Эгвейн обучалась у кого-то из айильских Хранительниц Мудрости — чему именно, Ранд не знал наверняка, хотя подозревал, что это как-то связано со снами. Точнее трудно сказать: и Эгвейн, и айилки держали рот на замке. Но ведь Эгвейн обучалась и в Белой Башне. Она была одной из Принятых, готовилась в будущем стать Айз Седай. И, по крайней мере здесь и в Тире, выдавала себя за полноправную Айз Седай. Иногда Ранд поддразнивал девушку этим, хотя она не одобряла его подтруниваний.
— Фургоны скоро будут готовы отправиться в Тар Валон, — сказала Морейн. Ее мелодичный голос звучал точно кристальной чистоты ручеек.
— Пошлите с ними сильную охрану, — заметил Ранд, — не то Кадир не довезет груз туда, куда хотите вы. — Юноша вновь повернулся к окну, желая выглянуть и посмотреть на Кадира. — Раньше вы не требовали, чтобы я что-то запрещал или разрешал.
Внезапно что-то будто шарахнуло его по плечам — больше всего на свете это походило на увесистую палку из гикори. Кто-то из женщин направил Силу подсказало ему слабое ощущение гусиной кожи, маловероятное по этакой-то жаре.
Резко развернувшись к женщинам, Ранд потянулся к саидин, наполнив себя Единой Силой. Ощущение от Силы было такое, будто сама жизнь взбурлила в нем, словно он стал живее раз в десять, стократно. И порча Темного тоже влилась в него — смертью и разложением, словно могильные черви закопошились во рту. Поток Силы грозил в любой миг снести его, и ему каждое мгновение необходимо было сражаться с бушующим половодьем, непрестанно бороться, не уступать ему. Ранд почти свыкся с этим чувством и в то же время никогда не свыкнется. Ему хотелось вечно наслаждаться саидин, и ему было до тошноты плохо. И все это время клокочущий поток бил в него, пытаясь ободрать его до костей и дотла сжечь кости.
Со временем порча сведет Ранда с ума, если Сила не убьет его раньше тут уж какая из напастей достанет первой. С начала Разлома Мира на безумие обречен всякий мужчина, способный направлять, с того самого дня, как Льюс Тэрин Теламон, Дракон и Сто Спутников запечатали узилище Темного в Шайол Гул. Но последний удар Темного запятнал мужскую половину Истинного Источника, и способные направлять Силу мужчины, обладающие этим даром безумцы разорвали мир на части.
Ранд наполнил себя Силой… А ведь он не знает, кто из женщин учинил с ним такое. Обе холодно, точно ледяные статуи, смотрели на него, обе — выгнув бровь почти одинаковой дугой, с вопросом в глазах. Кто-то из них или обе в этот миг могли обнимать женскую половину источника — и он никогда не определит, кто именно.
Разумеется, вытянуть палкой по спине — не в привычках Морейн, она находила иные способы наказать или обуздать, способы более утонченные и, как правило, куда более болезненные. Однако даже будучи уверенным, что это наверняка Эгвейн, Ранд ничего не может поделать. Доказательство. Мысль скользнула по поверхности кокона Пустоты; сам же Ранд плавал внутри, в ничто, а мысли и чувства, даже гнев его были где-то далеко-далеко. Без доказательств я ничего не сделаю. На этот раз я не дам себя разозлить. Это уже не та Эгвейн, вместе с которой он рос, теперь она стала частью Башни — с тех пор как Морейн отправила девушку туда. И опять Морейн. Вечно Морейн. Иногда ему очень хотелось, чтобы Морейн исчезла, пропала куда-нибудь. Иногда? А не лукавишь?
Ранд сосредоточил все внимание на Айз Седай.
