– Вы придираетесь, – нахмурился Котчери. – Придираетесь и недооцениваете наши разработки!
– Ваши разработки – это бред больного на голову геймера! – вскипел Кидди. – Стена высотой в десять метров, заглубленная в скальную породу, – вот универсальная разработка, а не эти ваши невыносимые природные условия в отдалении от базы и так называемые недоходимые горы! Бегущая навстречу потенциальному беглецу дорожка размером с огромный кусок степи! Спортивный тренажер!
– Эффект «недоходимости» заключенный всегда может списать на временное расстройство психики! – заметил Котчери.
– Вот меня и удивляет, отчего никто из наших подопечных еще не сошел там с ума? – стиснул кулаки Кидди. – А знаете ли вы, что, пусть он хоть десять раз совершит попытку к бегству, всякий суд его оправдает? Человек даже в тюрьме нуждается в обществе себе подобных! Или хотя бы должен быть занят полезным делом.
– Придумаем полезное дело, – язвительно поклонился Котчери. – Когда Государственный совет сделает компрессию обязательной. Придумаем. И о совместной компрессии подумаем. Кстати, что касается общества себе подобных – наша технология позволяет размножить любого компрессана. Размножить и поселить в одной камере. В двух, трех, десяти лицах! Но ведь мы этого не делаем? Ваша стена, Кидди, верный путь к сумасшествию, а наши горы, по крайней мере, позволяют заключенному лелеять надежду или, хотя бы, действительно заняться делом! Пусть даже подготовкой побега! А что касается сумасшествия, то за этим следит компрессатор. Коррекция психики ведется автоматически. Это, кстати, самая сложная часть нашей программы!
– Что ж? Выходит, и она дает сбои? – поморщился Кидди и повернулся к оператору. – Ладно, хватит уже крутить рекламу, показывайте, что послужило причиной сигнала тревоги?
– Что именно? – повернулся тот к Котчери.
– Давай сам источник тревоги, – распорядился тот.
Оператор пошелестел сенсорами, и картинка изменилась. На экране монитора появился текст.
«Правила нахождения в спецзоне „Третья сторона“», – прочитал Кидди.
– Келл! – рявкнул на оператора Котчери. – Фокусировка не из глаз заключенного, а с угла в сорок пять градусов сзади к фронтальной плоскости! И держи картинку!
Макки стоял у выщербленной стены кладовой и читал «Правила», нанесенные на ободранный кусок пластика. Неторопливо поворачивалась голова, переходила на следующую строчку и снова поворачивалась, словно Макки поедал буквы.
– Сколько он уже там? – спросил Кидди, разглядев ветхую одежду.
– Пока только три года, – прищурился Котчери. – Выглядит, конечно, как бродяга, но не нянькаться же с ними, в самом деле? Комплект запасной одежды есть, как видите, этот индивид просто неорганизован.
– Трудно же ему придется адаптироваться к нормальной жизни после компрессии, – задумался Кидди. – Боюсь, Котчери, не обойтись вам без строительства реабилитационного центра!
– Чего мы ждем, Келл? – обрушился на оператора Котчери.
– Все по инструкции! – огрызнулся вертлявый помощник советника. – Компрессатор выдает контрольную реконструкцию не менее чем за десять минут до события.
– Тихо! – поднял руку Кидди.
Макки отошел от стены, на мгновение повернувшись к зрителям, и Кидди увидел абсолютно безжизненное лицо. Это было лицо если не мертвеца, то человека, низведенного до состояния скота, утомленного непосильной работой или на годы прикованного цепью к стене и только что освободившегося вследствие случайности или невероятного стечения обстоятельств. Макки отошел от стены и двинулся в степь. Он прошел шагов двадцать, миновал каменное навершие колодца с цепью и каменным же ведром и остановился. Впереди вздымала пики остроконечная гряда гор, неслись над пыльной равниной султанчики смерчей, где-то там за их пределами должна была таиться прохлада и нормальная жизнь, но добраться до нее не было никакой возможности. Эта невозможность таилась в самой фигуре Макки, с безвольно опущенными руками и утонувшими в пыли ступнями. Даже в его истерзанной одежде и сухой коже, стянувшей костяшки слабых пальцев.
– Что он накорябал на пластике? – напрягся Котчери, когда Макки побрел обратно к щиту.
– «Меня зовут Макки Бифуд. Я жил здесь и умер, потому что обо мне забыли», – вслух прочитал Келл и тут же зашуршал сенсором, отыскивая Макки.
Заключенный уже брел, проваливаясь по щиколотку в пыль, по коридору спецблока. Дошел до открытой двери, вошел внутрь камеры, прикрыл решетчатую дверь и тщательно замотал ее проволокой изнутри. Кидди вгляделся в неказистое убранство камеры. Ниша в стене, в которой лежала стопка одеял и белья, узкий, застеленный серым одеялом лежак, деревянный столик, ящик и табурет.
– Газовая плита и автономная холодильная камера установлены в кладовой, – поспешил объяснить Котчери, но осекся.
Макки забирался на табурет. Вот он выпрямился, с трудом удерживая равновесие, повернулся лицом к двери и потянул из висящего петлями под потолком клубка веревку, сплетенную из постельного белья.
– Крюк для люстры оставлен из соображений реальности, – пожал плечами Котчери. – Так-то камера освещается примитивной лампой с фитилем.
– Мы можем что-то сделать? – процедил сквозь зубы Кидди, глядя, как Макки просовывает голову в петлю.
– Не волнуйтесь, господин Гипмор, – постучал пальцами по столу Котчери. – Сейчас вы увидите нашу программу в действии. Напоминаю, мы сейчас разглядываем реконструкцию уже пережитых Макки событий. Все, что можно было изменить, программа уже изменила. Более того, с момента этих событий, которые мы теперь наблюдаем, прошло уже по счету компрессии почти полгода. Келл! Сделай общий план!
Через узкое оконце под потолком камеры вливался тусклый свет, который в полумраке камеры казался ярким, и в этом свете силуэт Макки, скорчившегося на табурете, больше всего походил на лунный скафандр, подвешенный за косяк двери так, что облупившиеся башмаки упали набок, а обвисшие колени почти касаются пола.
– Интересно, – пробормотал Котчери. – Интересно. Табурет-то привинчен к полу. Интересно…
Тень скользнула вниз, словно пронзила табурет ногами насквозь. Веревка натянулась, секунду Макки висел неподвижно, затем захрипел, ухватился за петлю, засучил ногами, словно пытаясь найти вовсе не существующую опору, задергался и наконец обмяк.
– До конца нужно дать прочувствовать паршивцу смерть, до конца! – азартно прошептал Котчери, и в этот самый момент на покосившуюся голову Макки посыпалась штукатурка, раздался скрежет и в клубах пыли самоубийца рухнул на пол.
– Крюк не выдержал, – весело сообщил Котчери. – Программа выбрала этот ход, хотя мог развязаться узел, веревка лопнуть, да что угодно. Сейчас узел ослабнет, наш подопечный еще полежит немного, затем через несколько часов, для него несколько часов, придет в себя. Собственно, мы уже отсматривали его последующее поведение. Бродит себе по двору, даже странгуляционная борозда на шее имеется. Меры уже приняты, просто данный субъект психически неуравновешен. Легкое изменение программы, успокаивающие ритмы, и все наладится. Выберется из капсулы в лучшем виде!