Мелиту дозволялось больше, чем другим. Ему и младшему брату иши — Кинуну. Но Кинуна в покоях иши не было.
Иша побагровел, но не сказал ни слова, хотя скулы его заходили желваками. Ирхай едва заметно вздохнул. Если бы иша был в бешенстве, он стал бы бледнее зимнего неба, и с губ его не сходила бы улыбка. В такие минуты даже Мелит предпочитал покидать покои иши едва ли не ползком. Хотя сам Ирхай видел таким ишу только один раз, и случился этот раз почти десять лет назад. Тогда Вава, средний сын бывшего урая Хурная, только-только был провозглашен Большой Тулией — собранием ураев всех кланов — правителем Текана. Еще не впиталась в камни уничтоженного Харкиса рассыпанная поверх развалин соль. Еще не просолилась в чанах хиланского Храма Пустоты почти тысяча пар ушей стертого с лица Текана клана Сакува. Еще не был предан огню старый иша, найденный мертвым на верхней галерее, на которой еще не стояли гвардейцы. Именно тогда, сразу же после избрания и последующего рукоположения нового смотрителя, правитель Текана вызвал к себе этого самого смотрителя, чтобы понять, зачем был уничтожен клан Зрячих? Что за святотатство произошло за высокими стенами Харкиса, что старый смотритель приказал перебить почти тысячу подданных иши? Мало того, уничтожение Сакува началось с истребления выходцев из клана Зрячих в рядах самой гвардии, чтобы потом, в схватках на улицах Харкиса, добавить к этой полусотне несчастных более тысячи отборных гвардейцев. И это без подсчета перебитых в Харкисе женщин, детей, стариков.
Тогда новый смотритель (а старый умер едва ли не в один день с ишей) был еще не столь толст и лыс, как теперь, но столь же словоохотлив. И все же молодого ишу, который, кажется, готов был придушить лоснящегося храмовника, он выслушал молча и вслед за тем не только не пополз прочь от повелителя, как сделал бы любой из вельмож, исключая разве только одного Квена, а начал говорить. Сначала, заставив правителя побелеть от бешенства, он сказал, что понятия не имеет, каким образом принималось решение вырезать под корень клан Сакува. Потом добавил, что единственной причиной такого решения могла быть реальная угроза Пагубы и что, по его разумению, с этого самого дня во всем Текане должно быть запрещено любое упоминание Сакува, а уж тем более щиты и оружие с символикой клана Зрячих. Затем, не повышая голоса и не стирая с лица извечной улыбки, смотритель объяснил выходцу из Хурная, что все подобные решения относительно жизни или смерти подданных иши диктуются священной Пустотой. И неподчинение им и в самом деле может повлечь ужасную Пагубу, которая уменьшит число жителей Текана не на две тысячи человек, а вдвое или втрое больше. Кроме того, прищурился смотритель, в далеком прошлом случались Пагубы, когда в живых оставался один из десяти, потому как слуги Пустоты не ограничивались поселками и слободками, но уничтожали и оплоты, входили и в города. Затем смотритель рассказал, что все повеления Пустоты доносятся смотрителем до иши в первую очередь и выполняются только после обсуждения сопутствующих обстоятельств, тем более что сам смотритель не вправе повелевать ни гвардией, ни ловчими, ни даже последними дворцовыми служками. Он может только беспрепятственно входить в города и дома, чтобы проверять верность служения Пустоте детьми Салпы. Наконец, смотритель поклонился и добавил, что если новый иша не совладает с огнем, который бушует в его сердце, и убьет нового смотрителя, то на его место снова придет новый смотритель. И вся эта череда призваний продолжится опять-таки до следующей Пагубы, а история не знает еще ни одной из них, которую удалось бы пережить ише Текана.
В тот день Вава все-таки сдержал себя. Тем более что новый смотритель благоразумно удалился, сообразив, что на повторное предложение убить его иша может и откликнуться. Сейчас же иша пока еще был далек от состояния бешенства. Но не слишком далек. Так в чем же состояла причина его волнения? Неужели в том самом появлении щита клана Сакува на ярмарочном столбе? И чего волноваться? Щит уже снят, а клана Сакува, уничтожение которого, как понял Ирхай, было условием отсрочки очередной Пагубы, давно уже нет. Или небо уже побагровело над Теканом? Найти наглеца и отсечь ему башку, мало ли соглядатаев Данкуя бродит по ярмарке?
