— Справа впереди дозор! — вернул Филю из мира грез Коркин.
Собачники стояли у шатра, вскинув к плечам ружья. Тут же паслись три лошади. На ржавой бочке лежала сухая трава. Один из песьих голов стоял с факелом. Пустой, скрипнув зубами, снизил скорость. Вот до дозора осталось две сотни шагов, полторы, сотня, как вдруг воины разом опустили ружья и заорали, подпрыгивая с поднятыми руками.
— Каждый день, пока меня не поймают, Пес убивает одного из своих воинов, — процедила сверху Лента, когда дозор остался позади. — А теперь, если нам повезет, этих молодцов обезглавят первыми.
— А ты бы спряталась подальше да и ждала бы, пока этот Пес всех своих воинов не положит! — посоветовал Кобба.
— Надолго не спрячешься, — ответила Лента. — Морось в границах. Рано или поздно все одно придется с ним разбираться.
— Лучше поздно, — нервно заметил Рашпик, косясь на стройные икры Ленты. — В связи с тем, что жизнь состоит из неприятностей, лучше опаздывать на раздачу. Или вовсе не приходить.
— Механик, — подала голос сверху Лента, — через полмили уходи вправо. А на мосту-то нас, похоже, ждал бы очень горячий прием.
Филя приложил к глазам бинокль. Мост и дорога к нему были заполнены народом. Всадники перемещались взад и вперед, горели костры, тянулась вдоль ограждений колючая проволока.
— Ордынцы на мосту, — проговорил Филя и перевел бинокль вниз.
У дороги, которая уходила под мост, стояли не просто шатры, а целый палаточный городок. Народ среди шатров копошился, как муравьи на трухлявом пне, а уже дальше, правее, берег обрывался, и откуда-то из-за покрытого инеем гранитного холма вставала искрящаяся белая пленка до неба, и из-под нее, бурля, вырывалась ледяная каша.
— Давай, механик, — только и сказала Лента.
Вездеход свернул вправо, шатры становились все ближе, Пустой снизил скорость, и Филя вдруг почувствовал, что все, что бы ни сделала Лента с Сишеком, она сделала правильно, потому что сейчас сидела абсолютно беззащитная наверху машины, в то время как те, кого она была призвана опекать, прятались под ее броней. И Пустому это не нравилось тоже — зубами он, конечно, не скрипел, но лицом вполне мог сойти за беляка.
— Смотрите, — процедила проводница. — Как увидите черный шатер, смотрите. Должен выйти. И не спрашивайте меня больше, почему я убила сына Пса. Хотя надо сказать, что до папы ему было далеко.
Машину заметили за милю, но уже за четверть мили собачники разглядели наездницу на ее крыше, и народ высыпал к дороге. Это были и мужчины, и женщины, и старики, и дети. У каждого на щеках синел неровными линиями выведенный силуэт собачьей головы. Явных переродков среди них не было, но глаза горели одновременно и ненавистью, и радостью у всех. Пустой еще снизил скорость, и дети тут же начали забираться на броню, повисали на скобах и плевали, плевали, плевали в Ленту, забрызгивая слюной стекла. Машину накрыла тень моста, слева показались столбы, на которых висели изуродованные человеческие тела, а справа открылся черный шатер. Возле него в окружении стражи высилась фигура странного существа. Филя хотел было приложить к глазам бинокль, чтобы разглядеть, чем, кроме гигантского роста, выделяется оно среди широкоплечих собачников. Как вдруг, чувствуя, как шевелятся волосы, понял. У него была собачья голова.
— Боже, прости мне мои проступки! — захрипел Рашпик.
— Подожди, — крикнула сверху Лента. — Сейчас. А теперь во всю прыть!
Она скатилась внутрь вездехода мгновенно — голая, бледная и скользкая от плевков, и также мгновенно Пустой прибавил скорости, отчего половина маленьких собачников тут же посыпалась в весеннюю вытоптанную траву, а остальные, уцепившиеся за скобы, испуганно и разъяренно завыли. Последние шатры промелькнули за секунды, Пустой притормозил на взгорке и включил разрядную защиту. Мальцов смело с брони в секунду. Лента опрокинула на себя флягу воды и подмигнула разинувшему рот Филе:
— Насмотрелся? Кто тут у вас пулеметчиком? Или и это тоже мне придется делать? Погоня за нами!
Вездеход остановился только тогда, когда безлунная ночь опустилась над Моросью. И только тогда Коркин позволил себе выдохнуть с облегчением. Конечно, многочасовая езда по увалам и серой, присыпанной пеплом и поросшей колючкой равнине не была слишком уж тяжелым испытанием, но все с того самого момента, как скорняк разглядел переродка с собачьей мордой на плечах, и до прохождения пятой пленки слилось в беспрерывное напряжение, выдержать которое удалось только потому, что каждую минуту тому же Коркину находилось какое-то дело, да и Ярка не переставала стискивать его плечо. Сколько раз с той минуты, как Коркин разглядел человека с собачьей головой, он воздавал хвалу богу за то, что машина светлых все еще не сломалась, и сколько раз он просил его, чтобы она не ломалась и дальше? А что он увидел, когда Лента все-таки решилась на привал и уже в сумерках показала Пустому, где остановить машину? Правильно. Корма вездехода была покрыта царапинами и вмятинами, колеса потрескались, а уж задний мост вовсе не действовал, потому что его просто не было. Пустой только головой покачал, хотя еще после переправы сказал, что колес у машины явно стало чуть меньше.
Погоня рванулась за ними тут же, едва слетели с брони первые мальчишки с собачьими мордами на щеках. Потом, когда Пустой стряхнул разрядом остальных, от шатров отделилось с полсотни всадников, и Ярка вдруг закричала, что они скачут по детям, дети гибнут под копытами лошадей! А по второй дороге, которая вела вниз с моста, с насыпи, понеслись лавиной ордынцы. Их было не меньше тысячи, но Лента, которая уже сидела у пулемета, крикнула, чтобы заткнули рот Ярке и чтобы все имели в виду: как бы тут ни сложилось, но часть ордынцев и еще кто-то пошли через мост, поэтому скорой стоянки она никому не обещает.
Сначала погоня отстала, особенно после того как Лента скосила короткими очередями первые ряды ордынцев, но минут через пять Рашпик разглядел в клубах пыли быстрые силуэты. За вездеходом мчались три машины и явно настигали смельчаков. Филя едва не вывернул шею — так ему хотелось посмотреть на шустрые машинки, к тому же не от светлых, а самые настоящие разгонские, но проводница такого удовольствия ему не доставила. Не расходуя лишних патронов, она подсекла две машины из трех, а когда по корме вездехода застучали пули, добила и третью, спрыгнув затем в отсек, где тут же начала разглядывать засевшие в переданном Чином доспехе пули.
Пустой с сожалением окинул взглядом Филю и Коркина, но руля не бросил. Скорняк понимающе вздохнул и уже начал даже успокаиваться, разглядывать кочковатую равнину, покрытую кустами, среди которых паслось какое-то зверье, задирать голову, чтобы увидеть солнце, что клонилось уже к сверкающей искрами пятой пленке, посматривать на реку, которая несла рыхлую ледяную воду, одновременно омывая торчащую из-под белой пленки ледяную закраину и пологий берег, как вдруг Лента вновь начала натягивать доспех.
— У них есть связь, — сказала она уверенно. — Надо было догадаться раньше. К переправе придется прорываться.