— Ну, хватит, маленькая, хватит, — заговорил успокаивающе Жак, гладя ее по голове. — Ты доводишь себя до исступления. Хватит слов на сегодня. Все, все, не надо плакать.
Сэнди и не замечала, что плачет, что слезы текут ручьем по ее лицу. Жак взял ее на руки и понес вверх по винтовой лестнице. Сэнди была слишком измотана, чтобы сопротивляться. Прижавшись головой к его широкой груди, она впитывала тепло и силу его тела.
«Разве я способна его потерять?» Эта мысль жужжала в мозгу Сэнди, пока Жак поднимался с ней на руках по лестнице. Наконец он вошел в красивую спальню и уложил Сэнди на кровать в старинном стиле, с балдахином на четырех столбцах. Я не хочу его терять, думала она, хоть и придется… И все же можно провести одну ночь вместе… чтобы запомнить ее на всю жизнь. Не так уж много я прошу у судьбы. Когда Жак повернулся, чтобы уйти, она поймала его руку:
— Не уходи. Ради Бога, не уходи.
— Хорошо, Сэнди, я не уйду. — Он присел на край кровати. Он гладил ее по голове, убирал волосы с заплаканного лица, но ей нужны были не отеческие ласки. Она… она хотела этого мужчину. Хоть один раз… — Возьми меня.
— Что?! — Глаза его удивленно расширились, рука застыла у нее на лбу.
— Я хочу тебя, Жак. — Сэнди притянула его голову к своей и приникла губами к его губам прежде, чем он смог ответить. — Я люблю тебя, я так люблю тебя…
На секунду ей показалось, что он воспротивился, но вдруг он откликнулся с такой силой, с такой отчаянной страстью, что она застонала от наслаждения. Их ласки были безумны, неистовы, Сэнди подхватил водоворот ощущений, она поняла, что Жак сорвал с нее блузку, лишь тогда, когда он уже целовал ее грудь. Поцелуи его были жгучими, они прожигали ее насквозь.
Теперь он вытянулся с ней рядом, целовал ее и гладил, шепча слова любви, отчего его ласки становились еще более пьянящими. В душе Сэнди пробуждалась нежность, какой она раньше не знала. Сэнди любовалась его темной головой, лежавшей на ее белой груди, и вдруг сладостное тепло разлилось у Сэнди внутри, потом началась дрожь, с которой она не могла совладать, и ее тело забилось подле тела возлюбленного. Снова их губы слились, она отвечала ему пылко, страстно — до тех пор, пока его твердое, мускулистое тело не прижалось к ней изо всех сил, а глаза его не превратились в узкие щелочки, полыхающие огнем.
— Сэнди, ты прекрасна, ты восхитительна… Теперь ты понимаешь, как нам будет хорошо? — Он, Сэнди знала, вот-вот потеряет контроль над собой, и она хотела этого. Хотела слиться с ним этой волшебной ночью.
— Люблю тебя… — шептала Сэнди, а ненасытный Жак все целовал ее. — Хочу запомнить эту ночь на всю жизнь.
И тут же, не успела она произнести эти слова, Сэнди почувствовала, что он застыл, прижимаясь губами к ее груди. Прошла секунда, равная вечности, и он поднял голову. Посмотрел ей в глаза.
— На всю жизнь?.. — переспросил Жак. Приподнявшись на локте, он, еще дрожавший от возбуждения, заговорил отчетливо — как человек, полностью владеющий собой:
— Почему на всю жизнь, Сэнди? У нас будет множество дней и ночей! Я, между прочим, собираюсь жить долго.
Теперь ей стало ясно, что он ее не понял…
— Ты думала, я с тобой на одну ночь? И мне этого довольно? — Его глаза сверкнули, он встал с кровати и пристально смотрел на нее с высоты своего роста. — Думала, что получаешь от меня нечто вроде прощального подарка? — Голос его был строгим. — Нет, Сэнди, выбрось эту мысль из головы, — продолжал Жак. — Я намерен владеть тобой, твоими душой и телом. Вот так. Неважно, сколько времени я буду ждать, но ты будешь моей, и золотое колечко на руке ты тоже будешь носить. Ты не из тех, с кем можно провести время, а потом уйти. Нет, это не наш с тобой случай. А теперь спи. Спокойной ночи.
