Всякий раз после такой перепалки Саш оборачивался на плежца. Оружия он так и не получил, но когда, провисев неделю плетью в седле, Пускис очнулся, Леганд развязал ему руки. Линга тут же переместилась в конец отряда к Тииру, чтобы видеть плежца перед собой, Саш следовал за Йоккой. Общее молчание устраивало Пускиса. С ним никто не пытался разговаривать, он тоже не выказывал желания поговорить, не спрашивал ни о чем.
Тиир на привалах упражнялся с копьем, Линга приноравливалась к тугому луку. Однажды, когда Тиир, вытирая пот со лба, натягивал чехол на копье, Пускис подошел к нему, показал две палки, выбранные из приготовленного для костра хвороста, протянул одну принцу. Тиир с сомнением бросил взгляд на желтоватую кожу плежца, на провалившиеся глаза, но палку взял. Плежец напал сразу, не дав ни мгновения для раздумий. Тиир с трудом отбился, напал сам и довольно скоро крепко попал плежцу по предплечью. Пускис стиснул зубы, мгновения успокаивал боль, взял палку в левую руку. Тиир тоже поменял руки.
— Нет, — попросил Пускис, — сражайся так, как тебе удобно.
— Мне все равно, — спокойно ответил Тиир и легко победил плежца левой рукой.
Пускис не сдавался. Он потирал ушибы, вставал после падения, снова нападал, но так ни разу и не достал принца Наконец Тиир опустил палку и мотнул головой:
— Хватит на сегодня.
— Ты? — повернулся плежец к Сашу. Саш отрицательно покачал головой.
— Почему?
Саш только пожал плечами. Ему ничего не хотелось объяснять. Перед глазами неотступно стояла фигура Лукуса в тот день, когда Саш впервые открыл глаза в Эл-Лиа.
— Я, — шагнула вперед Линга.
— Эй! — предостерегающе обернулся Тиир. — Ты очень неплохой мечник, Пускис, но Линга стрелок. С фехтованием нее не очень.
— Значит, учиться будет она, — спокойно ответил плежец. Линга не уступала в упорстве самому Пускису и добилась успехов, не раз заставив его поморщиться от боли. Наконец она отбросила палку в сторону и гневно прошипела:
— Ты поддаешься!
— Нет, — ответил, тяжело дыша, плежец. — Но я не мог бить тебе по пальцам. Иначе не сможешь выпустить стрелу мне в грудь.
— Постарайся, чтобы мне не пришлось стрелять тебе в спину, — отрезала деррка.
После этой стычки Линга не сказала Пускису ни слова, но на каждом привале брала в руки палку. И у нее получалось все лучше и лучше. Даже Тиир фехтовал с дерркой, объясняя ее ошибки. Пускис с каждым днем словно возвращался к жизни, но все глубже замыкался в себе. Отряд продолжал пробираться глухими лесами. Порой у Саша возникала уверенность, что в этих местах вообще нет элбанов. Мрачное настроение спутников постепенно сменялось подавленным. Даже безропотные лошади, не получая в сумрачном лесу травы, неохотно грызли ветви кустарника, обрывали листья с узловатых ветвей и недовольно косились на седоков. К тому же на несколько дней зарядил мелкий, надоедливый дождь. В конце второй недели Йокка вдруг расплакалась. Она в очередной раз попыталась починить расползающуюся на куски ветхую одежду, уколола палец и вдруг, надув губы, отвернулась. Это было так неожиданно, что Саш выронил чашу, обварив горячим ктаром колено. И тогда вдруг заговорила Линга.
— Это не слабость, — объяснила охотница. — Это обида. На погоду. На одежду. На саму себя. Так обидеться может только женщина. Нам не нужен отдых. Нужна чистая одежда и теплая вода.
