Может быть, еще одну фляжку купить? Вот и еще одна забота: не забыть, в какой фляжке заговоренное вино, в какой – обычное. Ниткой, что ли, цветной пробку перевязать? Ну и дура же она! Ведь нет у нее второй фляжки, одна только. Спрятать бы ее, а если вельт спросит, сказать, что нет? Так унюхает же! Ноздрями водит, что кошак ушами у крысиной норы! Да что ж она голову себе всякой ерундой забивает? Как есть дура!..
«Дура, дуреха», – повторила про себя еще раз Джейса и вдруг встала, как будто окаменела. Что ж это она обо всем забыла? И о происшествии на торжище забыла, и об Арчике, и о слухах, что по городу летали, летали и до ее ушей долетели? Она же только о том, что в глазах черных увидела, и думала, когда, прибежав с торжища, взглянула в бронзовое зеркало, рассмотрела саму себя, испуганную и бледную, да так швырнула зеркало о стену, что оно по трещине и располовинилось! А потом уже, когда сидела возле очага и на огонь смотрела, услышала о том, как хозяйка Райликова, что этажом ниже живет, о Рине Олфейне языком треплет.
По каминным трубам всякий разговор хорошо разносится. Когда Арчика приводила горячим вином угостить, соседка как мышь у своей трубы сидела, вот и она только что не приросла к трубе. Что там говорила дородная стражница? Что такого услышала Джейса, если спохватилась и к отцу на Водяную башню побежала? Некуда ей было больше бежать. Кто ж еще, кроме Шарба, обнимет ее за плечи и будет гладить по спине и хрипло шептать на ухо: «Доченька моя, доченька!»
Добежала, а тут и отец из арки вышел. Похромал было навстречу, но из ворот тележка выкатилась, за ней стражники Волчьей башни вышли, а в тележке что-то окровавленное и стонущее лежало. Джейса замерла только, а Шарб тут же узнал беднягу. Еще бы! Он и покупал Арчику теплую рубаху из грубой шерсти, чуть ли не сыном однорукого считал. Узнал да побежал так, что и хромать не успевал. Перекинулся словом со стражниками, что уж запыхались тележку в горку толкать, да сам Арчика к Ласаху потащил.
А что Джейса? Она тут же забыла обо всем! За отцом ринулась. Все-таки живой человек. И пусть не нравился ей Арчик, все равно такой участи не заслуживал. И чего, спрашивается, потащился на эту Каисскую улицу? К Камрету? Так зачем? Никогда никаких дел не было у Арчика с Камретом! Или медяков решил подзаработать? Так приврала ему Джейса, приврала: от помощи старик никогда не отказывался, а насчет медяков прижимист был. И теперь прижимист, а уж расчетлив да хитер – поищешь другого такого, все равно никого не найдешь! Тот же Ласах сказал, что, если вся Айса сквозь гору в пропасть бездонную провалится и останется одна скала с верхушкой, чтобы только стопу поставить, именно Камрет на ней стоять и будет! Так что же говорила хозяйка Райликова?
Вспомнила Джейса. Вспомнила и дальше подраненная поплелась, потому как холодом ее окатило. Арчик тут же из головы вылетел. И раньше на его безвольную руку морщилась, а теперь и вовсе взглянуть страшно будет! О Рине Олфейне болтала Райликова хозяйка. Конечно, веры глупой бабе нет и быть не может, как говаривал Шарб, потому как она даже правду и ту так наперекосячит, что не узнаешь, о чем сам ей давеча рассказал. И все-таки! Нашел ведь Рин Олфейн опекуна. Да не опекуна, а опекуншу. Да не простую, а девку гулящую, которая перстень магистерский у него украла. И теперь оскорбленный таким поступком племянника Фейр Гальд разыскивает ту девку по всему городу. Мало того, тот же Рин Олфейн напал на Фейра и рассек ему кинжалом щеку. Чуть не убил – еле удержали. Поэтому и вызвал дядя младшего Олфейна на поединок у Водяной башни, который и произойдет в девять часов утра в праздник равноденствия.
