По дороге в метро я несколько раз перечитала короткое послание: «Милый Николя, если держишь в руках это письмо, значит, меня нет в живых. Так уж распорядилась судьба, что никого из близких, кроме тебя, у меня нет. Деньги принадлежат Егору. Стоя на краю могилы, мне хочется думать, что брат будет хорошо обеспечен и не совершит тех глупостей, что допустила я. Зная твою безукоризненную честность, Николаша, верю – ты найдешь Егорушку и передашь ему завещанное. Последний известный мне его адрес – Новокисловский проезд, 29, Егор Валентинович Платов. Скорей всего, там живут сейчас люди, которым известно его нынешнее местопребывание. Николашенька, ни в коем случае не обращайся ни к моему мужу, ни, тем более, к свекрови. Знай – это они убили меня, хотели получить квартиру, провинциалы.
Коленька, как только получишь доллары, сразу отвези Егорушке, он очень нуждается. И помолись за меня, несчастную, наивную и глупую. Прости за все, прощай, твоя Настя».
Поезд, покачиваясь, нес меня сквозь тьму. Пассажиры мирно занимались своими делами, читали, зевали, глазели по сторонам. Я сидела, вцепившись обеими руками в сумочку, боясь, что какой– нибудь воришка влезет внутрь.
Дома радостные собаки кинулись ко мне со всех лап, виляя жирными хвостиками.
– Ладно вам, девочки, – пробормотала я, стягивая куртку, – гулять еще рано, кушать тоже не положено, идите спать.
Раздался стук костылей, и в коридоре показалась прыгающая на одной ноге Юля.
– Хорошо, что мне не надо выходить пописать на улицу, – хихикнула она.
Я вздохнула и отправилась на кухню жарить котлеты. Ей-богу, Юле иногда в голову приходят дикие мысли.
Не успела я бросить комочки фарша на сковородку, как влетел красный Кирюшка и выпалил:
– Все ты виновата!
От неожиданности мои руки разжались, и кусок фарша шлепнулся прямо перед носом Ады. Не веря своей удаче, мопсиха проглотила неожиданное угощение и плотно уселась у плиты, явно собираясь дождаться следующего подарка судьбы.
– Что я сделала?
Кирилл беззвучно вытащил из грязного ранца потрепанный дневник. В графе «Русский» стояло две двойки. – Не понимаю…
– А и нечего понимать, – взвился мальчишка, – раз в жизни попросил – и вот результат.
– Объясни толком.
– Сочинение про городничего…
– Ну?
– Я спросил, что написать, а ты велела – искорени взяточничество, посади чиновников и Хлестакова в тюрьму.
– Что же в этом плохого?
– А то, – забубнил Кирюшка, – селедка вонючая сказала…
– Кто?
– Училка по литре и русишу, Татьяна Павловна, никогда не моется. Так вот, селедка вонючая заявила, что не просила писать фантастический рассказ. Говорит, взяточничество неискоренимо, а чиновники всегда избегут наказания.
– Так что она хотела?
– Не знаю. Маша Родионова написала про чистые улицы и получила пятерку. Ну да ей всегда «отлично» ставят!
– Вторая пара за что?
– За грамотность, – пригорюнился мальчишка, еле сдерживая слезы.
– Ну уж тут я ни при чем.
Кирилл сел на табуретку и зарыдал. Я прижала его голову к своему животу и пробормотала:
– Ну, ну, выход из безвыходного положения там же, где вход.
– Хорошо тебе говорить, – плакал Кирюшка, – а у меня круглое «два» везде выходит.
– Почему?
Мальчишка высморкался в кухонное полотенце и безнадежно ответил:
– По математике злобный карлик…
– Кто?
– Ну учительница, мы ее так прозвали…
Обиды полились из него рекой. Математичка тараторит, как ненормальная, объясняет быстро, понять невозможно. Потом притормозит, окинет класс взором и ехидно уточняет:
– Материал настолько прост, что усвоит даже имбецил. Впрочем, может, кто не понял?
Кирилл не знает, кто такой имбецил, но на всякий случай молчит.
Русичка устраивает через урок контрольные, новый материал не объясняет вообще, заявляя:
– В учебнике все написано, для того вам государство бесплатные книги выдало, чтоб вы их читали. Задача педагога – проверить знания.
Англичанка не привязывается, просто заставляет вслух читать бесконечный текст «Моя Родина», Кирюшку уже тошнит от описания Красной площади и Кремлевских башен.
Правда, есть и мелкие радости. Историчка постоянно болеет, а физик регулярно забывает, в какой класс пришел, начинает суетиться и объяснять нечто несусветное. Страшно смешно, просто обхохочешься.
Действительно смешно, только на самом деле хочется плакать, даже рыдать, что за знания получит ребенок? Нет, надо срочно решать вопрос, может, перевести его в другую школу?
– Ну, что у нас происходит? – раздался из коридора бодрый голос Кати.
Мопсы, благополучно не заметившие прихода хозяйки, взвыли и кинулись в прихожую.
– Хороши, – укорила подруга, – нечего сказать. Уже ничего не слышите, сони!
– Лампушечка, – жарко зашептал Кирюшка, прижимаясь плотней к моему животу, – давай не будем маме ничего рассказывать. Ну зачем ее нервировать! Расстроится, переживать начнет, а ей вредно!
Вот хитрец!
– Ладно, я сама улажу проблему, – пообещала я.
– Хочешь, посуду помою? – предложил Кирюшка.
– Конечно, – согласилась я, – только вытащи из плиты грязную утятницу.
Кирюшка с энтузиазмом кинулся отскребывать засохший на чугунных боках жир.
Катя влетела на кухню, шлепнула на стол штук шесть шуршащих пакетов и спросила:
– Ну, как дела?
Потом ее взор сфокусировался на Кирюшке, и она строго насупилась:
– Двоек нахватал?
– С чего ты взяла? – спросил Кирилл.
– Почему тогда посуду моешь?
– Нет, – возмутился мальчишка, – так жить просто нельзя! Не подходишь к мойке – лентяем обзывают, схватишься за тарелки, пожалуйста, двоечник!
– У нас все в порядке, – быстренько сообщила я.