— Мы? Разве женщина в голубом или в коричневом с тобой? — Наверно, он имеет в виду Морейн и Верин. Он и вправду весьма осторожен.
— Нет. Ты Илэйн помнишь? — Уно отрывисто кивнул, а Найнив тут же одолел приступ озорства: этого мужчину, казалось, ничем не проймешь, и он явно собирался возложить на свои плечи заботы о ее благополучии. — Ты ее только что видел. Сказал, что у нее лицо… — Подражая голосу Уно, она ворчливо, с хрипотцой пробурчала: — У нее лицо как у проклятой королевы.
Уно споткнулся на ровном месте, чем Найнив была очень довольна, и зыркнул по сторонам столь зло, что даже два Белоплащника сочли за благо объехать одноглазого стороной, держась подальше от него, хотя сами, естественно, изо всех сил притворялись, что дело не в его сердитом взгляде.
— Она? — недоверчиво рыкнул шайнарец. — Но, проклятие, у нее ж волосы чернее воронова… — Уно покосился на Найнив и через миг вновь зашагал по проселку, бурча себе под нос: — Распроклятая девчонка — королеве дочь. Вот гадство, самой королеве! И что, проклятие, ноги этак напоказ выставлять! — Найнив согласно закивала. Пока он не добавил: — До чего вы, проклятые южане, чудной народ! Просто напрочь из ума выжили. Стыда совсем лишились! О приличиях вообще никакого понятия! Ни на проклятый гран!
Кому-кому, но не ему о благопристойности речь заводить. Ладно, одеваются шайнарцы вполне пристойно, но Найнив краснела при одном воспоминании, что в Шайнаре мужчины и женщины подчас вместе купаются и относятся к этому с той же легкостью, как к трапезе за одним столом.
— Послушай, разве тебя матушка никогда не учила, как положено разговаривать?
Настоящий глаз Уно уставился на Найнив столь же мрачно, как и нарисованный. Шайнарец расправил плечи. В Фал Дара и Уно, и все прочие вели себя с Найнив как с особой знатного рода или как с кем-то лишь на ступеньку ниже леди по положению. Разумеется, за леди ее сейчас, в этаком-то платье, вряд ли примешь, да и волосы ее имели такой оттенок, какого в природе ни за что не встретишь. Потому Найнив оправила шаль на плечах, затянула концы и сложила руки, чтобы шаль не сползала. Серая шерсть была жутко неуместна на такой жаре, и сухой Найнив себя при всем желании назвать не могла. Хоть она никогда не слыхала, чтоб кто-то умер, употев до смерти, ей казалось, что она вполне может оказаться первой.
— Что ты-то тут делаешь, Уно?
Шайнарец огляделся вокруг и лишь потом ответил. Озираться, впрочем, необходимости не было: всего-то движения на дороге — случайная повозка, запряженная волами, несколько человек в домотканой фермерской одежде, а то и поплоше, два-три всадника. И никому, казалось, не хотелось и на шаг к Уно приближаться — он выглядел человеком, который из прихоти прохожему запросто глотку перережет.
— Женщина в голубом дала нам имя человека в Джеханнахе и велела ждать, пока не пришлет иных указаний. Но когда мы приехали, эта женщина в Джеханнахе умерла и ее схоронили. Совсем уже старуха была. Во сне умерла, а из родственников никто никогда не слышал имени женщины в голубом. Тогда-то Масима и начал с народом говорить, и… Ну, не было проку сидеть там и ждать приказов. А если они и придут, мы все равно о них не узнаем. А рядом с Масимой мы держимся просто потому, что он нас подкармливает и не дает загнуться. Но никто, кроме Барту и Ненгара, к его трепотне не прислушивается. — Уно возмущенно мотнул головой, седой хохолок сердито закачался.
Найнив вдруг сообразила, что в речи Уно не проскользнуло ни единого проклятия.
— Может, ты изредка ругаться будешь? — Найнив вздохнула. — Хоть через предложение? — Шайнарец благодарно улыбнулся ей — от возмущения Найнив чуть руками не всплеснула. — Откуда это у Масимы деньги взялись, когда у остальных из вас и гроша ломаного нет? Найнив помнила Масиму — смуглый угрюмец, который не любил никого и ничего.
