Повернув голову, Алудра окинула Мэта долгим взглядом. В нем мешалось уважение с удивлением, но Мэт сделал вид, что ничего не замечает. Глаза у Алудры покраснели, а на щеках виднелись следы слез. Может, если приобнять ее... Обычно женщинам нравится, когда их утешают.
Но прежде чем Мэт успел сдвинуться с места, она взмахнула пестиком и наставила его на юношу, словно меч. Причем держала пестик в вытянутой руке без усилия, тот даже не дрогнул ни разу; эти руки были куда сильнее, чем казались с виду. О Свет, подумал Мэт, не могла же она знать, что я хотел сейчас сделать!
– Очень неплохо для того, кто всего несколько дней назад увидел пусковые трубы, – сказала Алудра, – но я додумалась до этого задолго до тебя. У меня на то есть причина. – В тоне ее проскользнула горечь, но быстро исчезла, и в голосе послышались веселые нотки. – Задам тебе загадку, раз уж ты такой сообразительный, ага? – промолвила она, выгнув бровь. О, ее и в самом деле что-то развеселило! – Скажи, зачем бы мне мог понадобиться литейщик или колокольный мастер, и я расскажу тебе все свои секреты. Даже такие, которые тебя смутят и заставят покраснеть? Хочешь, да?
Так, интересно. Звучит заманчиво. Но фейерверки намного важнее, чем возможность часок пообниматься с нею. Что это за секреты, которые его смутят? Мэт и сам мог бы ее немало удивить. Не все воспоминания чужих людей, что понабились ему в голову, связаны со сражениями.
– Литейщик... – протянул он, не имея ни малейшего понятия, куда двинуться мыслью. Ни в одном из старых воспоминаний не удавалось отыскать даже намека. – Ну, наверное... Колокольный мастер мог бы... Пожалуй...
– Нет, – сказала Алудра оживленно. – Ступай и возвращайся денька через два-три. У меня работы по горло, а ты слишком отвлекаешь своими вопросами, да еще и обхаживаешь меня вовсю. Нет, не спорь! Давай уходи.
Сердито косясь на Алудру, Мэт встал и нахлобучил на голову широкополую черную шляпу. Обхаживает? Обхаживает! Кровь и проклятый пепел! Входя в фургон, Мэт сбросил свой плащ у двери, и сейчас, нагнувшись за ним, тихонько охнул. Он почти весь день просидел на табурете. Но может, какой-никакой успех ему все-таки сопутствовал. Если бы он еще сумел разгадать ее загадку... Сигнальные колокола. Гонги, которыми время отбивают. Нет, бессмыслица.
– Если бы ты не принадлежал другой, мне, того гляди, и пришла бы в голову мысль поцеловать такого смышленого молодого человека, – промурлыкала она очень даже нежным тоном. – У тебя такая хорошенькая попка.
Мэт резко выпрямился, но не обернулся. Лицо загорелось от гнева, но она-то наверняка решит, что он смутился. Мэту удавалось забыть, какую одежду он носит, пока кто-нибудь не напоминал ему об этом. В тавернах уже раза три случались инциденты. Когда Мэт лежал пластом, с ногой в лубках, с перетянутыми ребрами, забинтованный чуть ли не с головы до пят, Тайлин припрятала всю его одежду. Куда ее засунули, он так и не нашел, но твердо был уверен, что одежду спрятали, а не сожгли. В конце концов, не собирается же она держать его при себе вечно. Из своего у Мэта остались лишь шляпа да повязанный на шее черный шелковый шарф. И, конечно, серебряный медальон в виде лисьей головы, что висел под рубашкой на кожаном шнурке. И еще его ножи; без них он и вправду чувствовал бы себя потерянным. Когда Мэт наконец умудрился выползти из той проклятой постели, проклятая женщина выдала ему новую одежду, а потом еще сидела и смотрела, как проклятые швеи обмеряют его и подгоняют обновки! Если не следить за ними, пышные белые кружева почти полностью закрывали кисти рук, а те, что на воротнике, ниспадали чуть ли не до пояса. Тайлин нравились мужчины, одетые в кружева. Плащ был ярко-алого цвета, такого же оттенка, что и узкие облегающие штаны, и по краю вышит золотыми завитушками, белыми розами и прочими такими же треклятыми штуками. Не говоря уже о белом овале на левом плече с эмблемой Дома Митсобар – зелеными Мечом и Якорем. Ярко-синему цвету куртки позавидовал бы иной Лудильщик, к тому же она была щедро вышита на груди и по рукавам золотым узором под названием тайренский лабиринт. Мэт не любил вспоминать, через что ему пришлось пройти, чтобы убедить Тайлин отказаться от жемчужин, сапфиров и один Свет знает чего еще, чем ей непременно хотелось украсить его куртку. К тому же куртка была очень короткой. Неприлично короткой! Тайлин тоже говорила, что ей нравится его попка, и ее, казалось, вовсе не волновало, кто еще будет на нее пялиться!
