На первом же ночном привале, после незатейливого, но сытного ужина, состоявшего из бобов и хлеба, Малиен собрала вокруг себя благородных дам в уже изрядно истрепавшихся в пути шелках. Богатые горожанки вскоре присоединились к ним, да и фермерши стояли неподалеку. Но прежде чем Малиен успела хотя бы вымолвить слово, в круг вступила Реанне. В коричневом шерстяном платье с разрезом, открывавшим кружевные нижние юбки, с лицом, покрытым улыбчивыми морщинками, она более всего походила на добропорядочную хозяйку фермы.
– Если вы хотите разойтись по домам, – объявила Реанне на удивление высоким голосом, – то вольны сделать это, когда вздумается. Но, к сожалению, ваших лошадей нам придется оставить себе. Вам заплатят за них при первой же возможности. Но кто решит остаться, пусть помнит: правила фермы действуют по-прежнему.
Многие вокруг охнули, и не одна Малиен гневно раскрыла рот, но тут, словно ниоткуда, рядом с Реанне объявилась Алис. Сейчас она не улыбалась и стояла подбоченясь.
– Я ведь предупреждала, десятерым из вас сегодня мыть посуду, – прозвучал ее спокойный голос, – и вот кому... – Названы были пухлая ювелирша Джиллен; Найселле, хозяйка банка, и восемь женщин из благородных. Все они стояли остолбенев и таращились на Алис, пока она не хлопнула в ладоши. – Не заставляйте напоминать, как правила фермы велят поступать с теми, кто не выполняет порученную работу.
Глаза Малиен округлились, она пробормотала что-то невнятное, кажется, не в силах поверить, что такое происходит с ней. Но собирать грязные котелки побежала – хотя и последней. А на следующее утро, перед выступлением, развязала узел и оставила шелковые платья на склоне холма. У Реанне была твердая рука, а у Алис и того тверже. Если Малиен и прочие еще бурчали порой насчет свои засаленных платьев, то стоило Реанне сказать несколько слов – а Алис просто хлопнуть в ладоши, – они тут же возвращались к работе.
Но еще задолго до Кэймлина Илэйн поняла: она и сама была бы рада скрести миски ради того, чтобы остальная часть пути прошла так же гладко. Как только они добрались до первой узкой дороги, по сути, тележной колеи, стали попадаться фермы; каменные дома под соломенными крышами и амбары, лепившиеся к склонам холмов или гнездившиеся в ложбинках. С этого момента, по лесистой местности двигались или по голой, среди холмов или по равнине, редко случалось, чтобы через каждые насколько часов на виду не показывалась ферма, а то и деревня. Прятаться не имело смысла, а потому повсюду, пока местные жители таращились на невиданную процессию, Илэйн выспрашивала, кого могла, на какую поддержку может рассчитывать Дом Траканд и что больше всего заботит простой народ. Предъявляя права на трон, надлежит знать нужды страны; это может сыграть роль не меньшую, чем поддержка влиятельных Домов. Услышала она много, но мало такого, что желала бы услышать. Любой андорец имел право открыто и безбоязненно высказать свое мнение хоть самой королеве, и никто не собирался скрывать таковое от знатной девушки, подобравшей себе чудную компанию.
В Дэймелине, селении, где река обмелела так, что колеса всех трех стоявших на ней водяных мельниц оказались сухими, она разговорилась с содержателем постоялого двора «Золотые снопы». По его мнению, Моргейз была славной королевой, лучшей из всех, какие были, такой, что лучше и быть не может.
– Дочка ее тоже могла бы стать недурной правительницей, – бормотал он, пощипывая подбородок. – Жаль, что Лорд Дракон убил их обеих. Верно, ему так надо было. Пророчества там, и все такое, – но кто его просил реки иссушать? Сколько, вы сказали, нужно овса, миледи? Учтите, это обойдется недешево.
Мрачная, исхудавшая женщина – поношенное выгоревшее платье висело на ней, словно с чужого плеча, – угрюмо указала на обнесенное низкой каменной оградой, погубленное засухой поле. Ветер сдувал с него пыль, унося к лесу. Другие нивы в окрестностях деревни со странным названием Погребальный Холм выглядели не лучше, если не хуже.
