– Что это?
– Так. – Магда поставила перед Кидди бокал, смешно поморщилась, потерла уставшие глаза. – Память о доме. Сейчас у нас осень. Это кленовые листья. Ветка – засохшая трава. По-моему, репейник. Стебли полые изнутри. Кончики веточек срезаются, в отверстия вставляются кленовые листья. Поэтому веточка не облетает. Взяла с собой с Земли на память. Таможня еще придиралась, кому-то взбрело в голову, что это наркотик. Вы еще что-то хотели?
– Нет, я просто посижу тут.
От Магды тогда Кидди еще ничего не хотел. И тогда, и теперь он вдруг вспомнил тот день, то ощущение истаивающего времени, ощущение близкого конца, неясно какого, но конца, когда они собрались вместе в последний раз. Стиай, Миха и Моника, Рокки, Брюстер и Ванда, он и Сиф. Это была последняя попытка поддержать так и не укоренившуюся традицию. Последняя и самая яркая. Она напоминала последнюю ремиссию у безнадежного больного. Брюстер как-то рассказывал, что прежде, когда не было опекунства, транспластики и регенерационных препаратов, люди умирали значительно чаще и жили меньше. Некоторые из них болели годами, зная, что неуклонно приближаются к собственной смерти. И вот как раз у таких больных иногда происходило значительное улучшение состояния, появлялся румянец на щеках, бодрость, веселье. Обычно это оказывалось предвестием скорой смерти. Та встреча была предвестием смерти Сиф, а может быть, и Михи тоже.
Миха и Моника слепили несчастную семью еще в академии. Моника слепила. Миха был помешан от счастья, в первое время он все приставал к Кидди, обнимал его и с радостной улыбкой бил по плечу. Моника тоже искрилась счастьем, но счастье ее отдавало безумием. Кидди казалось, что она упивалась местью, которую сотворила, чтобы досадить именно ему, избегающему ее Кидди, не понимая, что досадила она себе и еще больше Михе, который в то время и не собирался ничего понимать. Кидди было тошно на том празднике, но он сидел за столом и терпеливо делал печальный вид. Рокки зорко следил за порядком, Брюстер неумело ухаживал за рыжеволосой, чуть полноватой подружкой Моники – Вандой, которая к тому времени уже успела родить ему одну девочку, а Стиай копался в овраге за маленьким домом Михи, из которого они с Моникой так уже никуда не переехали. Стиай вылез из бурьяна, на месте которого Миха посадит потом вишни, и, срывая с себя засохший репей, потребовал тишины.
– Вот, – он достал из кармана нож и начал обрезать ветви. – Это всего лишь трава. А это всего лишь листья. Смотрите, я вставляю их сюда, сюда, сюда, вот! Что получилось? Ветка дерева! Чем она отличается от настоящей? Тем, что листья с нее никогда не облетят! Миха, Моника, я хочу пожелать вам, чтобы ваши чувства были как эти листья. Чтобы они не облетали никогда. И еще я хочу, чтобы мы все, первая пятерка академии, лучшие ученики академии, собирались здесь, на этом самом месте, каждый год.
– С женами! – воскликнул захмелевший Миха.
– Или с подругами! – добавил Брюстер под негодующий возглас Ванды.
И они честно пытались собираться, но собраться всем вместе им удалось только единожды, в тот самый последний раз. Миха уже знал об увлечении Кидди и радостно уговаривал друзей встретиться, чтобы «устроить помолвку». Кидди согласился неохотно, хотя Сиф откликнулась сразу. Кидди уже знал, что неделю назад Сиф встречалась с Моникой, но не предполагал, что еще через неделю она потащит его в Норвегию, чтобы увидеть место гибели его матери. Счастливый август в квартире Сиф закончился только что, за ним начался пока непонятный сентябрь, потому что Кидди вынужден был вернуться к работе, Сиф зачастила к отцу, и видеться они стали значительно реже, но ощущение волны тепла, подхватившей и понесшей на себе счастливого парня Кидди, не оставляло.
