«Не здесь, — подумал Лук. — Если и захотят меня брать, то не здесь будут. Это так, на всякий случай. Что ж, запомним».
Он выбрался из лавки, на ходу запихивая халат во все ту же суму, поправил мешок с вениками и двинулся к следующей лавке, в которой обосновался столяр. Подходя к дому, Лук потратил еще пяток медных монет, разглядел соглядатая, идущего по его следу, наткнулся на лоток с красками для лица, благовониями и яркими лентами и следующие полчаса потратил на выбор лент и краски для ресниц. Цену низкорослый кудрявый молодец скидывать отказался, веник тоже не захотел покупать, но Лук оставил его в покое только тогда, когда соглядатай с досадой махнул рукой и отправился восвояси. Во всей этой истории было два неприятных момента. Во-первых, когда приметный соглядатай Лука покинул, за ним продолжал следить почти неприметный. А во-вторых, коробейник показался знакомым. Лука он вроде бы не узнал, хотя и морщился, словно различил переодетого мужчину, но на заметку его точно взял. Слишком зорким оказался для коробейника, словно и не торговлей занимался, а вид делал, что торгует. Только уже у собственной арбы Лук вспомнил, где видел молодца. Ну точно, он сопровождал коренастого седого старшину в тот самый день, когда сиун появился перед балаганом Куранта. И был не один, а с высоким и смуглым здоровяком. Вряд ли хиланский стражник прибыл издалека для того, чтобы поторговать лентами и красками. Нет, все из-за приемыша Куранта.
Мальчишка, сидевший на арбе, вытащил из-под задницы обломок деревяшки и бодро отчитался, сколько корзин продал и сколько медяков получил, попутно пожаловавшись на качество товара и намекнув, что на той же пристани кетские купцы сдают корзинки оптом за полцены, и если бы хозяйка подсуетилась, то и торговля пошла бы лучше. Лук пообещал мальчишке познакомиться с собственными земляками, вручил ему свежий хлеб и нырнул в плотную толпу покупателей, которая толпилась у входа на рыночную площадь. Он не был уверен, что его узнали, но допускал, что соглядатаев в Хурнае столько, что их хватает на каждого приезжего, и уж точно на того, кто прошел мимо укрытия Куранта.
«Надо же, что творится, — подумал Лук, протискиваясь к выходу в неприметный переулок, — и по Хурнаю-то прогуляться непросто, как же я буду резать уши самому ише?»
Мысль эта вовсе испортила ему настроение, и Лук едва сдержался, чтобы не ответить на несколько нескромных прикосновений ударом локтя. Вместо этого он старательно повизгивал и, уже выбираясь с рыночной площади, столкнулся со старшиной хиланской стражи, который разговаривал как раз с тем самым высоким и смуглым здоровяком с водяной ярмарки. Старшина с усмешкой кивнул нерасторопной селянке, но потом долго смотрел ей вслед. Лук не оборачивался, но пристальный взгляд чувствовал. Нет, прогулки в женском обличье следовало прекращать.
Он просидел в снятой комнатушке неподвижно до темноты. В коридоре за дверью кто-то прохаживался, пару раз на рукоять двери даже надавили, но осторожно, словно кто-то случайно навалился на нее в поисках опоры. За стенами слышались женские голоса, где-то плескалась вода, пахло жареной рыбой. Крадущиеся шаги послышались ближе к полуночи, когда стихли все прочие звуки. Между дверью и косяком блеснуло лезвие ножа. Оно медленно пошло вверх, добралось до крючка и подняло его над петлей запора. Дверь подалась вперед, в проеме мелькнула рука, которая поймала крючок и осторожно его опустила. Лук замер в углу за дверью.
