– Там, – Сиф наморщила лоб, – есть жизнь. Но она невозможна днем. Солнце сжигает все. Там все есть – деревья, птицы, трава, звери. Целый лес. Но днем он скрывается в толще песка. Выбирается только ночью. Но я бы не советовала тебе оказаться там ночью. Это еще страшнее.
– Подожди… – Кидди нахмурился. – Я начинаю путать сон и явь. Не хочешь ли ты сказать, что сон, скрепленный утвердителем или нескрепленный, это нечто зафиксированное во времени и в пространстве? Клянусь тебе, для меня так же ясно, что сон находится здесь, – Кидди постучал себя по голове, – как то, что Земля вращается вокруг Солнца? Разве это сознательная иллюзия? Плод работы дизайнеров, художников, аниматоров? Какой лес? Я скорее соглашусь, что двое могут одновременно видеть один сон, чем поверю в реальность пережитого!
– Разве я требую от тебя веры? – Она смотрела на него с веселым удивлением. – Конечно, я могла бы тебе сказать, что в самом определении «реальность» кроется условность, продиктованная позицией наблюдателя, но зачем?
– Чтобы знать! – Кидди нахмурился. Слова Сиф казались ему туманом, который скрывает, проглатывает истинные очертания произошедшего. – Вот лес. Откуда ты знаешь о лесе?
– Все знать нельзя. – Она смотрела на него успокаивающе. – Нужно чувствовать. Это как любовь. Ты же не можешь знать всех женщин, достаточно их чувствовать. Знать дано немногих. Может быть, ни одной.
– Подожди. – Кидди посмотрел в небо. – Я действительно никогда не видел снов. Но это не было сном!
– Ут-вер-ди-тель, – по складам произнесла Сиф. – Он не только дает ощущение реальности, он рассеивает туман, зыбкость, пронизывающую наши сновидения. Считай его самого волокном сна. И вот, когда зыбкость развеивается, выясняется, что сны бесконечно разнообразны, но очень часто похожи друг на друга даже у разных людей. И этот лес доступен многим. К счастью, люди заглядывают в него без утвердителя под языком.
– И… – начал Кидди.
– И просыпаются в холодном поту. Мне уже приходилось бывать в… ночном лесу.
– Не понимаю, – признался Кидди.
– Я помогала Биллу строить башню и облазила окрестности вокруг нее.
– Чем больше я получаю объяснений, тем меньше понимаю, – потер лоб Кидди. – Предположим, что это так. Предположим, что в каком-то сне Билл строит башню и даже имеет возможность, уснув снова, продолжить строительство. Предположим, что умозрительное приобретает, пусть только на время сна, свойства реальности. Но как, как тогда ты пересекла пустыню? Я что-то видел перед прыжком…
– Не говори, – остановила его Сиф. – Не говори о том, что не смог разглядеть, пока не разглядишь. Для того чтобы понять, нужно пережить.
– Пережить? – Кидди недоуменно сел. – Вот я и пережил, и что?
– С моей помощью, – она положила ему подбородок на плечо. – А сам?
– Как тебе это удалось?
– Это не так уж и трудно, – ответила Сиф, натягивая на обнаженные плечи плед. – Главное правило все то же – захотела, почувствовала, нашла. Глагол может меняться. Захотела, почувствовала, пробежала по раскаленной пустыне. Правда, Билл упрощает. Он говорит, что главное – хотеть именно то, что реально получить. Вот, к примеру, как тебя. Гораздо труднее не получить то, чего не хочешь. Но тоже возможно. Но самое трудное – не потерять то, что получил. А я не согласна. Мне кажется, что главное – хотеть то, чего хочется, не задумываясь о реальности. Неужели ты думаешь, что я рассчитывала тебя получить?
– Даже не знаю, должен ли я обижаться, – напряженно пробормотал Кидди.
– Спроси об этом у своего чувства бездны, – подмигнула ему Сиф и вскочила на ноги. – Наши уже проснулись!
– Сиф! – донесся окрик Стиая.
– Я здесь! – звонко закричала она. – Сейчас иду!
– Сейчас Билл спросит, почему мы не были в его башне, – нахмурился Кидди.
– Почему же не были? – удивилась Сиф. – Возможно, были. Откуда ты знаешь, что снилось остальным?
20
– Кидди! Кидди Гипмор!
Голос был знакомым, но Кидди не останавливался до тех пор, пока Хаменбер не схватил его за рукав.
– Стойте, Кидди! Вы не убежите от меня просто так.
Кидди раздраженно обернулся. В последние полчаса он удачно выскользнул из квартиры отца через технический коридор. Воспользовавшись служебным лифтом, спустился до торгового уровня. Не рискуя выбираться к парковочным залам, миновал несколько гипермаркетов, ступил на ленту эскалатора, нырнул в полупустой вагон подземки, отсчитал десяток станций и уже собрался затеряться в толпе на парковом узле, как линию бросила Моника. Она еще ничего не сказала, а Кидди уже узнал ее молчание, дыхание, которое подсказывало, что она или только что рыдала, или собирается рыдать. Он шагнул в сторону, выбрался из толпы у поблескивающей металлом арки, брезгливо отпихнул оборванного попрошайку, остановился возле старика, который сидел на куске пластика с короткой деревянной дудкой в руках, но не играл, а словно спал с открытыми глазами, и спросил:
– Ну ты как там?
– Ты где? – справилась с дыханием Моника.
– Был у отца.
– А сейчас? Ты уже был у Брюстера?
– Что ты хочешь? – с тоской оглянулся Кидди.
– Скажи Брюстеру, чтобы он… Скажи, что я не могу спать, что он должен прилететь и все объяснить мне. Мне не все равно, отчего умер Миха. Мне вовсе не наплевать на Миху. Пусть он не думает так!
– Я не понял.
– Скажи, что он должен все объяснить мне! – повысила она голос.
– Скажу.
– Спасибо.
Она помолчала ровно столько, чтобы понять, сбросил ли Кидди линию или нет.
– Ты где решил остановиться?
– Еще не решил.
– Я же знаю, ты не уживешься с отцом и одного дня.
Она торопилась сказать эти слова.
– Имей в виду, что я дома. Если хочешь, я уйду. То есть уеду. Ты можешь ночевать. У нас… у меня тут тихо. Ну если… Ты понимаешь? Тут были журналисты, не застали тебя, я сказала, что ты не вернешься…
«Не вернусь», – подумал Кидди.
– …сказала, что ты не вернешься, и они убрались, задав мне кучу глупых вопросов, на которые я отказалась отвечать…
– Ты несешь какой-то бред, – оборвал ее Кидди и тут же добавил, поморщившись: – Мы обязательно еще увидимся. Я не собираюсь сегодня к Брюстеру, может быть, завтра. Поговорим обо всем. К тому же я забрал разговорник Михи.
– Хорошо, – прошептала Моника. – Они не вернутся, не волнуйся. Прилетай.
Кидди сбросил линию и присмотрелся к старику. Он сидел с закрытыми глазами, перебирал пальцами отверстия дудки, надувал щеки, но не извлекал ни звука. Чиппер на его запястье иногда пощелкивал, словно неслышимой музыке внимали невидимые слушатели и неосязаемо сбрасывали на счет музыканта скромную благодарность. Кидди задумался, в очередной раз убедился, что под ногами не псевдограв, а уличный пластик, и направился к эскалаторам. Тут его и догнал Хаменбер.