Тут только я заметила, что правая нога Катюши закована в кандалы. Тяжелая железная цепь тянулась от хрупкой щиколотки к огромному крюку, вбитому в стену. На расстоянии вытянутой руки стояла пластмассовая пятилитровая канистра с водой и валялась пара буханок засохшего черного хлеба. Здесь же помещалось и омерзительно воняющее жестяное ведро.
– Уж извините, – хмыкнула Катя, – понимаю, пахнет не розами, но что поделать! Биотуалет в данном Эдеме не предусмотрен планом. Если не ошибаюсь, вон там, возле твоей арфы, находится ящик с инструментами, я все мечтала до него добраться.
Я ринулась напролом за молотком и ножовками. Следующий час мы объединенными усилиями били по крюку, пытались ковырять стену и пилить цепь. Но с таким же успехом могли расшатывать Останкинскую телебашню. Наконец, утерев пот, я пробормотала:
– Придется бежать на станцию за помощью.
– Не хотелось бы, – поморщилась Катя, – но, видать, делать нечего. Давай – одна нога здесь, другая там, не ровен час…
Но тут в дверном проеме мелькнула тень, и гнусный голос произнес:
– Ну-ну, птички в клетке.
Я попятилась и плюхнулась возле Кати на нестерпимо вонючее одеяло.
– Кто бы мог ожидать столь дорогих гостей, – издевался жирный Слава, медленно приближавшийся к нам, – кто бы мог подумать, что твоя гнилая черепушка, вошь белобрысая, окажется такой крепкой? Жаль, что не дал тебе монтировкой по лбу для надежности. Ну теперь вам конец, мои сладенькие. Пожар в пустом гараже, где сгорели две пьяные бомжихи, никого не удивит! Впрочем, может, и костей не останется.
– Ты этого не сделаешь, – прошептала Катя.
– Отнюдь, моя ягодка, – хмыкнул жиртрест, – вот только за бензинчиком сбегаю. Впрочем, сначала привяжу эту железноголовую.
И, противно сопя, он попытался приблизиться ко мне.
– Не подходи! – отчаянно завопила я, хватаясь за открывшуюся сумочку.
– Правильно, – одобрил Слава, – возьми платочек, чтобы было чем сопельки перед смертью подтереть, Жанна Д` Арк моя, Джордано Бруно.
Он откровенно издевался, чувствуя свою безнаказанность. Внезапно моя правая рука машинально влезла в сумочку и наткнулась на игрушечный пистолетик Кирюшки.
– Стой, – заорала я, выдергивая «оружие», – стой немедленно, стрелять буду!
Но жиртреста оказалось не так легко испугать.
– Ути-пути, – заржал он еще сильней, – утютюшечки, ну до чего же мы решительные, до чего самостоятельные, да из этой пукалки и воробушка не подстрелить!
Продолжая глупо хохотать, он, разинув рот, подбирался все ближе. Полная отчаяния, великолепно сознавая глупость поступка и ни на что не надеясь, я нажала на курок. Раздался сухой щелчок. Смех оборвался, словно жирдяю заткнули рот. Секунду он простоял с выпученными глазами, потом, не сгибая коленей, с жутким звуком рухнул на пол мордой вперед. Поднялся столб пыли, арфа жалобно застонала в футляре.
– Твою мать, – ошарашенно употребила я впервые в жизни это выражение, – твою мать, эта штука, оказывается, заряжена, а Кирка говорил, шариками стреляет!
– Посмотри у него в карманах, – тонким от напряжения голосом сказала Катя, – может, у него ключи от кандалов с собой.
Опасливо обойдя голову негодяя, под которой медленно-медленно расплывалась темная лужа, я брезгливо принялась обшаривать брюки. Пальцы сразу выхватили заветную связку.
– Сейчас, сейчас, – бормотала я, отстегивая железную манжетку. – Идти можешь?
– Запросто, – ответила Катя, пытаясь встать, – я тут покараулю, а ты быстро за милицией и «Скорой помощью».
– Ты чего? – изумилась я. – Он же хотел нас убить! Бежим скорей.
Но Катя уверенной рукой хирурга уже нащупала пульс на шее Славы.
– Слава богу, жив, давай скорей.
Я пошла к выходу. Нет, правильно говорили, она сумасшедшая! Бежать отсюда надо что есть мочи, а не оказывать первую помощь негодяю и убийце. А вдруг он не один приехал сюда!
Не успела я испугаться неожиданной мысли, как в проеме возникла еще одна мужская фигура. Полная ужаса, я выхватила из сумочки неожиданно опасную игрушку и заорала:
– Ложись лицом вниз, стоять, расставив ноги на ширине плеч, руки за голову, лбом в стену, выполняй, пока тебе третий глаз не прострелили! Ну, живо, я из милиции.
Именно так орали герои обожаемых мною детективов, да и в сериале «Улицы разбитых фонарей» преступники, заслышав подобные речи, мигом, словно кули, валились в грязь.
Этот же даже не шелохнулся и приятным, бархатным баритоном произнес:
– Тише, тише, коллега, что-нибудь одно, либо лежать, либо стоять, я майор Костин, – и он вытащил из кармана красное удостоверение.
Но меня не так легко сбить с панталыку. У самой в кармане лежит похожее.
– Стой, где стоял, – велела я, – такое можно в метро купить!
– Ну, положим, не такое, – засмеялся мужчина и крикнул вниз: – Ребята, сюда!
Через секунду чердак наполнился крепкими парнями в камуфляже и черных шлемах-масках.
– Кто из вас Романова? – спросил майор.
– Я, – в один голос сказали мы с Катей.
– Не понял… – отреагировал милиционер.
– Мы обе Романовы, – пояснила сохранившая остатки самообладания Катюша.
– Сестры, что ль?
– Однофамилицы, – ответила хирург и добавила: – Здесь раненый.
– Паша, разберись, – велел милиционер и обратился ко мне: – Ваше удостоверение.
Машинально, как во сне, я вытащила из сумочки красные корочки. Костин бросил быстрый взгляд внутрь и рассмеялся:
– Страшно рад встрече. А то грешным делом думал, что же это за майор такой Романова, которой нигде в штате нет и которая делом Катукова занимается. Рад знакомству, Евлампия Андреевна, а может, правильней Ефросинья? Пистолетик-то какой славный!
– Ловко стреляет, коли такую тушу свалил, – фыркнул Паша, возившийся возле Славы.
– Похоже, она ему прямо в открытый рот попала, – пояснила Катя, в которой проснулся профессионал. – Думается, там проникающее ранение нёба или горло задето, правда, дышит самостоятельно…