Конан со злостью перехватил поводья лошади Дженны. Она хотела что-то сказать, но киммериец пустил животных таким бешеным галопом, что ей оставалось только покрепче ухватиться за луку седла, чтобы не свалиться на землю.
Жители деревни грозили им вслед кулаками, то тут, то там в воздух поднималось копье или ржавый меч, но никто не сделал ни малейшего усилия, чтобы догнать удаляющихся всадников.
Только когда деревня скрылась за поворотом долины, Конан придержал лошадей и вернул девушке поводья.
Она выхватила их из его рук и, задыхаясь, спросила:
— Почему мы оставили эту женщину там, в деревне? Она…
— У нее теперь куда больше шансов, чем час назад, — буркнул Конан. — И вообще, мы приехали сюда, чтобы спасать разбойников или искать Ключ?
Ему стоило немалых усилий сдержать гнев: эта дура так и не поняла, какой опасности она подвергала всех их.
Цокот копыт вдали заставил Бомбатту разжать зубы:
— Коринфийцы. Они, конечно, не забудут сообщить о нас в своем докладе начальству.
Акиро прикинул:
— Они наверняка забудут упомянуть о чернокожей девушке. Зато нас окажется в несколько раз больше. Еще бы, одно дело — быть разбитыми большим отрядом вооруженных людей, и совсем другое — потерпеть поражение от одной женщины.
Дженна переводила взгляд с одного из говорящих на другого.
— Мы все равно должны были сделать это, — упрямо твердила она. — Эта женщина не заслужила издевательств и пыток.
— Куда дальше? — спросил ее Конан, с трудом сдерживая себя.
Дженна махнула рукой вдоль долины. Ну что ж, подумал киммериец, по крайней мере, не назад к деревне. В дальнейший путь они отправились в полном молчании.
Небольшая долина, по которой они ехали, плавно перешла в другую, та — в следующую, а та — в узкий извилистый каньон, дно которого было загромождено большими валунами и обломками скал. Карпашские горы нависали над ними: высокие пики блестели снежной белизной, более низкие вершины покрывали пятна выжженных солнцем рощиц и зарослей кустов.
Конан посмотрел на солнце, стоявшее на полпути к закату, и прикинул, сколько оставалось времени. Всего три дня, а они не нашли пока что даже Ключ, не говоря уже о Сокровище. А вернуться в Шадизар надо не позже ночи третьего дня… Конан до боли сжал в руке золотой амулет.
Малак догнал ехавшего впереди всех киммерийца и сообщил:
— За нами кто-то едет, Конан.
Тот кивнул:
— Я знаю.
— По-моему, он один, но он уже довольно близко.
— Значит, надо отсоветовать ему следить за кем попало, — сказал Конан. — Ты и Акиро останетесь с девушкой. И не приближайтесь ко мне. Я сам вас догоню.
Он натянул поводья и подождал, пока с ним поравнялся Бомбатта.
— За нами кто-то едет, — сказал он человеку со шрамом.
— Я слышу, — ответил тот.
— Надо бы убедить его отстать. Попробуем вдвоем?
Бомбатта бросил полный сомнения взгляд на Дженну и с явной неохотой утвердительно кивнул.
Остальные, не давая неизвестному повода насторожиться, последовали дальше, не останавливаясь.
Конан с Бомбаттой придержали лошадей за двумя большими валунами, почти перегораживавшими путь через каньон.
Обнажив клинки, они застыли в ожидании.
Не успела Дженна со спутниками скрыться за поворотом каньона, как хруст гравия под копытами возвестил о приближении незнакомца. Конан недовольно поморщился: человек явно не пытался скрыть своего приближения — и это настораживало. Он бросил взгляд на Бомбатту — тот тоже весь превратился в напряженное ожидание.
Стоило морде лошади показаться между валунов, как Конан страшным голосом крикнул: «Стой! Кто идет?»
В следующее мгновение он застыл с открытым в изумлении ртом; по другую сторону тропы Бомбатта сыпал проклятиями.
Переводя взгляд с одного на другого, перед ним стояла чернокожая женщина, спасенная ими в деревне. Она ехала верхом на кобыле, намного мельче, чем их кони, на которой было прилажено военное седло коринфийской кавалерии. Сзади к седлу был приторочен большой бурдюк с водой.
— Мое имя — Зула, я воин горного народа, живущего к югу от страны, называемой вами Кешан. Я хотела бы знать имя того, кто спас меня от смерти.
— Мое имя Конан, родом из Киммерии.
Зула пристально смотрела ему в лицо:
— Я даже не поверила себе, когда впервые увидела твои глаза. У многих людей в твоей Киммерии такие глаза, цвета сапфира?
— Хватит разговоров! — рявкнул Бомбатта. — Узнала то, что хотела, — и проваливай подобру-поздорову.
Женщина, казалось, даже не заметила его присутствия и не слышала резких слов.
— Я поеду с тобой, Конан из Киммерии. Быть может, у меня будет шанс отплатить тебе тем же, что ты сделал для меня.
Конан медленно покачал головои. Этот разговор о долге за спасенную жизнь был слишком похож на его мысли о Валерии. Явно это какой-то знак, но какой?
— Я сделал это не ради спасения твоей жизни, а для того, чтобы дать нам возможность в общем беспорядке смыться из этой деревни. Ты мне ничем не обязана.
— Важны не причины, а поступки. Только поступки. Благодаря тому, что ты сделал, я жива и на свободе, а если бы не ты — то была бы в плену, а то и мертва.
Прежде чем Конан смог сформулировать ответ, к ним быстрой рысью подъехали Дженна и оба ее спутника. Конан гневно посмотрел на Малака и Акиро:
— Я что, непонятно объяснил, что вы должны охранять Дженну, не приближаясь ко мне и Бомбатте? А что, если бы за нами увязался эскадрон коринфийской кавалерии? Так-то вы оберегаете Дженну?
Малак виновато улыбнулся и погрузился в изучение поводьев вьючной лошади. Акиро только пожал плечами и вздохнул:
— Я уже слишком стар, чтобы не позволять женщине делать то, что ей взбредет в голову.
— Не прикидывайся глупым, Конан, — сказала Дженна. — Я прекрасно слышала, как ты согласился с Малаком, что за нами едет всего один человек, — она повернулась к Зуле: — Жители деревни называли тебя разбойницей.
— Они лгали, — презрительно ответила чернокожая всадница. — К югу от их деревни есть другая, много меньше этой. Жители большой деревни увели оттуда насильно нескольких молодых девушек, а меня и других наших воинов наняли, чтобы вернуть их. Ночью мы подожгли пару, сараев, чтобы отвлечь внимание этих псов, которые называют себя мужчинами. Нам удалось освободить девушек, но мой боевой товарищ, Т'кар, был ранен и не смог уйти, а я не могла оставить его.
— Значит, поэтому они и схватили тебя? — тихо, затаив дыхание, спросила Дженна. — Ты поступила храбро. О таких поступках слагают песни…