скользнули в его чащи. Хотя чему удивляться, если любой лес дышит, как зеркало, и смотрит, как зеркало, по сторонам, особенно когда охота творится. Дичь пуганую и непуганую страхом да ужасом метит, зверя злобой и голодом, охотника азартом да опаской лесной, а если пустота по следам катится, пустотой тишина лесная и отвечает. Отвечает, но замирает тревожно, словно среди жаркого дня ветром ледяным повеяло. Хотя вроде бы вот она, зима, растопырила пальцы, норовит в горло забраться, под одеждой за кожу прихватить – куда уж холоднее. Однако не тот это еще холод, не тот.
Неспешно отряд двигался, поэтому и к замку Креча выбрался на второй день пути уже затемно. Старик маг, который лицо не показывал, то и дело останавливался, какую-то незнакомую Кессаа ворожбу ладил, ловушки раскладывал. Да и Мэйла назад смотрела чаще, чем вперед вглядывалась. Ничего заметить не могла, но что-то за спиной отряда уж очень не нравилось суровой воительнице. Только был ли кто за спиной, или не был, путь до Вороньего Гнезда удлинить он не смог. Ни искра не отметила крепость тана Креча, только копыта вдруг застучали по камням. Затем застонал, заскрипел под ними деревянный мост, и вот уже невидимый камень сгустился, сузился до тесноты проездного двора. Заскрипели за спиной отчего-то загодя открытые ворота, и только тогда из щели в стене выбралась крепкая фигура стражника с факелом. Молча, с поклоном принял воин коня у вельможи, метнулся в сторону Кессаа твердый взгляд предводителя отряда, но лицо рассмотреть девушка опять не успела, Мэйла подхватила повод ее лошади и повлекла в крепостной двор. Запахло дымом, печеным мясом, послышался смех стражников, всхрапывание лошадей, взлетели в ночную тьму искры костра, но и тут ничего разглядеть Кессаа не смогла, потому что крепкие руки выдернули ее из седла и подтолкнули вслед за Мэйлой в узкую дверь. Споткнулась пленница, едва нос не расквасила о высокие ступени, но все те же крепкие руки удержали ее за шиворот, и грубый голос с акающим корептским акцентом брезгливо отчитал: