– Ты лучше всех. – В голосе Элен еще ярче обозначилась гордость за него, Шарля де Лотьэра. И обожания было много больше, чем в позе или взгляде. И теплота лучилась солнышком. – Ты… Ты нас спас, и опять спас, и Илюшку отстоял, и маме поможешь. Никто нас не тронет теперь.
Было очень странно ощущать себя идеальным. Синеглазая личина внешнего совершенства, дополненная безупречными манерами и чарующим голосом, не давала и малой толики того душевного подъема, какой Шарль испытал сейчас. Оказывается, все, что можно внушить пси-средствами, ничто в сравнении с искренним уважением. Джинн опасливо покосился на девушку. А если это не укладывается в рамки уважения? Наконец, стоит помнить: Элен Соболева с недавних пор – богатейшая наследница страны, и это уже окончательно и неизменно… Только думать о подобном не хочется. При чем здесь ее деньги?
Шарль еще раз вслушался в то незнакомое, уверенное, пушистое, как узорная шаль, тепло, кутающее плечи и возникающее просто потому, что Элен глядит на него. Никогда джинн Шарль не был согрет тем обманом, что ненадолго связывал его с женщинами. Никогда он не знал даже, что это тепло существует. Может, оно и бывает лишь здесь, в дикой холодной стране, где от одной избушки в лесу до другой и не докричаться, и не добрести через стылую бесконечную ночь? Где каждому гостю радуются, а тех, кого признали родными, помнят и ждут. Всегда помнят и неизменно ждут. А соскучившись, сами бредут через ледяную ночь. Навстречу теплу…
Ликра, Белогорск, 25 сентября
Свой побег из дома Ромка обдумал заранее. Обсудил с Надей и другом Саней, выбрал лучший день и учел все мелочи. Карл фон Гесс в который раз подумал о неожиданно взрослой предусмотрительности детей и возмущенно прищурился, снова отсылая поисковый запрос. Прислушался к отклику, свернул на заброшенную правую дорожку, даже не глянув в сторону накатанной, уходящей к железнодорожной станции. Быть магистром, уважаемым в самых высоких научных кругах… в сводках тайных служб заслуженно числиться едва ли не самым сильным магом Ликры… и оказаться неспособным противостоять козням детишек, изучивших тебя в совершенстве со всеми твоими способностями. Сорванцы наделены, нельзя этого не признать, талантом заправских жуликов и просто чудовищной изобретательностью. Бессовестно и упрямо они объединились против собственных родителей. Уже четырежды поиск приводил к вполне надежному результату, однако всякий раз ребенок оказывался не тем Ромкой. Или не Ромкой даже. Стоит ли убеждаться в пятый раз: опять господина ректора провели, выставили взрослым солидным дураком… Саня едва не лопается от гордости. Отца обхитрил! Лучший младший ученик Юнца, надежда колледжа. Проказлив, драчлив и невыносим, полный набор семейных отрицательных качеств. Впрочем, трудолюбив и талантлив – это из положительных, тоже фамильных. И вот результат…
– Чего не хватало твоему другу? – в очередной раз спросил Карл у сына. – Мало мне взрослых заговоров в столице – вы учинили детский. Хватит сопеть! Я в гневе страшен. Выгоню тебя с инженерного отделения на правах отца, разъяренного и необъективного.
– Пап, да ладно тебе, – не испугался лучший ученик указанного отделения, экстерном переведенный на третий курс. – Не я ведь сбежал, хотя Ромка звал. Мы, фон Гессы, ужас какие ответственные, я так и сказал: «После начала учебного года я в бега ни-ни».
– Просто у меня нет столь драгоценной волчьей шубы, – предположил барон. – Ты не мог украсть ее и так сравняться с другом…
Карл резко ударил по тормозам, старенькая «Тачка Ф» охнула, фыркнула, заскрипела, клюнула носом и остановилась.
Стали слышны звуки перелеска, обступающего дорогу. Птицы слегка попискивали, по-видимому опасаясь громко шуметь и возмущаться в присутствии мага удачи, пребывающего, по крайней мере внешне, в черном гневе… Березки, молодые и стройные, дружно всплеснули ветвями, сочувствуя бедам мальчишек и одновременно их осуждая. Из дома сбежать! Виданное ли дело. Из обеспеченного дома первого министра Ликры! По сути, хозяина страны, у которого все правительство в кулаке, пищит куда тише птиц и даже не трепыхается. Бомбисты и те сгинули, не видно их и не слышно. А любимый приемный сын вдруг выкинул эдакую шутку: сбежал! Вспомнил, что по крови он цыган, и «предпочел пыль дорог сытости богатого дома, где нет тепла и настоящей родительской заботы», – завтра именно так и напишут в газетах. Потому что дольше скрывать происшествие никак невозможно.
