Лиане стояла почти вплотную к Эгвейн, настороженно оглядываясь, видимо опасаясь, не заметил ли ее кто-нибудь из сестер. У Лиане не было столь серьезных причин, как у Суан, держаться постоянно поближе к Эгвейн. Правда, если Лиане и увидят вместе с Эгвейн, это не должно сколько-нибудь серьезно осложнить ее жизнь. И все же...
«Не должно» не всегда означает «не будет», напомнила себе Эгвейн. Позволив накидке соскользнуть с плеч, она сложила ее и повесила на руку. Издали, если особенно не всматриваться, Лиане вполне можно счесть за Принятую, несмотря на ее платье; многим Принятым сейчас сложно с белыми платьями. Издалека и Эгвейн можно спутать с одной из них. Не слишком успокаивающая мысль.
– Теодрин и Фаолайн сейчас расспрашивают тех, кто находился близ палатки Мариган, Мать. Не очень-то им это по душе. У них изрядно испортилось настроение, когда я передала им твое поручение. Фаолайн тут же накинулась на меня, точно я во всем виновата, так что Теодрин даже пришлось успокаивать ее. – Лиане еле слышно рассмеялась. Ситуации, которые заставляли Суан скрежетать зубами, обычно забавляли ее. Многие сестры относились к Лиане хорошо – даже, можно сказать, баловали – из-за ее умения сгладить острые углы.
– Хорошо, хорошо, – рассеянно сказала Эгвейн. – Мерана допустила какую-то оплошность, Лиане, я в этом уверена. Иначе, если он по-прежнему в Кайриэне, она не хранила бы молчание.
Где-то вдали завыла на луну собака, к ней тут же присоединились другие. Потом они внезапно смолкли, скорее всего, на них прикрикнули. Собаки имелись у многих солдат, неотступно следуя за ними на протяжении всего похода, но в лагере Айз Седай их не было. Кошки – да, но не собаки.
– Мерана знает свое дело, Мать, – с легким вздохом произнесла Лиане. И она, и Суан придерживались на этот счет того же мнения, что и Шириам. Все придерживались такого мнения, кроме самой Эгвейн. – Если даешь человеку поручение, надо ему доверять.
Эгвейн фыркнула и тут же прикрыла рот ладонью:
– Лиане, этот человек при виде шали вспыхивает, точно порох, даже если та, кто ее носит, по характеру мокрая тряпка. Мерану я не знаю, но вряд ли она такая; я вообще не знаю ни одной Айз Седай, которую можно назвать мокрой тряпкой.
– Мне попадались одна или две, – усмехнулась Лиане. – Но, по правде говоря, Мерана не из их числа. Что, Ранд и вправду верит, будто у него в Башне есть друзья? Кто? Алвиарин? Полагаю, такой подход может осложнить его взаимоотношения с Мераной, а между тем я что-то плохо представляю себе, что Алвиарин ради чего бы то ни было рискнет своим положением. Чего-чего, а честолюбия у нее всегда хватало на троих.
– Он говорит, она написала ему письмо. – Перед ее внутренним взором тут же возник Ранд, пожирающий взглядом письмо от Алвиарин. И не только от нее – от Элайды тоже. Это случилось еще до того, как Эгвейн покинула Кайриэн. – Может, именно честолюбие внушает Алвиарин мысль, что с помощью Ранда она сама может оказаться на месте Элайды. Конечно, если письмо, которое он читал, было на самом деле от нее. Ранд воображает, что он очень умный, Лиане, может, так оно и есть, такой умный, что ему никто не нужен. – Ранд так и будет считать, что справится со всем сам, до тех пор, пока не станет слишком поздно, вот какой он умный. – Я знаю его как никто, Лиане, вдоль и поперек. Всем кажется, что он попал под влияние Хранительниц Мудрости, которые его окружают. Еще неизвестно, кто под чье влияние попал. Что бы там ни думали Восседающие, что бы там ни думали вы все, шали Айз Седай производят на него не больше впечатления, чем шали Хранительниц Мудрости. Рано или поздно Ранд доведет до белого каления одну из сестер, и та сделает какой-нибудь необдуманный шаг, подтолкнув его тем самым на неверный путь, не отдавая себе отчета в том, насколько он силен и какой у него теперь характер. А потом уже вряд ли удастся что-либо исправить. Я – единственная, кто может иметь с ним дело без опасных последствий. Единственная.
– Он, наверное, не сахар, но все равно по сравнению с этими айилками... – с кривой улыбкой пробормотала Лиане. Даже ей опыт общения с Хранительницами Мудрости не дал никакого повода для веселья. – Но дело не в этом. Престол Амерлин имеет для Белой Башни ни с чем не сравнимую ценность...
Впереди между палатками показались две женщины, они шли медленно, разговаривая. Расстояние и тени делали неразличимыми их лица, и все же это без сомнения Айз Седай, судя по тому, как уверенно они держались, не опасаясь ничего и никого скрывающегося во тьме. Такая смелость или, возможно, самонадеянность присуща только полноправным сестрам. Даже Принятые, которым оставалось два шага до получения шали, никогда не вели себя так. Да что там Принятые! Королева, у которой за спиной целая армия, не повела бы себя так в подобных обстоятельствах.
Женщины шли в сторону Эгвейн и Лиане, которая быстро отступила в густую тень между повозками. Нахмурившись, Эгвейн почти силой вытащила ее оттуда и заставила идти рядом с собой. Ей так надоело прятаться! Пусть все выплывет наружу. Она встанет перед Советом и расскажет все. Может, тогда они поймут, что палантин Амерлин не просто красивая накидка, а тяжкий груз. Она объяснит им... Лиане плелась следом за ней, и Эгвейн велела ей продолжать свой путь. Нет, чего она никогда не сможет сделать, это так или иначе вышвырнуть все в выгребную яму в порыве гнева. Как бы ни сердилась.
Только один-единственный закон Башни ограничивал власть Престола Амерлин. Существовало, конечно, множество устаревших и потому раздражающих обычаев, да и действительность своим вторжением постоянно создавала затруднительные ситуации, но закон был всего один, однако он мог серьезно помешать исполнению ее намерений.
«Престол Амерлин имеет для Белой Башни ни с чем не сравнимую ценность, потому что Амерлин – сердце Белой Башни. Вот почему она не должна подвергать себя опасности без крайней необходимости. Если только Белая Башня не находится в состоянии войны, объявленной Советом, Престол Амерлин не может сознательно подвергать себя никакой опасности, не добившись малого согласия Совета Башни. И пока не получит его, она не имеет права ничего предпринимать».
Какой опрометчивый поступок какой из Амерлин подтолкнул к принятию подобного закона, Эгвейн понятия не имела. Ей было известно лишь, что закон именно таков и что он действует уже более двух тысяч лет. А с точки зрения большинства Айз Седай, любой достаточно старый закон окружен аурой святости именно в силу своей древности. Даже мысль о его изменении казалась им совершенно невозможной.
Романда постоянно ссылалась на этот... этот проклятый закон, точно считала Эгвейн дурочкой. Даже Дочери-Наследнице Андора велено держаться от Дракона Возрожденного подальше, что же говорить об Амерлин, защитить которую всеми возможными способами гораздо важнее? Лилейн твердила то же самое, с заметным оттенком грусти. Наверное потому, что в этом вопросе никаких разногласий с Романдой у них быть, к сожалению, не могло. Отчего обе они напрочь утрачивали все свое красноречие. Без них – без них обеих – малое согласие было так же недостижимо, как и большое. Свет, даже малое согласие требовалось лишь при объявлении войны! Значит, если нельзя получить разрешения...