– Сражайтесь, собаки! – хрипло кричала она. – Сражайтесь за вашу жизнь!
Взревев, Ордо бросился, закрывая ее, и получил в бедро удар копья, которое было нацелено в ее спину. Клинок одноглазого нашел сердце того, кто нападал, и не успел еще упасть человек, покрытый чешуей, как он уже выдернул копье из своей ноги и отбросил его в сторону свалки. Кровь бежала по его сапогу.
Перед киммерийцем появился еще один человек-ящерица с поднятым копьем и повернулся к нему спиной, чтобы пронзить копьем Абериуса, лежавшего на земле с округлившимися, вылезающими из орбит глазами и широко раскрытым для вопля ртом, в котором недоставало нескольких зубов. Конан вонзил свой меч нападающему в спину и тут же вырвал клинок назад.
Человек-ящерица упал прямо на Абериуса, который снова заорал и возился под трупом до тех пор, пока не увидел Конана, которого удостоил таким взглядом, словно хотел ему дать понять, что с большим удовольствием увидел бы киммерийца на месте убитого змееобразного создания. Хорек схватил копье мертвой твари, и одно мгновение оба мужчины стояли друг против друга и безмолвно смотрели друг на друга, затем Абериус бросился в гущу сражения и взревел:
– За Рыжего Ястреба! За Рыжего Ястреба!
– Кром! – подхватил Конан и перекрыл вопли сотен глоток. – Кром и Сталь!
Это сражение, постоянное в вечно меняющихся картинах, казалось киммерийцу долгим и разнообразным кошмарным сном, как все битвы представляются воинам. В нем проснулся дикий дух его варварских предков, и даже рептилии узнавали, что такое страх, прежде чем умереть, когда они видели его ярко-синие глаза и слышали его свирепый хохот.
И вот между этих покрытых ночной мглой скал не осталось больше никого, кроме тех, в чьих жилах текла настоящая человеческая кровь. Ярость сражения отпустила Конана, и он огляделся вокруг.
Повсюду лежали покрытые чешуей фигуры, некоторые еще вздрагивали в агонии, но среди них лежало примерно такое же количество убитых разбойников. Ордо, с окровавленной тряпкой, завязанной на бедре, ковылял от одного раненого к другому и помогал, как умел.
Абериус скорчился возле костра, опираясь на свое отнятое у мертвой твари копье. И остальные разбойники постепенно стягивались к кострам.
Карела пересекла поле битвы и подошла к киммерийцу. Она бросила плащ, но чужой палаш все еще крепко сжимала в руке. Конан с облегчением увидел, что кровь, размазанная на ее пышной груди, была чужой.
– Значит, Абериус говорил правду, – сказала она, остановившись перед ним. – И мы теперь, по меньшей мере, знаем, что это было, кто за тобой наблюдал, когда ты это почувствовал. Я хотела бы только, чтобы ты обратил на это внимание немного раньше.
Конан покачал головой. Было бесполезно объяснять ей, что это не был взгляд этих ящериц – то, что он почувствовал.
– Я хотел бы знать, откуда эти...
С внезапным диким изумлением он прервал самого себя и наклонился, чтобы рассмотреть сапоги одной из этих убитых тварей. Они были украшены необычным для обуви узором: сплетенные змеи с поднятыми головами, в окружении лучей. Он поспешно наклонился ко второму трупу ящерицы и затем еще к нескольким. У всех были сапоги с такими украшениями.
– Ты что, Конан? – спросила Карела. – Даже если тебе нужны сапоги, не станешь же ты носить те, что прежде принадлежали этим тварям.
– Люди, которые украли подвески Тиридата из дворца, – объяснил он, – были обуты в сапоги с узором в виде змей.
Он стянул с узкой, чешуйчатой ноги сапог и бросил его ей. Она оттолкнула его жестом отвращения.
– Я сыта по горло этими... штуками! Меня от них тошнит. Конан, ты же не думаешь в самом деле, что эти – ну, кто они там – вошли в Шадизар и никем не опознанные сумели его покинуть? Городские стражники абсолютно слепы – это я еще могу допустить, но все остальные вокруг – вряд ли.
– На них были плащи с капюшонами, которые полностью их скрывали. И они покинули город ночью, в то время, когда стражники у ворот едва продрали глаза. Они могли войти в город ночью и спрятаться, пока не пришло время их налета на дворец.
– Возможно, ты и прав, – поколебавшись, согласилась Карела. – Но я не понимаю, чем это может нам помочь.
Ордо проковылял мимо и мрачно покосился на Конана.
– Из-за твоих сумасшедших поисков, киммериец, я привел в эти проклятые горы сорок четыре человека. Пятнадцать из них станут этой ночью пищей для червей, и еще двое не доживут до рассвета. Благодаря твоим богам, которых ты так упорно почитаешь, мы заполучили двоих этих ящериц живьем. Всеобщее веселье, которое ожидается по случаю их допроса, может быть, удержит людей от желания привязать тебя к кольям на их место. Но я скажу тебе прямо, как бы я тебя ни ценил, если они попытаются это сделать, я не стану их от этого удерживать.
– Пленные? – резко спросила Карела. – Эти чудовища мало нравятся мне мертвыми, а живыми – тем более. Немедленно передай их людям. На рассвете мы покидаем эти горы.
– Стало быть, мы отказываемся от сокровища? – спросил одноглазый, скорее с облегчением, чем удивленно. – Слава богам, Конан, тогда это будет последняя ночь, которую мы проводим с тобой в одном лагере.
Карела медленно повернулась и тяжело посмотрела на киммерийца.
– Значит, мы расстаемся?
Конан, сердито метнув взгляд на Ордо, поколебался и кивнул. Он совсем не хотел, чтобы она это узнала так быстро. На самом деле он решил исчезнуть ночью, тайно, захватив одного из пленных в качестве проводника, так чтобы они заметили его отсутствие только утром.
– Я буду преследовать эти подвески, – сказал он.
– И эту девушку, – ровным голосом добавила Карела.
– Мы не одни, – проворчал Ордо, прежде чем Конан собрался возражать.
Те из разбойников, которые могли держаться на ногах, подошли к ним. Среди них не было ни одного, на ком не видна была бы окровавленная повязка, и у каждого в руке было оружие. Во главе их выступал Абериус, опираясь на копье, как на прогулочную трость. Лица у всех были решительные, он злобно смеялся. В десяти шагах от тройки, возглавлявшей банду, он остановился.
Ордо в ярости хотел заговорить с ними, но Карела положила руку ему на плечо. Он остался неподвижен, но выражение его лица предвещало бурю.
Карела спокойно осмотрела толпу, держа руку на бедре и опустив острие палаша к земле.
– Я надеюсь, ты не очень опасно ранен, Абериус? – поинтересовалась она с неожиданной улыбкой.
Хорек удивленно посмотрел на нее. У него была оцарапана щека и на левой руке был кровоподтек.
– А ты, Талбор, – сказала она, прежде чем кто-либо из них успел раскрыть рот. – Тебе сейчас, во всяком случае, лучше, чем той ночью, когда мы напали на караван рабов из Замбулы и не знали, что они удвоили охрану, потому что боялись рабов, которых должны были доставить на каменоломни Кеты. Я припоминаю, что увезла тебя на своей лошади в безопасное место, потому что в груди у тебя торчала стрела...