«У Водяной башни», – прошептала про себя Джейса и присела тут же на широкую, выдолбленную ногами звонарей в дугу ступень. Вот она, башня, над ее головой замерла. Простая, проще не бывает – три куба, друг на друга поставленные, один другого меньше. Потом бочка восьмигранная на сто локтей высоты, барабан округлый с окнами-арками – звонница да куполок, словно половина шарика. Куполок из черного камня собран, а все остальное из серого.
Странный камень: дома, что на Медной улице, что на Болотной, что на Магистерской, что на Дровяной из такого же камня собраны, так они уже починки требуют, а башне хоть бы что! Отец сказал, что не просто она древнее города, а древнее раза в три, а то и в четыре. И вот же, по всему выходит, что замок, дворец, или что там было на месте магистрата, еще до основания города в груду развалин обратился, а башня как стояла, так и стоит! И колокол, позеленевший от времени, ведь ровесник ее! Отец только веревки меняет.
Как-то Джейса хотела прийти с тазиком толченого угля, чтобы почистить крутые бока, рисунки да надписи на них рассмотреть. Но отец даже прикасаться к колоколу запретил. Так и сказал: «Нечего тебе тут делать! Пока хозяин холма не вернется, руками дотрагиваться ни до чего нельзя». Ага, вернется, как же! Если только он забрался две или три тысячи лет назад в горные ледники. Ласах рассказывал, что на Северной гриве лед столетиями не тает, а тут вдруг очнется, потянется да приплетется? Чушь! Иногда смотришь на стариков айских и диву даешься, как они за старые порядки держатся, словно молодость свою пытаются удержать!
Вот сколько в Водяной башне комнат? Не меньше десятка, и все заперты да на каждой двери по три замка! А что там скрывать? Пустые они, только пыль на полу лежит, а в окнах даже стекол нет, зимой снегом их заметает! Рин Олфейн в каждой побывал, по карнизам забирался, с верхних ярусов на веревке спускался. Отец чуть голос не сорвал, когда увещевал сумасшедшего, а все одно, ничего Рин в тех комнатах не нашел. Хотя все стены, все своды простучал!
Комнаты все закрыты, а звонари ютятся в каморке с четырьмя узкими бойницами, что у основания высокой бочки, у начала спиральной лестницы. Как только отец по ней поднимается? Вся каменная бочка словно жерло колодца. Когда Джейса наверх идет, даром, что за костыли хватается, которые в стену забиты, взглянуть вниз боится. Зато наверху хорошо! Простор – всю Айсу видно! Летом по целым дням Джейса наверху проводила. Потом уже, когда Арчик к отцу пристроился, перестала на башню лазить, донимал он ее очень. Кто его знает, может быть, не просто так однорукого покалечило?..
– Бомммм! – разнесся с верхушки башни удар колокола.
Джейса поежилась, потеплее закуталась в платок, порадовалась за себя, что купила все-таки чулки. Нет ничего хорошего, когда ноги краснеют от холода – и красоты никакой, и для женского здоровья вредно. Это еще Хаклик повторял, когда выискивал для маленькой Джейсы в сундуках порты, из которых вырос Рин Олфейн. Как же приятно было всовывать в них ноги!
Джейса даже зажмурилась от сладкого воспоминания, но, когда открыла глаза, похолодела. Так ведь именно здесь Фейр Гальд будет пытаться убить Рина Олфейна. Что бы ни говорила Райликова хозяйка, но Рин Олфейн добрый и хороший. Он может только защищаться – уж больно страшен его дядя! И слухи про него ходят, что разоренных горожан за ним числится за сотню, а уж убитых – и не считал никто! Не просто так ведь отец Рина не пускал Фейра в дом? Говорили, что Фейр был против замужества своей сестры с Родом Олфейном, хотя отец намекал Джейсе, что если Фейр Гальд и страшен в гневе, то рядом со своей сестрой он сущим младенцем казался! Интересно, кто же убил мать Рина и не с того ли самого дня начались все его беды? Как же помочь ему? Как помочь справиться с Фейром Гальдом? В Храм надо идти! Вот сейчас отца сменит, а утром пойдет в Храм и все расскажет мастеру Хельду!