Набросив на плечи плащ – он хоть что-то прикрывал, – Мэт сграбастал оставленный у двери дорожный посох длиной ему по плечо. Бедро и голень заныли, но ничего, ходьба разгонит боль.
– Ну, тогда увидимся дня через два-три, – сказал Мэт со всем достоинством, что сумел наскрести.
Алудра тихонько засмеялась. Но не так тихо, чтобы он не услышал. О Свет, иная женщина способна смехом сделать больше, чем портовый громила многоэтажным ругательством! И ведь знает, каким оружием владеет!
Прихрамывая, Мэт спустился по деревянным ступенькам фургона и с грохотом захлопнул за собой дверь. Дневное небо ничем не отличалось от того, каким оно было утром, – серое, затянутое мрачными облаками. Резкими порывами стегал ветер. В Алтаре не бывало настоящей зимы, но и такой вполне хватало. Снегопадов не было, но с моря налетали ледяные ливни и сильные грозы, а из-за сырости холод добирался до самых костей. Земля под ногами казалась влажной даже в сухую погоду. Мэт с хмурым, как погода, видом заковылял прочь от фургона.
Женщины! Правда, Алудра хорошенькая. И она знает, как делать фейерверки. А литейщик колоколов? Может, найти отгадку удастся быстрее, чем за два дня. Пока Алудра не начала за ним охотиться. Кажется, в последнее время немало женщин этим занялись. Неужели Тайлин что-то в нем изменила, и теперь женщины преследуют его, как и она сама? Нет. Что за чушь! Ветер дернул за плащ, раздул ткань за спиной, но Мэт слишком глубоко задумался, чтобы с ним бороться. Две проходившие мимо гибкие, стройные женщины – акробатки, решил Мэт, – хитро ему улыбнулись, и он улыбнулся в ответ и расшаркался. Нет, Тайлин его не изменила. Он остался таким же, каким был.
Хозяйство Валана Люка оказалось раз в пятьдесят больше, чем рассказывал Том: будь вместо хаотически расставленных палаток и фургонов дома, оно напоминало бы маленький городок. Мэт увидел кое-где занятых репетициями, несмотря на погоду, артистов. Женщина в свободной белой блузе и в штанах, столь же узких, как у Мэта, расхаживала взад-вперед по слабо натянутому между двух высоких столбов канату, а потом она прыгнула вниз и каким-то образом ухитрилась зацепиться ступнями за канат, едва не грохнувшись наземь. Потом женщина, извернувшись, ухватилась за канат руками, подтянулась и села на него, а потом начала все заново. Неподалеку какой-то малый бегал по яйцеобразному колесу, которое имело добрых двадцать футов в поперечнике и было смонтировано на платформе, так что когда он взбегал на узкий конец, он оказывался выше женщины-канатоходца, которая явно должна была свернуть себе вскоре дурную шею. Мэт загляделся на обнаженного по пояс мужчину – тот катал по рукам и плечам три сверкающих шара, не касаясь их пальцами. Мэту это понравилось. Пожалуй, он и сам мог бы повторить такой номер. По крайней мере, эти шары не поранят до крови и не поломают костей. Подобных радостей ему уже на всю жизнь хватило.