– Пряности? – с сомнением в голосе спросил Ордо.
Конан осторожно поворошил листья кончиком кинжала и взял горсть листьев в ладонь. Они легко крошились и ломались в руке, но от них не исходило никакого аромата.
– Человек не пытается убить другого, чтобы утаить пряности, – сказал Конан. – Посмотрим, что находится в остальных ящиках.
Он наполовину поднялся с колен, покачнулся и снова осел на пол. Сердце все так же тяжело стучало в его груди. Конан снова коснулся пореза на лице – он чувствовал, как будто кусок дубленой кожи лежал между его пальцами и щекой.
– Этот кинжал... – язык еле ворочался, произнося слова. – Что-то на нем было...
Кровь отлила от лица Ордо.
– Яд, – выдохнул он. – Не сдавайся, киммериец! Ты должен бороться с действием яда! Если твои глаза закроются, ты уже никогда не сможешь их снова открыть!
Конан снова попытался подняться, чтобы посмотреть на другие ящики, и опять чуть не упал. Ордо подхватил его за плечи и помог сесть на пол, облокотившись на стену.
– Сундуки, – сказал Конан. – Если я умираю, то я хочу знать, за что.
– Пусть Митра проклянет эти дьявольские сундуки, на что они нам? – рявкнул Ордо. – И ты не умираешь! Во всяком случае, ты не умрешь, если сюда придет Гурран.
– Я побегу за ним, – сказал Хасан, но замер под пронзительно-гневным взором Ордо.
– И как ты, интересно, это сделаешь, если никогда прежде не видел этого человека? Пританис! – Ордо быстро пошел по подвалу и рукой, которая по размерам могла сравняться с хорошим молотом, вздернул на ноги немедийца. Другая его рука хлестнула несколько раз немедийца по лицу. – Приди в себя, Пританис! Ты слышишь меня? Ты слышишь меня, чтоб тебя забрал Эрлик, или я разобью твою дурацкую башку!
– Я слышу, – простонал немедиец. – Во имя всех богов, не бей меня по голове. Она и так разламывается на части от боли.
– Тогда слушай меня внимательно, если не хочешь, чтобы башка окончательно треснула, – зарычал Ордо, но перестал хлестать Пританиса по щекам. – Иди к Гуррану и приведи его сюда. Скажи ему, что это яд, и скажи ему, что он получит сотню золотых монет, если доберется сюда вовремя. Ты понял, что я сказал тебе, вшивое порождение верблюда?
– Я понял, – сказал немедиец неуверенно и пошатываясь пошел к двери, чуть не упав от встряски, которую ему дал Ордо.
– Тогда беги, будь ты проклят! Если ты не сделаешь все, как надо, я распорю тебе брюхо и повешу тебя на твоих же собственных кишках! А ты куда побежал? – добавил одноглазый, когда Хасан попытался было пойти вслед за Пританисом.
– За ним, – ответил Хасан. – Он так пьян, что без хорошего глотка вина не сможет запомнить, что должен делать, и ему нужен кто-то, кто поможет добрести до цели.
– Он запомнит, – проворчал Ордо, – потому что знает: я сделаю так, как ему обещал. Вплоть до последнего слова. Если ты хочешь сделать что-то, то набрось-ка плащ на тело Патила, так что нам не надо будет смотреть на него.
– У тебя нет ста золотых, Ордо, – сказал Конан.
– Тогда ты заплатишь ему, – ответил контрабандист. – А если ты умрешь на моих руках, я продам твой труп за такую же цену.
Конан засмеялся, но смех быстро оборвался, так как киммериец закашлялся и стал задыхаться. Он чувствовал себя таким же слабым, как ребенок. Даже если другие поставили бы его ноги, он знал, что сможет только просто стоять на ногах, но не больше. Страх и отчаяние в голосе его друга не коснулись, однако, сердца варвара. Он должен был получить ответ на происшедшее, и ответ этот лежал в сундучках у стены. Или, по крайней мере, ключ к ответу. Вопрос был простым, и в то же время поиски ответа удержали бы Конана в живых еще на некоторое время, так как он пока не мог позволить себе умереть. Он не умрет, не узнав всей правды.
Один за другим в подвал Кафара спускались люди из команды Ордо. Большинство из них шли, пошатываясь, пьяные, как и первые трое. Огорченное и рассерженное выражение, а также отвращение появились на их лицах, когда они узнали, что случилось.
Но не смерть вендийца, и даже не покушение на жизнь Конана, а скорее средство покушения привело их в такое раздражение. Они были привычны к честному открытому клинку и даже могли понять удар ножа в спину, но яд... яд был чем-то совсем иным, против чего человек не мог себя защитить. Кружки, меняющие свой цвет, когда в них наливали отравленное вино, были миром колдунов и миром князей, которые не могли себе позволить платить колдунам. Испуганные лица контрабандистов мало волновали Конана, но те прощальные взгляды, которые они бросали ему, раздражали киммерийца не на шутку.
– Я еще не мертв, – пробормотал он, задыхаясь.
– Где, во имя Девяти Адов Зандру, Гуррам? – заорал Ордо.
Как будто отвечая на его слова, обитая железом дверь настежь распахнулась и Пританис ввел Гуррана в подвал, держа его железной хваткой за костлявую руку. Немедиец с отрезанным носом, казалось, уже изрядно протрезвел, и трудно было сказать, отчего именно это случилось – от того, что он тащил за собой Гуррана, или же от угроз Ордо.
Ремешок из кожи пересекал тяжело вздымавшуюся грудь гербариуса и поддерживал маленький деревянный ящичек на боку старика. Резко освободив свою руку, он заковылял по комнате, зло ворча на качающихся пьяниц, все еще храпящего иранистанца и покрытую плащом неподвижную фигуру, – труп вендийца.
– И из-за этого меня тащили по улицам города, как козла на рынок? – вырвалось у него сквозь пыхтенье. Он снова тяжело задышал. – Чтобы лечить людей, которые были достаточно глупы, чтобы пить испорченное вино?
– Зараженное вино на лезвии ножа, – сумел пробормотать Конан. Он подался вперед, его голова закружилась. – Ты уже сегодня помог мне, Гурран. Сможешь ли ты снова это сделать?
Старик оттолкнул в сторону Ордо и наклонился, чтобы взглянуть в глаза киммерийца.
– Возможно, еще есть время, – пробормотал он, а потом более твердым голосом сказал: – Есть ли у тебя отравленное лезвие? Я хочу взглянуть на него.
Хасан поднял плащ с убитого и выдернул нож из груди трупа.
Он обтер нож плащом вендийца, прежде чем отдать его Гуррану. Гербариус пристально посмотрел на страшное оружие, удерживая его своими тонкими, высохшими пальцами. Маленькая рукоять из слоновой кости была вырезана так, чтобы нож было удобно держать в ладони, а лезвие могло проходить между пальцами.
– Оружие асассиана-убийцы из Вендии, – сказал он. – Или, во всяком случае, это оружие, вид которого совпадает с тем, что я слышал.
Конан задержал взгляд на пергаментно-высохшем лице старого человека.
– Ну? – сказал он.
Вместо того, чтобы ответить, Гурран поднес нож к лицу и слегка понюхал. Нахмурившись, он намочил палец слюной и коснулся им лезвия. С еще большей осторожностью, чем раньше, он поднес палец к губам. Он тут же быстро сплюнул, вытерев палец об одежду.