— Сядь, — выдохнул иша в сторону воеводы и положил подрагивающие пальцы на подлокотники кресла. Самообладание постепенно возвращалось к правителю Текана. Все-таки, когда десять лет назад умер предыдущий иша, Ваву избрали на его место не потому, что его брат был старшиной Тулии, и не потому, что он согласился не иметь детей — то есть готов был пойти на то, что его возможная избранница будет лишена лекарями Хилана этой возможности навсегда, — а потому что Вава был самым сдержанным и рассудительным изо всех ураев. Или казался таким. Хотя говорили, что, если бы не та история с Сакува, ишей должен был бы стать урай именно клана Зрячих.
— Хорошо, начнем сначала. — Иша перевел взгляд на одутловатое лицо собственного тестя. — Как все уже знают, сегодня утром на белом щите клана Паркуи появился глаз. Надеюсь, клан Чистых не собрался переименоваться?
— Без сомнений, это сделал какой-то безмозглый шутник, — подобрал дрожащую губу Кастас. — Я бы выдернул ему руки и ноги, прежде чем отсечь башку, но как его отыскать? Утром на ярмарке стражи нет, туман наползает со стороны Хапы, ловкач сумел остаться незамеченным. Вся стража Хилана сейчас выведена на ярмарочную площадь! Глашатаи обещают за голову ловкача немалый куш!
— Действительно ловкач, — скучающим тоном заметил старшина тайной службы Данкуй. — Забрался по гладкому столбу на высоту двадцати локтей и ловко намалевал углем глаз на белом щите. А ведь столб намазан жиром, без лестницы смельчак не обошелся бы. Без большой лестницы. Значит, он был не один. К тому же стражники заметили глаз только в полдень, уж точно его видели множество луззи, но никто не донес. Меня это беспокоит даже больше, чем дурацкая шутка сама по себе. Хотя выдернуть шутнику руки и ноги следует непременно. Как раз перед тем, как его казнить. А вот Эппа, блистательный иша, я бы и в самом деле пожалел. Верность стражей Хилана, как любовь близких, любовью и питается.
— Потом будем говорить о любви, тем более что и твои соглядатаи тоже проглядели щит, — оборвал Данкуя иша и вновь обратился к воеводе. — Давай начнем с самого главного. Мог ли ловкачом быть выходец из клана Зрячих? Клана, уничтоженного по велению Пустоты. Это все помнят? Квен, ведь это было твоим делом?
Иша выделил слово «твоим».
— Все ли Сакува были убиты?
— До единого, — снова поднялся Квен. — Тысячу семьдесят два воина гвардии потеряли мы сами под Харкисом, в том числе три сотни ловчих, но уничтожили всех Сакува до единого. Начиная с нищего попрошайки и заканчивая ураем Харкиса. Точнее, начиная с урая Харкиса. Включая пятьдесят Зрячих — гвардейцев, уничтоженных еще в Хилане, двадцать трех Зрячих, которые были в отъезде, и шестерых беглецов, пытавшихся спастись в крепости Парнс.
— Итого? — поднял брови иша.
— Девятьсот восемьдесят три Зрячих, — твердо сказал Квен.
— Из которых воинами разного возраста было всего лишь триста сорок человек, — скривил губы Мелит. — Ведь гвардейцы Сакува были уничтожены не в бою, а казнены? Их убили в спину ловчие. В спину, потому что в открытом бою мало кто мог с ними справиться, а сами Сакува никогда не становились ловчими. Ведь ловчий отказывается от своего клана? И все это согласно вольностям, которые были пожалованы Зрячим столетия назад. Я согласен, что Сакува были опасны, но триста сорок человек? И это вместе с юнцами и стариками. И ни у одного, кстати, не было ружей. Ружьями ведь имеют право владеть только доблестные гвардейцы? Не слишком ли велики потери?