— Помоги ему, бог Киссата, — забормотал Кобба. — Помоги обладателю великого меча.
На скамью возле Ярки плюхнулся бледный, как сама смерть, Коркин.
— Филя, — растерянно пробормотал скорняк. — Пустой просил, чтобы ты сразу прикинул, как будешь крепить какой-то станковый пулемет на вездеход. Сказал, что придется убрать переднюю антенну или скобу за люком, но крепление должно быть таким, чтобы в случае чего снять оружие быстро. И чтоб он поворачивался во все стороны. Сказал, что займемся установкой сразу, как только он убьет Богла и Фёкла. На все про все у нас не будет и часа. Надо пятую пленку пересечь уже сегодня.
— Он собирается это убить? — вытаращил глаза Рашпик.
— Насколько я понял, да, — неуверенно пробормотал скорняк.
— При любом раскладе очень надеюсь, что нас не заставят тащить эту тушу на местное кладбище, — скривил дрожащие губы Кобба. — Если, конечно, механик отдает себе отчет… Почему этот Фёкл не вызвал на бой сразу тысячу ордынцев? Он бы размолотил их в мясной фарш. О бог Киссата…
Фёкл встал на ноги. Он почти не поднялся над ареной, но зрелище воспарившего на локоть над опилками главного служки Богла заставило зал выдохнуть. Огромная ручища пошла за спину, если так можно было назвать тыльную сторону чудовища, и в не менее огромном кулаке сверкнул тесак, которым можно было бы проткнуть насквозь сразу двух Рашпиков, поставленных друг за другом. И тут Пустой закричал.
Не выдергивая из ножен меча, он расставил ноги, развел в стороны руки, максимально широко раскрыл рот и заорал, вложив в дикий, срывающийся в вой крик, верно, и собственный страх, и ненависть, и усталость, и боль, которая преследовала его каждую секунду осознанной жизни. Крик заполнил дом Чина до самого купола, небо за которым уже казалось не бесцветным, а серым, и тут в ответ заорал Фёкл.
Его рев был подобен урагану. Огромная пасть разверзлась едва ли не на половину туловища, глазки зажмурились, макушка вовсе исчезла в плечах, а ручищи, разлетевшись в стороны, перегородили треть арены.
И тогда Пустой метнул нож. Его лезвие сверкнуло под куполом словно осколок стекла. Чудовище поперхнулось. Задергалось. Ручищи метнулись к спрятанной в туше глотке. Заскребли ребра. Глаза выпучились. По серой коже тяжелого брюха хлынула кровь. Раздался хрип, и Фёкл с гулким стуком грохнулся навзничь.
Зал не проронил ни звука.
— Половина работы сделана, — рассмеялся тонкий голос наверху. — Хотя, я думаю, десятая часть.
— Хитро, — побледневшими губами пробормотал Кобба, но на арену выходил уже новый боец.
Причина ужаса, наполнившего зал, стала понятна Филе мгновенно. Он и сам не смог сдержать дрожи в руках и ногах и, когда попытался смахнуть заливающий глаза пот, не сразу попал по собственному лбу. Да, Богл был сложен как обычный человек, разве только превосходил обычного человека ростом в полтора раза. Но его плоть состояла не только из упругих мышц. Природа немало потрудилась над каждым переродком, горя отмщением за сотворенное с нею, но, создавая Богла, она уже не мстила. Охваченная безумием, она создавала орудие мести. Поверхностью тела ужасного существа, властвующего над частью полуразрушенного, запертого между четвертой и пятой пленками Города, в равной степени владела и кость. Все, чего не скрывала ткань, а Богл вышел на арену в коротких портах, подчинялось кости. Ребра выбирались в боках крепкого туловища наружу и соединялись на груди в широкую грудную кость, закрывающую сердце и легкие Богла подобно панцирю. Плечевые кости пластинами выступали над плечами и, прерываясь на сочленениях, тянулись до локтя, где из темной плоти показывались линии костей предплечья. Бедра, голени, стопы — все покрывали линии кости, словно ей не хватало места внутри тела или она нарастила массу, чтобы покрыть костяной защитой плоть своего хозяина, и завершал весь этот ужас абсолютно голый череп, из-под тяжелого лба которого на Пустого смотрело спокойное, может быть, даже красивое лицо.
И каждая пядь кости, исключая голову, была покрыта приклепанными полосками стали.
— Сама смерть, — выдохнул Коркин.
— Слуга смерти, — заметил трезвым голосом Сишек.
И в мертвой тишине раздался тихий смех безлицей.
— Хона, Хона, Хона, — как шелест пронеслось по залу ее имя.
Богл наклонился, отчего сталь на его теле заскрежетала, выдернул из руки Фёкла тесак и легко, словно перед ним была туша мертвой собаки, перекатил ногой труп за край арены. Пустой потянул из ножен меч. Тот вспыхнул отраженным светом, но его блеск ничего не значил на одной арене с правителем переродков. Богл с глухим стуком сделал шаг и взмахнул тесаком, обдав замерших зрителей ветерком.
Коркин невольно потянулся к плечу, но ружье осталось в вездеходе.
Сделал шаг вперед и Пустой. Оглянулся, согнул колени, выставил перед собой руки, положив лезвие клинка на тыльную сторону левой ладони.
Кобба зашелестел одеждой, поймал рукоять собственного меча и зашептал, забормотал короткие слова чужого языка.
Богл сделал еще один шаг и вновь взмахнул тесаком, обдав зрителей ветром.
Пустой не шевелился. Более того, Филе показалось, что он даже закрыл глаза.
— Он сразу убьет механика или будет издеваться над раненым? — просипел Рашпик. — А что будет с нами? Филя, ты сможешь уехать из этого места? Сможешь куда-нибудь уехать? Увезти нас отсюда! Да хоть в лес с беляками!
Богл сделал еще один шаг. И еще один.
Пустой не двигался.
Теперь, чтобы зацепить противника тесаком, Боглу достаточно было переступить с ноги на ногу еще один раз, но он тоже замер.
Кто-то из зрителей не выдержал напряжения: до слуха Фили донесся звук упавшего тела.
— Если он захочет, — Рашпик вдруг начал тихо пищать, — то начнет убивать всех вокруг себя, и его никто не сможет остановить.
— Заткнись! — прошипел Кобба и продолжил бормотать непонятные заклинания, и тут Богл заговорил.
Его голос был подобен вою ветра в печной трубе, и только услышав его, Филя понял, что теперь пришло время пугаться по-настоящему.
— Мот, я — Богл, слуга Галаду. Галаду ждет тебя. Сейчас я отправлю тебя к нему. Там ты ответишь за все.
Пустой не ответил ни слова, он только переминался с ноги на ногу. Едва различимо, легко, словно танцевал и повторял движения, которые представлял в собственной голове. Чуть приседал на одной ноге, а через мгновение то же самое делал на другой. На палец, не больше.
И тут Богл махнул тесаком. Он не сделал еще одного шага — он упал вперед, со звоном вонзив в прикрытый опилками камень закованный в сталь кулак, и вторая рука пошла с тесаком справа налево, намереваясь перерубить наглеца пополам один ударом.
— Ш-ш-ш-ш-ш-ш, — прошелестела сталь, вздымая опилки в воздух.
И тут раздался звон.
Пустой взлетел в воздух. На мгновение Филе показалось, что прыгнувший и вытянувшийся над летящим вдоль арены тесаком механик замер в воздухе, но уже в следующий миг раздался звон, а потом еще и еще, обрывая забулькавший хрип.