– Значит, не только борщ пленил вас, – успокоилась певица. – Мерзкие, мерзкие мужчины бывают те, кто тешит лишь свой желудок и не позволяет крови кипеть. Я, знаете ли, не в обиде на тех, с кем рассталась. Мне тяжело думать о других, которые дарили безымянно и скрывались во мраке тайны, по-детски воруя мои веера и перчатки. Эдакие, изволите знать, бесхребетные медузы… Сёмочка, вы меня слушаете? Я вам говорю важное, на правах бабушки. Совершенно очевидно, что у вас нет бабушки и вас некому образовать в отношении первостепенных вещей. А где ваша мама? Простите, но я ужасно любопытная. Это мой грех.
– Пять лет назад у меня были и мама, и даже тетушка. Потом случился брюшной тиф, может, вы слышали про эпидемию в Угорском уезде?
– Увы, да, – вздохнула Екатерина Федоровна.
– Меня отправили в столицу к дальним, очень дальним родственникам. Я был слаб, они пригласили врача, за что им спасибо, а сверх того приютили до весны. Потом я стал работать в «Курьере». На посылках, затем по новостям, наконец дорос до своего нынешнего положения обозревателя.
Семен нахохлился и замолчал. Есть ли смысл говорить, что больше года он отсылал все деньги домой и жил впроголодь, не зная даже, что получают его переводы совершенно чужие люди… Это было первое его расследование – наивное и простенькое, про сговор телеграфистов и получателей. Оказывается, весьма распространенное мошенничество в родном уезде после эпидемии.
– Сёмочка, не сердись на старушку, – жалобно вздохнула Екатерина Федоровна. – Я волнуюсь, вот и говорю больше, чем следует. Я не болтушка, просто ты такой милый, даже немного похож на Сержа. У меня ведь есть сын, но он, увы, совершенно мною не нуждается. Даже тяготится. Он записан на фамилию отца, у него весьма состоятельный отец, Серж – единственный наследник, так получилось. Из-за него я ушла со сцены восемнадцать лет назад, и последние пять лет мы совершенно не видимся. Мне больно так говорить, но Серж утратил интерес к визитам, когда у меня закончились средства для подарков ему.
Семен огорченно кивнул. Ему в голову не приходило, что разорить сударыню Алмазову мог ее собственный сын. И что бывают такие чудовищные в своей неблагодарности дети. Хорошая тема для материала. Впрочем… Подленькому Сержу больно не сделаешь, он едва ли способен испытать стыд. А вот для Екатерины Федоровны публичное оглашение ее бед будет новым ударом. Певица критически изучила рукав старомодного салопа. Попробовала его завернуть, чтобы кружево дырочек не бросалось в глаза столь явно. Все же богатый пригород, княжеские усадьбы, знакомые по молодости и почти не изменившиеся.
– Вот особняк фон Гессов.
– Надо же, и их не миновали трудные времена. Однако для меня в том есть немалое облегчение, мой салоп тут не сочтут оскорбительным для вешалки, – улыбнулась певица. – Сёмочка, а как зовут хозяев, перечисли еще разок.
– Баронессу – Фредди, – начал Семен.
– Боже мой, – поразилась Екатерина Федоровна. – Первый раз слышу такое короткое имя у обладательницы титула. Просто Фредди? Прелестно. Сюда, кажется, стоило ехать, несмотря на дороговизну дороги. Сёмочка, ты мне разрешишь на правах твоей бабушки оплатить половину суммы?
– Я вам разрешу на правах матушки ехать даром, – рассмеялся Семен. – Вот видите женщину, которая пилит сухой сук? Это и есть моя покровительница, Елена Корнеевна. Она наверняка выбежала поработать тайком, сейчас появятся прочие жильцы особняка и станут ее ругать.
– Да уж, здравое решение, – возмутилась певица. – Мне говорили, что я буду рожать на сцене, я пела очень долго, недопустимо долго, но у меня имелся весьма выгодный ангажемент, и отказаться было невозможно. Но на восьмом, как я полагаю, месяце с пилой в руках, имея титул баронессы…
Из ворот мастерской выскочил оскаленный от ярости Карл фон Гесс, показал жене кулак и жестом определил место пилы в сугробе. Лена безропотно, как всегда, исполнила приказ мужа. Виновато пожала плечами, оглянулась на скрип снега и конское фырканье.
– Боже мой, – в своей манере выразила удивление бывшая оперная дива, – даже при самом посредственном голосе она блистала бы в императорском. Прелестное существо.
– Здравствуйте, прошу в дом… Сколько? – коротко уточнила Ленка, обернувшись к извозчику.
– Два… нэ-э… Рубь с полтиной, – слегка смутился тот.
– Подковы что, золотые? Колька, меня тут обворовывают, а ты пилу велел бросить. Чем я ирода должна теперь лупить и пилить?
– Сейчас сам распилю и отлуплю, – пообещал барон, подавая руку гостье и помогая покинуть санки. – Добро пожаловать, рад безмерно. Готов поклясться, что нам посчастливилось принимать саму сударыню Алмазову. Фредди-старший вас боготворит. За вами еще не ухаживали привидения?
Сударыня Алмазова, потрясенная приемом и своей все еще живой известностью, гордо одернула салоп и пошла по дорожке к дому. На полпути поймала под руку Ленку и стала строго, по ее представлению, воспитывать рыжую баронессу. Семен, прошагавший по целине к дереву и подобравший пилу, слышал обрывки фраз:
– Боже мой… решительно, решительно возражаю… дитя свято…
Рядом с пилой в снегу был еще один узкий след: послушная жена Карла уронила в снег не только орудие преступного труда, но и пособие, ставшее причиной этого самого труда. Хромов смущенно что-то буркнул и сунул книжечку небольшого формата во внутренний карман пальто. Это он по просьбе Елены Корнеевны купил и привез «Дивный сад своими руками». Бессовестный автор написал, что труд в саду исключительно полезен и что зимой надо успеть весьма много, пока сок не двигается. Следовало сперва самому прочесть от корки до корки, не ограничиваясь первой страничкой.
Извозчик получил семьдесят копеек, как и полагается за такую дорогу, и быстро ретировался: прищур Карла ему весьма не понравился.
– Пошли, преступник, – усмехнулся барон, глядя на Хромова. – Я тебе еще припомню этот «Дивный сад». Второй день Ленку караулим по очереди. Олеговы дед с бабкой уже все ей объяснили. И что в садах разбираются, и что резать надо с умом, и что сперва следует осмотреть все деревья. Но этот проходимец-автор подписался «барон фон Апфель», профессор и так далее. И он прямо указывает, что только заботливая рука хозяйки сада даст силу растениям и позволит увидеть трехфунтовые яблоки… Как будто мы ими собираемся древнюю пушку заряжать! Если еще раз Ленку в саду застану с пилой – найду Апфеля и так обтрясу… до последней гнилой, червивой падалки. А вот за Алмазову тебе большое спасибо. И как ты умудряешься таких людей разыскивать?
– Работа научила.
– Сёма, она сильно бедствует? – Карл дождался ответного кивка. – Ясно. Ну что, пошли уговаривать на переезд. Шарль съехал, Рони в левом флигеле. Его старая комната опять пустует.
Екатерина Федоровна уже сидела на кухне, с восторгом изучала большую вазу с конфетами, свеженькими, Ленкиного производства, вздыхала, пила кофе и самым светским образом обсуждала погоду. Она даже не сразу обернулась, когда в дверях кухни появилась Береника, победно потрясающая малой пилкой.