— Догоняй! — Он обернулся, подняв одну руку. — Покажи, на что способны златокудрые русалки.
Сэнди всегда была хорошей пловчихой, и теперь она вложила всю свою силу и страсть в это соревнование. Не без труда догнала она Жака, но проплыла мимо него с таким изяществом, словно вода действительно была ее родной стихией. Направляясь к противоположному концу пруда, Сэнди чувствовала Жака рядом, но не оборачивалась. Она остановилась лишь у мраморной стенки, где стала отжимать и собирать в узел растрепавшиеся волосы.
— Впечатляющее зрелище. — Жак потрогал завиток, прилипший к ее лбу. — Ты плаваешь не хуже мужчины.
— Это разве комплимент?
— Хочешь услышать от меня, как ты женственна? — В глазах Жака плясали смешинки. — Боюсь, на это я уже не способен. Раздавлен твоим превосходством по всем параметрам.
— Ну что ж, на сегодня хватит. — Сэнди откровенно засмеялась, и в последующие полчаса они плавали и ныряли, наслаждаясь свободой, которую тело обретает в воде. Сэнди почти забыла, что с этим человеком следует быть начеку. Забыла — но не совсем…
— Хочешь кофе? — Он моментально заметил, что она продрогла. Вылез на берег, нисколько не смущаясь своей наготы, и протянул руку Сэнди, помогая ей выйти из воды.
Она старалась удержать взгляд на верхней части его торса, но — тщетно. Глаза невольно скользили вниз, и она чувствовала себя девчонкой, подглядывающей за взрослыми купальщиками. Какая нелепость, подумала Сэнди, однако вид этого сильного обнаженного мужского тела подействовал на ее гормональный механизм так, что где-то в глубине ее существа возникла влажная теплота, а сердце забилось, будто пойманная птица.
Жак вытащил ее из воды без малейших усилий, и она встала рядом, чувствуя, как дрожат у нее коленки — не только от холода. А он сказал:
— Чем больше я смотрю на тебя, тем больше я тебя хочу. Ты околдовала меня, маленькая белокурая англичанка. И ведь ты тоже загораешься в моих объятиях.
Сэнди собиралась сказать в ответ что-нибудь остроумное, даже циничное, способное погасить возникшие в них обоих заряды, но во рту у нее пересохло, а сердце стучало как молот. Она отчетливо представляла во всех подробностях его большое, мускулистое тело, хотя глаза ее были прикованы к глазам Жака. Появилось сознание его мужской власти над ней, оно пугало и вместе с тем приводило в восторг, делало ее беспомощной, но счастливой.
— Мне неприятна мысль о том, что другие мужчины прикасались к тебе, целовали тебя, — сказал он хрипловатым от волнения голосом. — Понимаешь? Мне самому это не нравится, но я ничего не могу с этим поделать.
Он, конечно, подразумевает Айана, решила Сэнди, и вдруг это имя послужило противоядием, способным уничтожить ее новое чувство, эту по сути своей страшную, неконтролируемую, примитивную, всепоглощающую страсть.
— Вы говорите о моем муже? — спросила Сэнди, с трудом произнося слова.
— Твоем покойном муже, — мягко поправил Жак. — Он умер, Сэнди, его больше нет. Как бы ни было тебе хорошо с ним, этого больше не будет.
— Я знаю. — Она отшатнулась, и он заметил боль в ее глазах.
— Нет, не знаешь. — Поймав руку Сэнди, он повернул ее лицом к себе, глаза его напоминали два черных омута. — Нельзя жить одними воспоминаниями — неужели ты еще этого не поняла? Я не предлагаю тебе забыть его совсем, это невозможно, но я хочу, чтобы ты поняла: все кончилось.
— Оставьте меня! — Она-то думала, что Айан может служить противоядием, но теперь осознала, что она слабее, чем хотелось бы. Все горькие чувства: стыд, неуверенность в себе, потерянность обманутой женщины — снова нахлынули на нее так, словно все это было вчера.
По вине Айана она испытала немыслимое унижение — она была прахом у него под ногами. Он сыграл на ее наивности, а потом исчез, не попрощавшись. А ведь она любила его, доверяла во всем. И вдруг их любовь оказалась иллюзией, уродливой и страшной.
Месяц за месяцем она бродила тогда вечерами по улицам, не в силах заснуть. Она смотрела на других женщин, самых обыкновенных, а иногда совсем некрасивых, недоумевая: чем же я хуже? Почему мужчины их любят, а меня нет? Вот что сделал с ней Айан — она поняла это сейчас настолько отчетливо, что уже не видела лица Жака. После истории с Айаном она привыкла к тому, что ее можно только унижать, презирать, в крайнем случае — жалеть. Но любви она недостойна.
— Сэнди?
— Нет! — Ей вдруг почудилось, что не Жак, а Айан стоит рядом, и она вложила в этот возглас всю боль и горечь, скопившиеся у нее в душе. Сэнди молотила его широкую грудь и выла, словно волчица на луну; Жак не мгновение растерялся.
Потом прижал ее к себе, стиснул в огромной ладони оба ее кулачка, а, другой рукой поднял ее и быстро понес к дому.
Как только ноги ее оторвались от земли, у Сэнди пропало желание кусаться, брыкаться и рвать кого-то на куски. Вместо этого слезы полились потоком, и, пока Жак ее нес, она рыдала не переставая. Нет, то были не красивые «дамские» слезы, а сотрясавшие все тело рыдания. Адская смесь из унижения, боли и ярости. То была истерика, какой она раньше себе не позволяла. Сэнди оплакивала выпавшую ей долю, горе, которое она не в силах вынести. Я же не заслужила этого, билась в мозгу мысль, не заслужила. Не сделав никому ничего плохого, я почему-то должна расплачиваться. Как это несправедливо.
— Выпей вот это. — Она и не заметила, что он внес ее в дом и уложил на софу, покрытую чем-то мягким и пушистым. Жак заставил ее взять бокал, потом поднес ее руку с бокалом к губам. — Выпей это, Сэнди, до дна.
Крепкий бренди обжег словно огонь ее горло, она прыснула им в Жака и залила ему грудь. Во вторую попытку Сэнди была осторожнее и маленькими глотками выпила почти все, после чего бессильно упала на софу. Слезы еще текли из ее глаз.
— Ну, хватит плакать. Перестань. Слышишь, Сэнди? — Слов она не разобрала, но ее успокоил тон и прикосновение Жака: поставив бокал на столик, Жак взял ее руки в свои. Истерика перешла в отдельные всхлипывания, а потом Сэнди затихла, лишь время от времени вздрагивая. — Ну все, все. Довольно, кончим с этим. Теперь лежи спокойно, а я сварю кофе. Хорошо? Только не двигайся с места.
Сэнди попробовала раскрыть опухшие глаза. Она знала, что выглядит ужасно. Никогда не умела она плакать красиво, даже от счастья. Вечно у нее текло из носа, нос распухал, глаза заплывали и лицо покрывалось пятнами.
— Простите меня. Я не собиралась этого делать. Я… — слова заглушил последний всхлип.
— Извиняться должен я, а не ты. Я по глупости заговорил о вещах, обсуждать которые не имею права.
— Нет, нет. — Сэнди вглядывалась в Жака, удивляясь этому мягкому, почти ласковому тону. — Виновата я. Не знаю, с чего вдруг со мной такое… Вы сочли меня ненормальной?
— Нет. — Теперь он стоял перед ней на коленях, не выпуская ее рук из своих. — Но я думаю, что ты слишком долго несла эту боль в себе. Слишком долго.