— Ерунда, — проглотила слезы колдунья, встряхнув остатки влажной куртки перед чадящим в сырости костром. — Разнюнилась, как крестьянка над грядками после града. Не обращай внимания, мудрец. Дело не в усталости. Ты же сам понимаешь, нас вместе с этим плежским мертвяком шестеро. Если каждый из нас положит варм раддских воинов, только половина арда выйдет. А с остальными кто воевать станет? Империя и Салмия?… А потом между собой? Так нам и с одним вармом не справиться! Голова трещит, как думать об этом начнешь. Ты внимания слишком уж не обращай. Слезы — они как сырость в белье после дождя, сверкнут да высохнут. Правда, воины мы в таком белье плохие. Деррка правду говорит.
— Потерпи, — хмуро сказал Леганд. — Мы сейчас как раз посередине между Орлиным Гнездом и Багровой крепостью. Но до Орлиного Гнезда все одно в обход придется идти. Тут в дне пути тракт проходит. Пересечем его и через Плеже пойдем, горами. На всех остальных путях заставы раддские стоят. А Плеже Эрдвиз огнем выжег, он оттуда ждать нас не может.
— Он демон, — заметила Йокка. — Значит, будет ждать отовсюду. Другое дело, что бояться не станет. Только на это я и рассчитываю. Не слишком, впрочем.
— Что ж, — согласился Леганд. — Тогда свернем в деревню. Тут рядом есть одна. Только делать это придется ночью. Со старостой я знаком. Хитрый старик, но за золотую монету землю разроет. После к горам подадимся.
Саш повернулся к Пускису. Плежец сидел неподвижно, прикрыв глаза. Он всегда оставался в стороне, так, чтобы слова спутников не долетали до него. Никогда не подходил за пищей, пока чашу или лепешку не давали ему прямо в руки. Сейчас в его руках были палки для фехтования.
Сначала в лесу начали попадаться следы рубки и кострищ. Затем ручеек обернулся болотцем, а вскоре и вовсе небольшим озерцом с плотиной, под которой шумело мельничное колесо. За приземистой мельницей показался косогор, на нем сараи, какие-то изгороди, начинающие таять в вечерней мгле, неотличимые от деррских дома.
— Тут народ охоту не слишком жалует, — объяснил Леганд. — Полян в округе предостаточно — коз выращивают, шерсть стригут. Дорого продают, тракт рядом. Хотя какие сейчас купцы…
— А мельница зачем? — не понял Саш. — Что-то я не заметил тут полей этой… маоки?
— А ореховая мука? — удивился Леганд. — Одной шерстью жив не будешь! Ладно, Плех — староста — с этой стороны деревни живет. Сразу за мельницей. Вечереет уже. Ждите у плотины, я схожу переброшусь парой слов.
Леганд слез с лошади, сбросил мешок и бесшумно скрылся в кустах. Саш протянул руку, сорвал гроздь продолговатых плодов, обернулся к Линге:
— Это орехи?
— Орехи, — улыбнулась в сумраке деррка. — Только не те, из которых ктар варят. Те ореховые деревья в лугах растут. И орех там мелкий, почти черный. А из этого ореха мука получается. Он и на зуб что камень. Почти созрел. Даже здесь, в Аддрадде, по два урожая за лето дает. А уж южнее Эйд-Мера и по три раза снимают.
«Лукус», — вновь обожгло Саша. Он зажмурился, наклонился, прижался щекой к лошадиной гриве и вдруг вспомнил мать. Ее голос, руки. Попытался мысленно очутиться в родном доме, представил тетку, вечно громыхающую кастрюлями на плите, похороны, пожар, и завертелось, закружилось в голове самое мрачное и болезненное…
— Пошли, — послышался голос Леганда. — Сегодня ночевать под крышей будем.
Крышей оказалась редкая кровля, через которую, радуясь отсутствию на стропилах сгнившего сена, светили звезды. Но уже это успокаивало, давало надежду, что дождя ночью не будет. В углу сарая за перегородкой жевала метелки хоностна толстая, вилорогая коза, всем своим видом важно давая понять, что приплод не за горами. Возле нее друзья и привязали лошадей, которые тут же присоединились к трапезе. Леганд перебросился словами с суетившимся в стороне хозяином, вернулся к друзьям.