Вообще-то, особого выбора у Нереса не было. Вряд ли он мог обратиться к властям в Боаннде. А если Нересу не нравится предложенная Найнив плата, то ведь ему же все равно надо плыть вниз по реке. Посему «Речной змей» вновь отчалил, направляясь в Эбу Дар, с одной остановкой, о которой капитана известили только тогда, когда Боаннда уже исчезала за кормой.
— Салидар! — прорычал Нерес, глядя поверх головы Найнив. — Салидар заброшен со времен Белоплащниковой Войны. Сойти на берег у Салидара! Удумать такое может только глупая женщина.
Даже улыбаясь, Найнив разъярилась настолько, чтобы обнять Источник. Нерес взревел, хлопнув себя одновременно по шее и по бедру.
— В это время года от оводов просто спасу нет, — сочувственно заметила Найнив.
Бергитте, не успели женщины пройти и полпути к носу, просто взорвалась от смеха.
Стоя на носу, Найнив глубоко, полной грудью вдыхала речной воздух, а Илэйн направляла Силу, вновь призывая ветер, и «Речной змей» тяжело вошел в быстрое течение из Боэрна. Красный фенхель Найнив чуть ли не по три раза на дню ела, но даже если ей по пути к Салидару совсем худо станет, теперь уже все равно. Плавание почти закончилось. И все, через что ей пришлось пройти, того стоило. Разумеется, она не всегда так считала, и не только язвительные языки Илэйн и Бергитте были тому причиной.
Той первой ночью, лежа в сорочке на капитанской койке, в то время как зевающая Илэйн расположилась на стуле, а Бергитте прислонилась к двери, почти упираясь макушкой в потолок, Найнив воспользовалась перекрученным каменным кольцом. Свет исходил от единственной ржавой подвесной лампы, и, как ни удивительно, масло источало пряный аромат — может, и самому Нересу не нравился запах затхлости и плесени. Найнив подчеркнуто напоказ пристроила кольцо на груди — да так, чтоб другие наверняка увидели, что оно касается тела, — у нее была на то причина. Несколько часов их кажущегося разумным поведения не заставили Найнив утратить настороженность.
Сердце Твердыни имело в точности тот же вид, как каждый раз прежде, бледный свет исходит отовсюду и ниоткуда, под громадным куполом торчит в полу сверкающий кристаллический меч Калландор, ряды гигантских колонн уходят в тень. И ощущение, будто за тобой наблюдают, было так же привычно для Тел'аран'риода. Найнив была способна лишь на одно: не убежать и не кинуться лихорадочно рыскать среди колонн из полированного краснокамня. Она заставила себя стоять на одном месте, возле Калландора, медленно считая до тысячи и после каждой сотни выкликая имя Эгвейн.
Честно говоря, вот и все, что она могла делать. Самообладание, которым она так гордилась, исчезло. Одежды сменялись в мгновение ока, откликаясь на ее тревожные мысли о себе, о Могидин, об Эгвейн, о Ранде и о Лане. Добротное двуреченское шерстяное платье превратилось в наглухо запахнутый плащ и глубокий капюшон, которые сделались белоплащниковыми кольчужными доспехами, те обернулись красным шелковым платьем — всего лишь просвечивающее! — а оно стало еще более плотным плащом, который превратился в… Найнив казалось, что и лицо ее меняется. Раз ее взгляд упал на руки: кожа на них оказалась темнее, чем у Джуилина. Наверное, если Могидин не сумеет ее узнать…
— Эгвейн!
Последний хриплый призыв эхом раскатился между колонн, и, как ни дрожала, Найнив заставила себя простоять еще недолго, вновь досчитала до ста. Громадная палата оставалась пустой — здесь находилась одна Найнив. Со стыдом, что чувствует больше желания поспешить, чем сожаления, она шагнула из сна…
…и теперь лежала, ощупывая висящее на шнуре каменное кольцо, глядела на толстые балки над кроватью и прислушивалась к всевозможным скрипам, которых тысячи на корабле, бегущем вниз по реке сквозь тьму.
— Она была там? — спросила Илэйн. — Ты ушла не так давно, но…
— Я устала бояться, — сказала Найнив, не отводя взора от потолка. — Я т-так устала быть т-трусихой. — Последние слова потонули в слезах, которые она не сумела ни остановить, ни скрыть, сколько ни терла глаза.
Илэйн тотчас же оказалась подле Найнив, обнимая подругу, гладя ее по голове, а еще через миг Бергитте прикладывала к ее затылку смоченную холодной водой тряпицу. Сквозь рыдания Найнив умоляла, чтоб они сказали, что она не трусиха.
— Если б я считала, что Могидин за мной охотится, — сказала наконец Бергитте, — я бы наутек кинулась. Если б спрятаться от нее можно было лишь в барсучьей норе, я бы заползла туда, свернулась клубочком и холодным потом обливалась, пока она не ушла бы. Я бы и на пути несущегося Керандинова с'редит не встала. Ни то, ни другое трусостью не назовешь. Нужно самой выбрать место и время и напасть на нее так, как она менее всего ожидает. Если смогу, я ей когда-нибудь отомщу, но только так у меня может что-то получиться. Все остальное — просто глупость.
Вряд ли Найнив хотела услышать подобное утешение, но ее слезы и сочувствие подруг пробили еще одну брешь в колючей ограде, которая выросла между ними.
— Я докажу тебе, что ты не трусиха. — Достав с полки темную деревянную шкатулочку, которую сама туда поставила, Илэйн извлекла из нее железный диск с нанесенной на него спиралью. — Мы отправимся вместе.
А вот это Найнив хотела услышать менее всего. Но уклониться было невозможно — после того, как ее наперебой уверяли, что она не трусиха. Поэтому они и отправились вместе.
Отправились вновь в Твердыню Тира, где поразглядывали Калландор — лучше на него смотреть, чем коситься через плечо и гадать, не появится ли вдруг Могидин. А потом — в королевский дворец в Кэймлине, куда их отвела Илэйн; затем, под водительством Найнив, в Эмондов Луг. Найнив доводилось видывать дворцы: все эти гигантские переходы, высокие изукрашенные потолки, мраморные полы, золотая отделка, тонкой работы ковры и изысканные гобелены, но в этом дворце выросла Илэйн. Глядя вокруг и проникаясь сознанием этого, Найнив начала немножко лучше понимать Илэйн. Разумеется, теперь понятно, почему та ожидала, что весь мир будет ходить перед ней на задних лапках; Илэйн ведь росла с таким чувством, и ее учили, что так и впредь будет, — во дворце-то иного отношения к наследнице и быть не может.
Пока девушки находились во дворце, Илэйн, ставшая из-за тер'ангриала, которым воспользовалась, бледным отражением самой себя, казалась странно притихшей. Но ведь и Найнив несколько примолкла в Эмондовом Луге. С одной стороны, деревня стала больше, чем она помнила, выросли новые дома под соломенными крышами, возводились новые деревянные каркасы. Сразу за околицей строили очень большой дом — три раздавшихся вширь этажа. На Лужайке высился каменный постамент пятнадцати футов высотой, весь испещренный именами. Очень многие имена Найнив знала; и по большей части они были двуреченские. По обе стороны плиты стояли флагштоки, на одном развевалось знамя с красным орлом, на другом — стяг с красной волчьей головой. Все вокруг выглядело счастливо и процветающе — насколько могла судить Найнив, учитывая, что здесь не было людей. Но все это не имело никакого смысла. Что, Света ради, это за знамена? И кому взбрело в голову такой домище себе строить?