– Милочка, разговор у нас будет недолгим, и все-таки сделайте кофе. Ну как вы умеете. Утрите в очередной раз нос этому турецкому кудеснику.
– Хорошо, Вальдемар Адольфович, – прошелестела Мила.
– Однажды пришлось поехать в Турцию, – заговорщицки прошептал Адольфыч. – Представляшь? В Стамбуле на восточном базаре слышу изумительный запах кофе. Просто осязаемый восторг. Захожу в кофейню. Смотрю, орудует за стойкой самый натуральный русак или хохол, неважно. Ну наш человек – русые волосы, румяные щеки, добрый взгляд. И по-русски почти без акцента говорит. Думаю, натурализованный, так нет. Натуральный турок. Угур Кара. Любитель тверских баранок. Добрейшей души… человек. Прирожденный не только повар, но и лекарь! Ну познакомились, слово за слово, я высказал предположение, что способен приехать в Стамбул только для того, чтобы еще раз попробовать этот чудесный напиток, но Угур сообщил мне, что, судя по всему, с ним я уже не встречусь. Аллах собирается призвать его к себе. Тяжелая болезнь не оставляет ему шансов. И вот я подумал, какая, к черту, тяжелая болезнь? Смотри, мы сохраняем памятники архитектуры, которые по законам времени давно должны были бы осыпаться грудою щебня. Мы реставрируем картины древних мастеров. Сберегаем книги. Так почему же мы не можем сохранить чудо человеческого умения? Хотя признаюсь, легче было вылечить турка, чем перенять у него опыт изготовления чудесного напитка. Пока Угуру удалось научить по моей личной просьбе Милу варить настоящий кофе, он потерял в весе килограмм пять. Тут, правда, дело еще в специфических способностях Милы, ну да не будем уточнять. Так вот, какая, к черту, тяжелая болезнь? Возьми хотя бы того же Марка Содомского. Он ничем не болеет уже лет так триста. Короче, предложил я Угуру приехать в нашу клинику. Ну тут уже был вопрос выбора. Неделю он ходил как приклеенный за Содомским, чтобы убедиться, что никакая чушь из фильмов про вампиров ему не грозит, что он сможет и дальше лакомиться своими баранками, и от шашлыка из лучшей баранины его не стошнит, и все-таки решился. Но не думай, никаких укусов и крови. Легкий укол, потом прививка от светобоязни, чесночная прививка и вот, пожалуйста, – Угур Кара, лучший мастер кофе на всей территории бывшей Российской империи в добром здравии и довольстве пребывает в нашем городе. Как тебе это?
– Так кто он все-таки теперь? – не понял Дорожкин. – Кровосос или оборотень?
– А есть разница? – серьезно спросил Адольфыч.
– Ну кофеманы в моем лице безмерно вам благодарны в любом случае, – заметил Дорожкин. – Да и Угур вроде бы не плачется о несчастливом жребии.
– Плачется, – хмыкнул Адольфыч. – Мерзнет он здесь. Ничего. Зимой отпущу его погреть косточки на юг. Да и ездил он уже. Только здесь ему все равно лучше. Здесь он подзаряжается. А там… – лицо Адольфыча стало строгим, – рано или поздно захочет крови. За все надо платить, Евгений Константинович.
– Надеюсь, – Дорожкин поежился, – что я не захочу крови ни там, ни здесь. Нигде.
– Ну, – Адольфыч расплылся в улыбке, – ты, Евгений Константинович, особый случай. Понимаешь, я вот искал сравнение. Предположим, для того чтобы стать писателем, требуется талант. Я имею в виду настоящего писателя. Который способен соединить фразы так, чтобы из их сочетания родилось что-то особенное, зазвучала какая-то музыка. Но ведь порой, и даже весьма часто случается так, что фразы соединены, музыка готова зазвучать, но не звучит. Знаешь почему? Музыка не звучит в вакууме. – Адольфыч довольно хлопнул в ладоши. – Даже самому хорошему писателю нужен читатель. Так вот ты – идеальный читатель. Талантливый читатель. Редкий. Понимаешь?
