Праведный гнев начинал набирать силу. Проклятие, думала Кристина, он собирался уложить ее в постель, даже не сказав, кто он. Как далеко может заходить вероломство?
Вероломство происходит от безразличия, произнес внутри тихий, ледяной голос. Если бы он думал о тебе — не обращался бы так. Если бы он думал о тебе чуть больше — сказал бы, кто он. Мог бы довериться, даже скрываясь от всех остальных.
Кристина покачала головой. Она не ожидала такой боли. В конце концов, ей давно известно, что он лжет. Или по крайней мере не говорит всю правду. Но не до такой же степени! Она могла бы броситься на палубу и зареветь. К счастью, гнев возобладал.
— Я не знал, что Кристина будет здесь, — пробормотал Саймон, переступая с ноги на ногу.
— И именно потому позвал меня? Боялся оставаться один на корабле? — со скепсисом спросил дядя.
— Я хотел, чтобы ты привел назад маму, — пробормотал мальчик.
Люк вздохнул.
— Саймон, ты уже достаточно большой. Я говорил тебе в прошлый раз…
— Она тебя слушает, — не дал договорить племянник.
— Тогда она — единственный человек, который это делает, — с усмешкой произнес Люк. Он повернул голову и бросил через плечо: — Подойдите, мисс Говард. Оказывается, мой племянник раскис без всяких причин. — Его голос был холоден и абсолютно безразличен.
Несмотря на боль в сердце, Кристина понимала, что Люк хочет ослабить для мальчика остроту ситуации. Что ж, она не может изменить ее к лучшему, но может подыграть Люку, чтобы успокоить ребенка. Если действовать с умом, ей удастся даже спасти собственное достоинство. Она шагнула вперед.
— Я не знала, что ты беспокоился, Саймон, — произнесла она с раскаянием в голосе, стараясь не смотреть на Люка. Она чувствовала его рядом, но он не пытался коснуться даже ее руки.
Несомненно, у принца Холхостана отработанный набор правил поведения на все случаи жизни. И он не позволяет держать за руку даму сердца в присутствии детей. Или, скорее, в присутствии кого угодно, кто может опознать его. Такие злобные мысли терзали Кристину.
Должно быть, потому-то он и затащил ее тогда в пустынную бухту. Она еще думала, что он хочет остаться с ней наедине, но он хотел лишь скрыться от людей, которые могли его узнать. Все ее тело горело ненавистью.
— Я больше не буду, Кристина, — выдавил из себя Саймон.
Кристина не поняла, за что он извиняется, в отличие, видимо, от дяди.
— Не будем больше об этом, — решительно сказал Люк, пресекая всякие вопросы. — Но это нужно прекратить, Саймон. Ты слышишь? Незачем бить тревогу каждый раз, когда твоя мама уходит вечером. Ты уже достаточно взрослый, чтобы все понимать. — Его голос звучал неожиданно устало. — А сейчас иди спать. Уже поздно.
Мальчик не двинулся с места.
— А утром ты будешь здесь?
Кристине показалось, что Люк бросил на нее быстрый взгляд, но в слабом лунном свете чего только не почудится.
— Буду, — сказал он. — Иди спать.
Наконец успокоившись, Саймон повернулся и взбежал по трапу. На полпути он остановился, вспомнив про хорошие манеры.
— Спокойной ночи, Кристина. Спокойной ночи, дядя Кай.
— Спокойной ночи, — отозвалась Кристина, подумав, не тянет ли мальчик время перед сном. Если так, от нее помощи не дождется. Хотя она не представляет, что сказать его дяде, когда Саймон оставит их вдвоем.
Дядя, однако, не предавался подобным размышлениям. Он шагнул вперед и строго скомандовал племяннику:
— Марш в постель.
Саймон засмеялся. И убежал.
Наступило молчание.
— Проклятие, — наконец сказал Люк-Анри.
Нет, не Люк. Принц Холхостана. Кристина повернулась, чтобы уйти.
— Если позволите, я бы тоже пожелала вам спокойной ночи, — сказала она. Потом, помедлив, добавила: — Ваше Высочество.
Он схватил ее за плечи и резко развернул лицом к себе.
— Хватит играть, — грубо произнес он.
Кристина побледнела от гнева — от гнева и обиды, — но решила на миг забыть об обиде. Ее глаза сверкнули в темноте яростью.
— Играть? Как вы смеете обвинять меня в этом? Я никогда не лгала вам. Позволю сказать, в отличие от вас. Вы профессионал в дезинформации, не так ли?
— Неужели мой титул так важен? — холодно произнес он.
— Важно, кто вы, — парировала она. — Вы это прекрасно знаете, иначе не трудились бы скрывать. И у вас хватает совести заявлять, что это я играю!
— С моей стороны была не игра, — очень тихо проговорил он.
И поцеловал ее. Какая жестокость!
На мгновение Кристина почти потеряла сознание. Даже изобличенный он оставался верен себе, и она откликнулась всем сердцем, рассудком и телом.
Потом вспомнила, что он не папарацци; он хуже. Он — могущественный человек, который играет с ней как с марионеткой, играет с самого начала, с тех пор как затащил ее в кафе. Стыд навалился на нее удушливой пеленой. Задыхаясь, она вырвалась из его рук.
— Как вы смеете? Вы так обычно обращаетесь со своими подданными?
Он отвернулся.
— Гм… Мне следовало сказать тебе. Признаю, что был неправ. Приношу извинения. О'кей? — В его тоне звучала злость и совсем не было раскаяния.
Кристина презрительно засмеялась.
— Вы не понимаете. Человек в моем положении должен быть осмотрителен, — добавил он.
Кристина едва не задохнулась от унижения.
— Уверена, у вас нет отбоя от поклонниц, — согласилась она, когда дар речи вернулся к ней.
— Но…
— Только, если помните, я не из них. Именно вы были в том проклятом огромном автомобиле, выслеживающем меня по задворкам Афин. Вы в самом начале затащили меня в кафе… — Новая мысль озарила ее. — У меня не было шансов сбежать, не так ли? Вам ни в чем нет отказа, верно? Человек в вашем положении… — с горечью передразнила она его тон. — Именно вы устроили слежку за мной по всем Афинам. Вы подстроили мне эту работу, не так ли?
Он с хрустом сжал пальцы в кулак, но, когда заговорил, голос звучал с притворными спокойствием и ленью.
— Конечно.
— Господи, как я вас ненавижу! — воскликнула Кристина. Даже в темноте она чувствовала, как его глаза буравят ее.
— Не преувеличиваете ли вы слегка, дорогая?
— Нисколько, — с холодным бешенством произнесла Кристина. — И если еще раз назовете меня «дорогая», выброшу вас за борт.
Его глаза вспыхнули.
— Попробуй, — предложил он. В его голосе слышались самодовольство и какое-то ленивое обещание. Даже сквозь гнев Кристина заметила это.