Хурин обалдел.
— Он не играет, — объяснил Ранд. — Я играю.
Женщина заморгала. Похоже, лорды на флейтах не играют, уж точно не в Кайриэне.
— Тогда беру обратно свою просьбу, милорд. Свет порукой, я нисколько не хотела вас обидеть, уверяю вас. Никогда бы не стала просить такого, чтоб вы самолично играли в общей зале.
Ранд колебался всего мгновение. Давно он не упражнялся в игре на флейте, с мечом и то чаще занимался, а монет в его кошеле навсегда не хватит. Когда-нибудь он избавится от этих нарядных причудливых одежд — когда отдаст Рог Ингтару и вернет кинжал Мэту, — а флейта пригодится, чтобы опять зарабатывать себе на ужин, когда придется искать какое-нибудь убежище от Айз Седай. И убежище от себя? Что-то же там сегодня случилось! Что?
— А я не против, — сказал Ранд. — Хурин, дай-ка мне футляр. Просто вытяни его из узла.
Незачем выставлять на обозрение плащ менестреля; и без того уйма невысказанных вопросов сверкала в темных глазах миссис Мадвен.
Отделанный золотом, с серебряной насечкой, инструмент выглядел как тот, на котором не зазорно играть лорду, если лорды вообще играют на флейтах. Цапля, выжженная на ладони, игре нисколько не мешала. Бальзам Селин подействовал так превосходно, что Ранд вряд ли вспомнил бы об ожоге, не попадись тот ему на глаза. Но теперь он не шел из головы, и машинально Ранд начал наигрывать «Цаплю в Полете».
В такт мелодии Хурин качал головой, а Лойал отбивал ритм по столу толстым пальцем. Селин смотрела на Ранда, будто гадала, кто он такой. Да, миледи, я не лорд. Я — пастух и играю на флейте на постоялых дворах. Но солдаты, прекратив болтовню, слушали, и офицер закрыл деревянную крышку переплета книги, которую начал было читать. Неотрывный взор Селин высек в душе Ранда искру упрямства, и он, твердо решив для себя, всячески избегал песен, которые могли бы звучать во дворце или в поместье высокородного лорда. Он играл «Всего одно ведро воды» и «Старый двуреченский лист», «Старик Джак на дереве» и «Трубка хозяина Прикета».
Последней мелодии шестеро солдат начали подпевать хриплыми и сиплыми голосами, правда, зазвучали не те слова, которые знал Ранд.
Мы скакали к Реке Иралелл
И видели, как тайренцы пришли.
Мы стояли вдоль берега реки,
А солнце тогда всходило.
Летняя равнина черна от их коней,
От их знамен небеса черны,
Но отстояли мы нашу землю на берегах Иралелл.
О, отстояли мы нашу землю.
Да, отстояли мы нашу землю.
Отстояли нашу землю у реки утром тем.
Не в первый раз обнаруживал Ранд, что в разных странах, порой даже в деревнях одной страны, одна и та же мелодия имеет разные названия и поют на них разные песни. Он играл солдатам, пока слова не стихли и они не стали хлопать друг друга по плечам и грубовато комментировать пение товарищей.
Когда Ранд опустил флейту, офицер встал и сделал резкий жест. Солдаты на полуслове оборвали смех, шаркнули стульями и сапогами, приложив руки к груди, поклонились офицеру — и Ранду тоже — и ушли не оглядываясь.
Офицер подошел к столу Ранда и поклонился, рука — у сердца; выбритое темя с виду было присыпано чем-то вроде белой пудры.
— Да пребудет с вами Благодать, милорд. Полагаю, этим пением они не обеспокоили вас. Они простой люд, но нисколько не хотели оскорбить ваш слух, уверяю вас. Я — Алдрин Калдеввин, милорд. Капитан на службе Его Величества, да осияет его Свет! — Его взор скользнул по мечу Ранда; у юноши было чувство, что цапель тот заметил, едва Ранд вошел в гостиницу.
— Нет, они меня не оскорбили. — Выговор офицера напомнил Ранду Морейн: каждое слово произносилось полностью и тщательно. Неужели она и в самом деле меня отпустила? Интересно, а не едет ли за мной следом? Или же поджидает меня? — Присаживайтесь, Капитан. Прошу. — Калдеввин пододвинул стул от соседнего стола. — Если не против, Капитан, не скажете ли, в последнее время вы не встречали чужестранцев? Леди, невысокая и стройная, и мужчина-боец, с голубыми глазами? Он высок и иногда меч носит за спиной.
— Я вообще не видел чужестранцев, — сказал Калдеввин, чопорно опускаясь на сиденье. — За исключением вас и вашей леди, милорд. В этих краях бывали не многие благородные. — Его взгляд дернулся, как удар хлыста, к Лойалу, и на миг офицер нахмурился; Хурина как слугу он игнорировал напрочь.
— Просто интересно знать.
— Света ради, милорд, я не хотел бы выказывать непочтительность, но могу я услышать ваше имя? Здесь бывает столь мало чужестранцев, что я не прочь знать каждого.
Ранд назвался — никакого титула он не упоминал, а офицер, по-видимому, не придал этому значения, — и, как до того хозяйке гостиницы, добавил:
— Из Двуречья, что в Андоре.
— Как я слышал, чудесный край, лорд Ранд — могу я вас так называть? — и превосходный народ, андорцы. Ни один кайриэнец никогда не носил меча мастера клинка столь молодым, как вы. Когда-то я встречал андорцев, и среди них — Капитан-Генерала Гвардии Королевы. Вот незадача, имя его запамятовал. Не затруднит вас мне напомнить?
Краем глаза Ранд увидел, как девушки-служанки начали убирать столы и подметать пол. Калдеввин, казалось, только поддерживал беседу, но последним вопросом он явно прощупывал собеседника.
— Гарет Брин.
— О, точно! Молодой для такого ответственного поста.
Ранд спокойным голосом заметил:
— У Гарета Брина в волосах достаточно седины, чтобы быть вам отцом, Капитан.
— Извините, милорд Ранд. Я хотел сказать, что он добился его молодым. — Калдеввин повернулся к Селин и некоторое время лишь смотрел. Потом наконец встряхнулся, словно очнувшись от транса. — Простите, миледи, что смотрю на вас, и простите, что говорю так, но Благодать несомненно пребывает над вами. Не подскажете ли имя, которое носит столь совершенная красота?
И в тот миг, когда Селин открыла рот, одна из девушек с воплем уронила лампу, которую снимала с полки. Масло выплеснулось, и на полу занялась огненная лужица. Ранд вскочил на ноги, как и все за столом, но, прежде чем кто-то успел двинуться, появилась миссис Мадвен и вместе с девушкой своими передниками загасила пламя.
— Я же говорила тебе, Катрин, будь осторожней! — попеняла хозяйка, потрясая перед носом девушки своим теперь закопченным передником. — Ты гостиницу дотла спалишь, да и себя заодно.
Девушка, казалось, вот-вот расплачется.
— Я была осторожна, миссис, но в руку вдруг такая боль ударила.
Миссис Мадвен воздела руки:
— Всегда у тебя найдется оправдание, и тем не менее ты одна перебила тарелок больше, чем все остальные. Ах, ну ладно, будет! Прибери тут и не сожги себя ненароком. — Она повернулась к Ранду и прочим, по-прежнему стоящим вокруг стола. — Надеюсь, никто этого всерьез не воспринял. На самом-то деле девушка вовсе не хотела сжечь гостиницу. Посуде лучше не попадать к ней в руки, когда малышке вздумается замечтаться о каком-нибудь парне, но с лампой прежде она так сурово не обращалась.