– Не удается уделять времени чтению в последнее время, – признался Дорожкин.
– Ну ты меня понял, – поджал губы Адольфыч и тут же снова растянул их в улыбке. – Милочка, уже предвкушаю.
Секретарша, несмотря на каблуки, приблизилась к столу неслышно. Она обогнула Дорожкина и наклонилась, снимая с подноса чашечки кофе. Короткая юбка натянулась, демонстрируя несомненные достоинства фигуры, но взгляд Дорожкина был прикован к спине. Блузка имела вырез, и в этом вырезе темным треугольником темнело что-то, напоминающее наглядное пособие в кабинете анатомии. Белели позвонки и ребра, а под ними поблескивало что-то влажное и живое.
– Спасибо, Милочка, – улыбнулся Адольфыч. – Идите.
Дорожкин окаменел. Он даже не чувствовал запаха кофе.
– Брось, – подмигнул ему Адольфыч. – Обычная мавка. Правда, сразу скажу, внешность у Милочки выдающаяся, но в принципе-то – обычная мавка. Русалка, если говорить упрощенно. Конечно, следует отринуть всякую мифологическую муть насчет некрещеных детей, утопленников и прочего. Мавка – это вполне конкретный вид потайного народа. Знаешь, чем отличается потайной народ от обычных людей?
– Нет, – судорожно мотнул головой Дорожкин.
– Тем, что они в большей степени управляют собой, – проговорил Адольфыч. – Человеку, чтобы в какой-то степени владеть собственным телом, требуются годы неустанных практик, а та же мавка делает это с легкостью. Она управляет собственным настроением, регулирует температуру тела, в общем-то всеядна. Знаешь, с некоторым трудом, но способна даже регенерировать потерянную конечность. Потайной народ – это народ будущего, Евгений Константинович. Но я скажу тебе еще больше – обычных людей не существует.
– Я обычный человек, – не согласился Дорожкин.
– Нет, – покачал головой Адольфыч. – Но не потому, что ты обладаешь несомненными талантами. Обычный человек – это существо, которое располагает стандартным набором характеристик. Находится, так сказать, в некотором равновесии. Нет, конечно, имеются индивидуумы, которые выделяются из массы, но, в сущности, если исключить из выборки тех, кто на самом деле является или представителем потайного народа, или его потомком, мы имеем дело со стандартным существом. Не лишенным индивидуальности, конечно, но индивидуальности в ментальном плане. На уровне психофизики. Ключевое слово. В определенной интерпретации, конечно. Но ключевое.
– Я обычный человек, – повторил Дорожкин и положил руку на грудь: колючее и больное неожиданно дало о себе знать.
– Смотри, – откинулся назад Адольфыч. – Сейчас температура твоего тела поднялась на доли десятых градуса. Обычно организм это делает самостоятельно, реагируя таким образом на болезни, на какие-то внешние факторы. Но именно сейчас причиной послужило твое волнение. Давай попробуем успокоиться. Я не буду ничего говорить, не буду тебя гипнотизировать. Я обращаюсь к твоему разуму, просто прошу тебя, успокойся.
Дорожкин опустил руки, несколько раз глубоко вздохнул, на секунды прикрыл глаза.
– Ну вот, – удовлетворенно кивнул после короткой паузы Адольфыч. – Теперь можно выпить и кофе.
Он поднял чашечку, зажмурился.
– Замечательно. Так вот, вернемся к нашим баранам. Обычных людей не бывает, Евгений Константинович. В моем представлении, обычный человек – это капсула, матрица будущего совершенного существа. Этакого гомункула, который является не искусственным образованием, а естественной стадией развития человека. Представь себе, что человек подобен личинке бабочки. Но когда истекает время его жизни, он окукливается, чтобы затем вновь стать личинкой. И так бесконечно. А я предлагаю, чтобы он стал бабочкой. Понимаешь?