– Пап, при чем тут шуба, – возмутился Саня, краснея до самой шеи. – Я не вор! И Ромка не вор! Просто ему нужен первоначальный капитал.
– Что? – переспросил Карл, сомневаясь в своей способности слышать.
– Он название для завода и машины придумал? Ведь да?
– Допустим.
– Он полагал, что получит за это обещанный приз, двадцать тысяч. Хотя бы десять! Но тетя Фредди уперлась и сказала, что приз надо отдать чужим людям, иначе сочтут всю историю с письмами и выбором обманной, а Потапыча обвинят в потакании родне.
– Знаю, – нехотя согласился барон.
Он сам не далее как в воскресенье до хрипоты спорил с сестрой, требуя выдать Ромке вознаграждение, объявленное за лучшее название новой марки автомобиля. Советовал учредить три или четыре премии и по совести раздать тем, чьи варианты названия хороши и годятся для разных моделей, на будущее и в запас. Уговаривал Ромке тоже дать деньги, наравне с прочими везунчиками. Но Фредерика происходила все из той же семьи фон Гессов, и она вдруг решила доказать, что в упрямстве – сильнейшей фамильной черте характера – не уступает знаменитому предку Карлу Фридриху Иерониму. Ромка сперва надеялся на лучшее, то есть подслушивал под дверью и ждал, пока его позовут. Потом сник, ушел спать. Утром спустился к завтраку тихий и вежливый настолько, что Фредерика испугалась, вызвала врача… А надо было, оказывается, спрятать шубу!
Ромка учел планы всех в доме и выбрал день для побега. Баронесса с любимой подругой и наставницей в пении, Алмазовой, уехали в пригород: отдыхать от столицы с ее суетой и разразившейся на исходе лета засухой. И задержались, а теперь только-только вернулись. В доме суета, все заняты и невнимательны, Поленька плачет, доберманы лают, погремушки стучат. В автомастерской им вторит Макар, правящий в сотый, наверное, раз кузов арьянского посольского «хорьга», умудряющегося еженедельно попадать в неприятности: фон Бойль слишком любит слойки, выпекаемые несравненной Еленой, и находит ремонт удобным поводом для визита в гости.
Дополнительной удачи в поиске выпросить не у кого. Беренику и Хромова увез сам Юнц: пробует раскрыть некие особые тонкости работы с природной и людской фарзой. Проще говоря, ректор пытается магией удачи бороться с засухой и настраивать погоду осени…
В доме Пеньковых тоже особенное настроение. Потапыч вчера собрал правительство и всех так изрядно напугал своей тихой и мягкой манерой выслушивать и сочувствовать, что газеты поутру боялись цитировать стоны министров. Добрый Потапыч был слишком похож на священника, предлагающего всем покаяться перед неизбежной казнью. И причину его настроения в общем-то понимают: Франкония, которая остается надежной союзницей Ликры уже многие годы, весной заново изберет президента. Пока что все прогнозы, в том числе магов удачи, указывают на мсье Пьера де Варда, обычно в газетах на родине именуемого Стрелком. Прозвище специфическое, прилипшее к политику и потому, что он слывет заядлым охотником, и еще по причине большого уважения Пьера к истории войн. А сверх того дано оно кандидату в президенты газетчиками с явным намеком на странное стечение обстоятельств: дважды политические оппоненты Стрелка трагически гибли, и оба раза смерть была связана с оружием и насилием… Словно мало было этих туч, делающих небо политики мрачным, в августе в Арье скончался вице-канцлер. Официально – от сердечного приступа. Но его партия, приобретающая все большее влияние в стране, сразу объявила: это был заговор внешних и внутренних врагов нации. И хотя без своего лучшего оратора и идеолога партия утратила значительную часть притягательности и влияния, пока что мертвый вице-канцлер стремительно превращался в мученика идеи, в некий символ, объединяющий не самые светлые и здоровые силы общества.