— Что тебе надо от меня? — Для собственного уха голос его звучал ровно и холодно. А внутри бушевала Сила. Эгвейн говорила ему, что для женщины прикосновение к саидар, женской половине Источника, было объятием; для мужчины же это действие всегда война без пощады. — И не надо опять про фургоны, маленькая сестра. Обычно я понимаю, что же ты хотела сделать, спустя очень много времени после того, как все уже сделано.
Айз Седай хмуро воззрилась на Ранда — и немудрено. Наверняка к ней никто, кем бы он ни был, так не обращался. Ни один человек, даже Возрожденный Дракон. Да и сам Ранд не сказал бы, откуда взялась эта «маленькая сестра»; в последнее время слова иногда сами возникали у него в голове. Видать, легкое касание помешательства. Порой он за полночь лежал без сна, мучимый тревожными мыслями о происходящем с ним. Внутри же Пустоты все эти тревоги казались чьими-то чужими терзаниями.
— Лучше нам поговорить наедине. — Морейн коротко и холодно глянула на арфиста.
Джасин Натаэль, как он здесь себя именовал, возлежал на подушках у стены без окон и тихо наигрывал на арфе, поставив ее себе на колено. Верхняя рама золоченой арфы была вырезана в виде созданий, схожих с теми, что запечатлены на руках Ранда. Драконы — так их звали айильцы. Откуда у Натаэля подобная вещь, Ранд мог лишь догадываться. Натаэль был средних лет темноволосым мужчиной, которого во многих краях, кроме Айильской Пустыни, считали бы рослым. Темно-синие шелковые штаны и затейливо вышитый по вороту и манжетам золотой нитью камзол, уместные при дворе какого-нибудь короля, были, несмотря на жару, наглухо застегнуты и зашнурованы. Превосходный костюм выглядел странно рядом с расстеленным подле него плащом менестреля. Поношенный плащ пестрел многоцветьем частых заплат, причем пришитых так, чтобы трепетали при легчайшем ветерке. По этому плащу даже в глухих уголках безошибочно узнавали бродящего от деревни к деревне артиста жонглера и акробата, музыканта и сказителя. И вряд ли такому по карману щеголять в шелках. Что ж, Натаэль, похоже, весьма высокого мнения о себе. Сейчас менестрель казался полностью поглощенным своей музыкой.
— Все, что тебе хочется сказать, можешь говорить при Натаэле, — сказал Ранд. — В конце концов, он — менестрель Возрожденного Дракона.
Если разговор нужно оставить в тайне, Морейн станет настаивать, и тогда Ранд отошлет Натаэля, хотя ему не хотелось упускать этого человека из виду.
Эгвейн громко фыркнула и поддернула на плече шаль.
— Ранд ал'Тор, ты весь раздулся от важности, словно перезрелый арбуз, — сказала девушка ровным тоном, будто отмечая очевидное.
Гнев бурлил где-то за пределами Ничто. Не от ее слов — у Эгвейн с детства вошло в привычку все время пытаться поставить Ранда на место, спихнуть его на ступеньку ниже, независимо от того, заслужил он это или нет. Но в последнее время, как казалось Ранду, она стала действовать заодно с Морейн: Эгвейн старается вывести его из равновесия, чтобы Морейн было сподручней толкать в нужную ей сторону. Года два назад, еще до того, как стало известно, кто он такой, Ранд с Эгвейн, и не только они, считали, что со временем поженятся. И вот теперь Эгвейн заодно с Морейн — и против него.
Посуровев лицом, Ранд заговорил грубее, чем хотел:
— Говори, что ты хочешь, Морейн. Говори сейчас или отложи, пока я не найду время выслушать тебя. Я очень занят. — Последнее было неприкрытой ложью. Время у Ранда уходило главным образом на упражнения с мечом — с Ланом, или с копьями — с Руарком, или на обучение бою голыми руками и ногами, тогда наставниками выступали оба. Но если сегодня есть возможность взбрыкнуть, то он пойдет на такой шаг. А Натаэль пусть слышит. Ему можно слышать. Почти все. До тех пор, пока Ранду известно, где тот находится.