В комнату скользнули две тени. Не издавая ни скрипа, они двинулись к постели, на которой прикрытое одеялом седло создавало ощущение лежащего человека, и, когда начали наклоняться над ним, Лук метнул два ножа. Их лезвия вошли в плоть неизвестных по рукоять точно в подзатылочную впадину. С тяжелым вздохом умирающие повалились на кровать. Лук продолжал стоять за дверью. В коридоре оставался еще один, но он дышал тяжело, как дышит старый человек. Наконец пол скрипнул. Человек шагнул на порог и негромко прошептал два имени, окликнул тех, кто вошел до него. Не дождавшись ответа, он так же тихо выругался и шагнул вперед.
Лук ударил его локтем в живот и, когда старик захрипел, забился в судорогах, прихватил его за горло, другой рукой быстро ощупывая пояс и выламывая из слабой руки нож. Старик обмяк, но продолжал оставаться в сознании. Тьма была почти кромешной, но Лук ясно видел седые волосы, морщинистое лицо, глубокие провалы глаз.
— Кто? — прошептал Лук и чуть надавил на горло.
— Алкистан, — пролепетал старик. — Алкистан я! Правитель всех воров Хурная.
— Что забыл в моей комнате? — поинтересовался Лук.
— Тысяча золотых, — прошептал старик. — Позарился, дурак.
— Как узнал? — спросил Лук.
— От тебя пахнет, как от мужика, как ни заливайся благовониями, — ответил старик. — Да и рынок я весь держу. Мальчишки так все мои. Сына моего не обидь. Сын мой сейчас корзинами торгует. Он тебя сразу разглядел. Да какая разница, не я, так Эпп. Старшина хиланский. Он тебя тоже заметил, раздумывает только о чем-то. Не Эпп, так Заманкур — седая борода, сидит, наверное, где-то в засаде, ждет, когда ты сам на его клинок наткнешься. Да и без них на тебя охотников много. Ты ведь не отпустишь меня, парень?
— Нет, — качнул головой Лук и успел, успел почувствовать движение старика, вывернул ему голову, но ушел от удара коленом в бок.
Алкистан захрипел, умирая. Лук медленно прикрыл дверь, поправил плотную занавесь на окне, зажег лампу. К голени старика был прикручен кинжал. Когда нога сгибалась, он превращался в смертельное оружие. Двое его подручных были уже не слишком молодыми, но крепкими мужиками. У каждого из них обнаружились ножи и поясные сумки, наполненные солью.
— На охоту вышли, — с досадой пробормотал Лук.
Кошель с парой десятков серебряных монет нашелся только у Алкистана. Кроме этого у всех троих на шее висели хурнайские ярлыки для прохода по городу. Имен воров на ярлыках не было, под печаткой урая стояла небольшая печатка с именем Ашу, и все. Оружие у воров было обычное, пусть и острое. Понимая, что времени у него немного, Лук выдернул из ран метательные ножи, тут же прихватывая шеи полосами ткани. Сдернул с одного из убитых порты, куртку, колпак, мягкие ботинки из отличной кожи. Переоделся, собрал мешок, приспособил на спину меч, подвязав к ножнам лямки, как к тому же мешку. Из трех вертелов соорудил кошку, стянул крючки ремнями, обмотал каждый тряпками. Помнил он дом ведуньи. У портовой площади тот стоял, самого дома видно не было, потому как ограда вокруг была в десяток локтей, но народ там толпился постоянно. Еще Курант приводил туда приемышей, объяснял, что есть примета: хочешь вернуться в город — брось монетку через забор. И Лук тогда бросил гиенскую чешуйку, даже, как ему показалось, услышал, когда та загремела о камень во дворе. И Нега бросила. Только ей примета не помогла.
Он свалил трупы на постель, высыпал на их лица и руки всю соль, что они принесли с собой. Сверху бросил седло. Сомнительно, что ему удалось бы забрать лошадь, да еще и оседлать ее. Вышел в коридор, закрыл дверь снаружи на висячий замок. Вряд ли многие знали об этой комнате, не просто так Алкистан сам пошел за добычей. В любом случае несколько дней у Лука были, не неделя, на которую он оплатил комнату, а дня два или три, пока сквозь жаркий хурнайский полдень не пробьется трупный запах.