– Вот дурни, – пробурчал Букама.– Неужели принимают нас за разбойников? Думают, мы их всех ограбим тут, на проезжей дороге, средь бела дня?
Он глянул по сторонам и поправил у бедра меч, отчего несколько охранников немедленно уставились на Букаму. Коренастый фермер отвернул свою запряженную волами телегу подальше от греха и от двух чужеземцев.
Лан промолчал. За теми Малкири, кто все еще носил хадори, укрепилась репутация чуть ли не разбойников, однако напоминание об этом наверняка ввергнет Букаму в еще большую мрачность и заставит с черным юмором отозваться о нынешних временах. Он и так-то ворчит о том, каковы их шансы сегодня вечером улечься в приличную постель и при этом не на пустой желудок. Букама мало чего ожидал от жизни, а надеялся и на того меньшее.
Мысли Лана занимали вовсе не еда и не ночлег, хотя дорога выдалась длинной. То и дело он поворачивал голову и смотрел на север. И еще он не пропускал ни одной мелочи, ни одного человека, особенно из тех, кто глядел на него больше одного раза; он слышал звон упряжи и поскрипывание седел, стук копыт и хлопанье болтающихся на ветру парусиновых покрышек фургонов. Обращай внимание на любой услышанный тобой необычный звук – таков был первый урок, усвоенный Ланом. Потому он и держался настороже, тем более что на севере лежало Запустение – там, за холмами, в милях пути отсюда, и Лан чувствовал его, ощущал его порчу.
Пусть то было лишь в воображении Лана, какая разница! Запустение напоминало о себе, когда Лан был на юге, в Кайриэне и в Андоре, даже в Тире, почти в пяти сотнях лиг от канувших в Тень земель. Два года проведены вдали от Запустения – тогда он отложил свою личную войну ради другой, и с каждым днем незримое напряжение росло. Зря он поддался на уговоры Букамы задержаться, позволив югу разнежить себя. Хорошо хоть Айил помогли сохранить остроту клинка и остроту чувств.
Для большинства людей Запустение означало гибель. Смерть и Тень, в гниющем краю, испоганенном дыханием Темного, где погибает все что угодно, где погибелью грозит укус насекомого, где малейшая оплошность – и жизнь унесет укол шипа, прикосновение к листу растения. Не говоря уже о троллоках и Мурддраалах. Где все меняется, стоит лишь отойти на несколько шагов. Запустение напирало на рубежи четырех стран, но свою войну Лан вел вдоль той границы с Запустением, что идет от Океана Арит до Хребта Мира. И не все ли равно, где встретить смерть? Он уже почти дома. На пути в Запустение. Его не было слишком долго.
Стену Канлуума огибал ров – шириной в пятьдесят шагов и глубиной в десять; через него в город вели пять широких каменных мостов со сторожевыми башнями по обе стороны рва, и высотой эти башни не уступали тем, что оберегали городскую стену. Троллоки и Мурддраалы в своих набегах из Запустения зачастую проникали в Кандор куда дальше Канлуума, но за эти стены еще не прорвался ни один. Над всеми башнями развевался стяг с изображением Алого Оленя. А он заносчив, этот лорд Вэран, Верховная Опора Дома Маркасив, – над самим Чачином королева Этениелле не поднимает столько своих знамен.
У внешних башен стояли стражники в шлемах с гребнями в виде рогов, какие носили все солдаты Вэрана, и с эмблемой Алого Оленя на груди; они заглядывали внутрь фургонов и лишь затем разрешали вьехать на мост. Изредка стражники знаком просили кого-нибудь из проходивших сдвинуть капюшон с лица. Хватало одного лишь жеста – во всех городах и селах Пограничных Земель закон запрещал скрывать лицо, и вряд ли кому-нибудь захотелось бы, чтобы его по ошибке приняли за Безглазого, вознамерившегося пробраться в город. Пока Лан и Букама шли по мосту, стража провожала их суровыми взглядами. Лиц эти двое не скрывали. Как не прятали и свои хадори. Тем не менее в настороженных глазах стражников не промелькнуло и намека на то, что они узнали Лана и Букаму. Для Пограничья два года – долгий срок. За два года могли погибнуть очень многие.