Неужели он уйдет? Так спокойно повернется и уйдет, оставит ее одну?
— Жак!
— Сэнди, я же сказал: спи.
— Но я уезжаю завтра утром. — Слова эти были предупреждением и мольбой. Его лицо, когда он обернулся, уже от двери, стало еще более отстраненным. — Я не шучу, Жак, я возвращаюсь в Нью-Йорк. Жизнь, которую я для себя избрала, — это мой единственный путь, ты должен понять. Наш союз не привел бы ни к чему хорошему, я только разрушила бы то, что у нас было.
— Ты все сказала? — Его холодный, какой-то чужой голос заставил Сэнди резко подняться и сесть в кровати. С пылающим лицом она поправляла на себе одежду.
— Да, я все сказала. — И это была правда: она бы не смогла быть ему той женой, какую он хотел. И какой она бы хотела быть для него. Как это возможно, если в браке недостает главного — доверия? Червоточина жила бы в их душах, разъедала бы их отношения, а потом — скандал… развод.
Она бы не смогла притворяться. Жак заслуживает того, чтобы иметь все лучшее, а она — не лучшая из женщин. Когда Айан ее предал, что-то сломалось в ней, у нее словно изъяли ту теплоту, мягкость, доверчивость, что составляет самое женское естество. Все ушло, и как Сэнди ни старалась это вернуть, ничего не получалось. А значит, она не сможет довериться Жаку.
— Спокойной ночи, Сэнди.
Дверь за ним закрылась. Сэнди снова упала на подушки, чувствуя, что дрожит всем телом. Это конец. Завтра она не просто уедет — она исчезнет из его жизни. Вот так.
— Твой рейс в полдень, я правильно понял? Вчера ночью, почти сразу после того, как Жак вышел из спальни, Сэнди слышала телефонный звонок. Она не поняла, кто звонил, хотя и прислушивалась к доносившемуся из холла телефонному разговору, подкравшись к двери.
— Да.
Теперь они сидели во внутреннем дворике, прогретом лучами утреннего солнца. Они уже успели съесть ранний завтрак — тосты и кофе. Сначала Сэнди казалось, что кусок застревает у нее в горле, но потом, увидев, с каким аппетитом Жак уничтожает свою порцию, она тоже одолела свою, хотя и гораздо меньшую.
— Мне нужно в замок — собрать вещи и со всеми попрощаться.
— Разумеется.
Не понимаю я его сегодня, устало подумала Сэнди, откинувшись на спинку стула и делая вид, что с удовольствием допивает кофе.
— У меня два-три звонка, а потом мы можем ехать. Подождешь здесь? — спросил Жак, вставая.
Едва слышно Сэнди ответила «да». За всю ночь ей удалось поспать не больше чем полчаса, да и то уже перед рассветом. Сейчас она была измученной, с серым лицом.
Хотя в ванной она нашла разные шампуни, мыло и прочие банные принадлежности, расческа ей не понравилась — рвала густые волосы, вместо того чтобы их распутывать. В зеркале отражалось бледное, осунувшееся лицо; глаза покраснели, и припухли веки. А может, это и к лучшему, подумала Сэнди, я уйду из его жизни, похожая на мышь, задавленную кошкой. У него не будет иллюзий, что я по утрам выгляжу как кинозвезда.
Жак, наоборот, выглядел здоровяком с плаката — сидя за завтраком и дожидаясь, когда Сэнди сойдет вниз. Свежевыбритый, с зачесанными назад темными волосами, сверкающими глазами, он улыбался так, что ей захотелось заехать ему по физиономии. Или поцеловать. Или…