— Ну, он — тот самый растреклятый Пророк, которого все слушать рвутся. Не хочешь с ним встретиться?
Похоже, Уно и впрямь решил предложения считать, по крайней мере у Найнив сложилось именно такое впечатление. Она глубоко вздохнула. Видимо, Уно понял ее буквально.
— Если хочешь, он вам и распроклятую лодку найдет. В Гэалдане, если Пророк чего-то требует, то обычно получает желаемое. Нет, желаемое Пророк в конце концов получает всегда, так или иначе. Он был хорошим солдатом, но кто бы мог подумать, что он может стать кем-то вроде этого? — Шайнарец хмурым взором окинул невзрачные деревушки и людское скопище, огороженные балаганы и город впереди.
Найнив заколебалась. Внушающий страх Пророк, мутящий толпу и подбивающий к бунту, и это — Масима? Но он-то и в самом деле предрекал пришествие Возрожденного Дракона! Найнив с Уно дошли почти до самых городских ворот, и хоть вскоре ей нужно вставать под стрелы Бергитте, еще есть время. Люка был весьма разочарован, когда лучница все же настояла, чтоб ее называли Майрион. А если Масима и вправду сумеет раздобыть лодку, направляющуюся вниз по реке… Может, даже сегодня. С другой стороны, бунт всамделишный, со счетов не сбросишь. Если слухи и раздули все десятикратно, все равно в городах и поселках к северу отсюда погибли сотни людей. Всего лишь сотни.
— Только не напоминай ему, что ты как-то связана с тем проклятым островом, — продолжал Уно, многозначительно глядя на спутницу. Теперь, когда Найнив задумалась об этом, она поняла, что шайнарец, по всей вероятности, не знает, как она на самом деле связана с Тар Валоном. В конце концов, женщины уходят оттуда, и не становясь Айз Седай. Многие отправляются туда, желая получить помощь, ответы на свои вопросы. Уно знал, что она каким-то боком замешана в дела Тар Валона, но не более того. — К женщинам оттуда он испытывает столь же добрые чувства, что и Белоплащники. Но если держать растреклятый язык на привязи, то, глядишь, сам он не вспомнит, и все пройдет гладко. Для того, кто родом из деревни Лорда Дракона, Масима, наверное, заставит построить проклятую лодку.
Толпа у распахнутых городских ворот стала плотнее, сжатая приземистыми серыми башнями. В город и из него шли и ехали верхом мужчины и женщины — во всевозможных одеждах, от неопределенного рванья до вышитых золотой и серебряной канителью кафтанов и шелковых платьев. Сами ворота, толстые, обитые железными полосами, охранял караул из дюжины копейщиков в чешуйчатых туниках и круглых стальных шлемах с небольшими коваными полями. На деле стража больше всего внимания уделяла группке Белоплащников вдвое меньше их числом. Эти в ленивых позах тоже стояли возле ворот. Остальные солдат интересовали мало. И как раз Белоплащники — в белоснежных одеждах и сверкающих кольчугах — внимательно разглядывали людской поток.
— С Белоплащниками хлопот много? — тихонько спросила Найнив.
Уно пожевал губами, будто собираясь сплюнуть, глянул на Найнив и передумал.
— А где от них, поганцев, бед нет? С одним из тех бродячих балаганов была женщина, которая всякие фокусы показывала. Ну, ловкость рук там и все такое. Четыре дня назад толпа этих потрошителей голубей, простаков с овечьими мозгами, чтоб их всех разорвало, разнесла в клочья весь балаган. — А Валан Люка о таком-то даже и не заикнулся! — Мир! И чего им понадобилось? Вот ту самую женщину! Вопили, будто она… — Тут Уно зыркнул на спешащий мимо люд и понизил голос: — Будто она — Айз Седай. И Приспешницей Темного называли. Как я слышал, пока узел на веревке вязали и несчастную к ней тащили, ей успели шею сломать. Но все равно труп вздернули. Масима обезглавил заводил, но настоящие зачинщики — Белоплащники. Они толпу подзуживали да натравливали. — Разъяренный глаз теперь мало чем отличался от нарисованного на повязке собрата. — Проклятие, по мне, так чересчур много вешают и голов рубят! Масима, чтоб ему пусто было, мерзавцам Белоплащникам не уступит, коли надо под каждым проклятым камнем Друзей Темного искать!