Лан заметил, что Букама умолк – недобрый знак.
– Спокойно, Букама, – предостерег он своего спутника.
– Из-за меня неприятностей не будет, – огрызнулся Букама, но пальцы его по-прежнему поглаживали рукоять меча.
На стене над распахнутыми воротами, обитыми железом, прохаживались часовые, они, как и солдаты на мосту, из доспехов носили лишь кирасы и панцири, но были не менее бдительны. Особенно при виде двух Малкири с подвязанными волосами. Букама с каждым шагом все больше поджимал губы.
– Ал’Лан Мандрагоран! Храни вас Свет, мы слышали, что вы погибли в сражении с Айил у Сияющих Стен! – воскликнул молодой стражник, тот, что был выше остальных; ростом он ненамного уступал Лану. Да и возрастом он был всего на год или два младше, однако этот срок казался пропастью размером в десятилетие. Если не в целую жизнь. Стражник низко поклонился, положив левую ладонь на колено. – Тай’шар Малкир! – Истинная кровь Малкир. – Я готов, ваше величество.
– Я не король, – тихо произнес Лан. Малкир давно погибла. Осталась только война. Для него – по крайней мере.
Букама же заговорил во весь голос.
– Ты готов, мальчик? А к чему? – Тыльной стороной ладони Букама хлопнул стражника по груди, чуть выше Алого Оленя на кирасе, отчего юноша выпрямился и отступил на шаг. – А что у тебя с волосами? Вон как коротко ты их подрезал! – Каждое слово Букама будто выплевывал. – Ты присягнул кандорскому лорду! По какому праву ты смеешь называть себя Малкири?
Молодой стражник краснел, тщетно пытаясь ответить. Другие стражники двинулись было в их сторону, но остановились, когда Лан выпустил из руки звякнувшую уздечку. Большего им было не нужно, его имя они уже знали и так. Стражники смотрели на гнедого жеребца, который, глядя на солдат столь же настороженно, как они на него, стоял неподвижно позади хозяина. Боевой конь – оружие грозное, и откуда им знать, что Дикий Кот обучен в лучшем случае наполовину.
Впереди, за воротами, образовался свободный пятачок – люди торопливо отходили подальше и только потом оборачивались на шум, а на мосту уже скопилась небольшая толпа. С обеих сторон раздавались крики: кому-то не терпелось узнать, что там мешает проходу. Букама и бровью не повел, он не сводил сурового взора с покрасневшего, как рак, молодого стражника. В руке Букама по-прежнему сжимал уздечки вьючной лошади и своего светло-чалого мерина. Еще оставалась надежда, что удастся пройти, не обнажая оружия.
Из каменной караулки за воротами показался офицер. Шлем с гребнем он держал под мышкой, но рука в латной перчатке лежала на рукояти меча. Этого с виду грубовато-добродушного, седеющего мужчину с двумя белесыми шрамами на лице звали Алин Сероку, и за плечами у него было сорок лет армейской службы на границе с Запустением. Но и у старого солдата при виде Лана слегка округлились глаза. Судя по всему, до него тоже дошли слухи о смерти Лана.
– Да осияет вас Свет, лорд Мандрагоран. Мы всегда рады приветствовать сына эл’Ленны и ал’Акира, да благословит Свет их память! – Букаму офицер окинул коротким и отнюдь не приветливым взглядом.
Сероку остановился в воротах. По обе стороны вполне могло проехать по пять всадников, но он, как того и добивался, преградил путь. Ни один из стражников не двинулся с места, но у всех, как по команде, ладони легли на рукояти мечей. У всех, кроме молодого стражника, – тот горящим взглядом в упор смотрел на рассерженного Букаму.