Все шло как обычно. Из открытой двери домика тянул свои песни Джонсон. Миха, Моника и Ванда суетились у выставленного на улицу стола, Стиай тщательно прыскал на неоднократно ремонтированный раритет каким-то средством Моники для волос, Брюстер и Рокки резались в объемные шахматы, а Кидди прогуливал Сиф по близлежащим окрестностям.
– Странно. – Сиф так и не взглянула ни разу в тот день Кидди в глаза, но постоянно пыталась прижаться к нему спиной, укрыться им, и это согревало Кидди больше, чем ее возможные взгляды. – Смотри. Листья клена желтеют. Бессмыслица. Помнишь последний сон? Помнишь страшную пропасть за спиной? На самом деле в ней нет ничего страшного, но в ней нет и бессмыслицы. Все, что происходит, подчиняется каким-то потребностям, необходимости, имеет причину и следствие. На Земле так много бессмыслицы. К этому трудно привыкнуть.
– Они не просто желтеют, – пробормотал Кидди. – Они всегда были желтыми, а также красными, багряными. Они просто перестают быть зелеными. Перестают дышать и показывают тот облик, который был скрыт зеленью. Это не бессмыслица, это реальность. Невозможно искать во всем смысл. Какой смысл в любви?
– Продолжение рода? – спросила, все так же не оглядываясь, Сиф.
– Эй! – раздался голос Михи. – Все к столу!
– Нет, не только, – постарался ответить на предположение Сиф Кидди. – Для продолжения рода не нужно… столько огня.
– А мне кажется, что нужно, – прошептала Сиф.
– Давайте не будем никого поздравлять, – печальнее, чем обычно, начал Стиай. – Я знаю, знаю, тут некоторые, – Миха вскочил и шутливо поклонился, – готовы поздравлять друг друга. А я вот не готов. Не хочется мне лепить еще одну вот такую же кленовую веточку, а потом каждый год смазывать ее пластиком. Она, конечно, не сломается, но скоро пластика в ней будет больше, чем травы и листьев.
– Это все? – удивился Брюстер, когда Стиай сел. – Маловато положительных эмоций поступило со стороны командора. Я, конечно, тоже пока поздравлять Кидди и… да, Пасифею не стану, могу только пожелать им всего самого лучшего. Спортсмена на финише поздравляют, а не на старте. Да, – погрозил Брюстер удивленному Рокки. – Даже несмотря на то, что некоторые из нас глаз не могут отвести от столь прекрасного пополнения в нашей компании! Тактичнее, господа, тактичнее! Такт понадобится вам именно теперь. Спешу сообщить для поднятия всеобщего тонуса, что мы с Вандой ожидаем прибавления. Да, еще одна девочка!
Ванда немедленно покраснела, Моника отчего-то заплакала, все остальные начали улыбаться, шутить, даже Сиф подсела к жене Брюстера и начала ее расспрашивать о чем-то вполголоса, явно доставляя ей удовольствие. Вот так плавно, без выплесков и здравиц, день, еще толком не разгоревшись, начал таять, пока не растаял весь. Пока за столом не остались Миха, Кидди и Моника. Сиф напросилась улететь уже в сумерках вместе с семейством Брюстеров, не дав сказать Кидди ни слова, проведя по его щеке ладонью так же, как она это сделала уже давно у океана. Рокки забрал Стиай. И они остались втроем.
– Вот так незаметно все и кончается, – вдруг произнесла в тишине Моника, заставив вздрогнуть одновременно и Миху, и Кидди.
– Да, да, – продолжила она через мгновение, поднялась и шагнула к открытой двери. – Это как сон. Пока не проснешься, ни в чем не можешь быть уверен.
– Я пойду, – заторопился Кидди, потому что незапланированное исчезновение Сиф выбило его из колеи. Он помнил ее шепот, что «мы увидимся завтра», но шепот без взгляда напоминал цветы без запаха, и это его угнетало.