– Да какое право имел Возрожденный Дракон так над нами глумиться? Какое, я вас спрашиваю?! – Она сплюнула и подняла хмурый взгляд на сидевшую в седле Илэйн. – Что, трон? Дайлин будет ничуть не хуже других, раз уж Моргейз и ее дочку убили. У нас по соседству некоторые стоят за Ниан или Элению, но по мне лучше Дайлин. Но Кэймлин далеко, и, как ни крути, меня больше заботит мой урожай. Ежели мне вообще когда-нибудь доведется вырастить и собрать урожай.
– Точно вам говорю, миледи. Верьте моим словам – Илэйн жива, – уверял старый кряжистый плотник из Форелского Рынка. Он был лыс, будто кожаное яйцо, со скрюченными пальцами, однако изделия, красовавшиеся в его засыпанной стружками и опилками мастерской, выглядели не хуже тех, какие Илэйн случалось видеть в больших городах. А вот подмастерьев у старика не имелось: судя по запущенному виду, в селении осталась едва ли половина жителей. – Возрожденный Дракон везет ее в Кэймлин, потому как хочет самолично возложить корону на ее голову. Но, коли хотите знать мое мнение, – это не дело. Сам-то он, толкуют, будет из аийльцев. Нам бы двинуть на Кэймлин да прогнать его вместе со всеми айильцами туда, откудова они заявились. Тогда Илэйн сможет сама предъявить права на трон. Только вот уступит ли ей этот трон Дайлин?
О Ранде Илэйн слышала очень много, одни говорили, будто он принес присягу Элайде, другие – будто сделался королем Иллиана, и так далее, в том же роде. Но сходились в одном: во всех невзгодах, постигших Андор в последние два-три года, винили именно его. Мертворожденные дети, расплодившаяся саранча, трехногие цыплята, двухголовые телята – все считалось делом рук Возрожденного Дракона. Вплоть до сломанных по случайности рук или ног. И даже люди, провозглашавшие Моргейз погубительницей страны и приветствовавшие конец правления Дома Траканд, относились к Ранду ал’Тору как к захватчику.
– Коли он Возрожденный Дракон, так пусть отправляется в Шайол Гул да дерется там с Темным! А в Андоре ему делать нечего!
Все услышанное не могло порадовать Илэйн. Да и в других отношениях путешествие доставляло мало удовольствия. Один камень углядишь, о другой запнешься, как любила говаривать Лини.
Однако ей было о чем подумать и помимо престолонаследия или ропота среди благородных беженок. Ищущие Ветер, заключившие сделку с ней и Найнив, держались по отношению к Айз Седай вызывающе, с нескрываемым чувством превосходства. Особенно по отношению к Мерилилль, одной из первых среди сестер согласившейся отработать условия сделки. Постоянно слышалось шипение, словно тлел фитиль Иллюминатора, хотя до настоящего взрыва дело пока не доходило. Ищущие Ветер и Родня, особенно женщины из Объединяющего Круга, тоже на дух не переносили друг друга. Вслух оскорбления не звучали, но между собой Родня именовала Ищущих не иначе как «много о себе возомнившими дичками», а Ищущие Родню – «дочерьми песков, лижущими ноги Айз Седай». Впрочем, на людях все ограничивалось косыми взглядами, кривыми усмешками и многозначительным поглаживанием рукоятей кинжалов.
Разумеется, немалое затруднение представляла собой и Испан, причем Илэйн понимала, что связанные с ней трудности будут возрастать. Уже через несколько дней Вандене с Аделис позволили ей ехать без мешка – хорошо еще, что не без щита, ограждающего от Источника. Глядя на молчаливую, понурую женщину со множеством украшенных бусинками косичек, судорожно вцепившуюся руками в поводья, Ренейле громко рассказывала всякому, кто был готов ее слушать, что у Ата’ан Миэйр выявленного Приспешника Темного, как только вина доказана, лишают имени и выбрасывают за борт, привязав к ногам камни потяжелее из балласта. Ну а среди Родни даже Реанне и Алис бледнели, стоило им лишь взглянуть на тарабонку.