Все, все оказалось напрасным. Она уезжает. А он остается с четырьмя щенятами, которые в скором времени разнесут его чудесный дом в пух и прах, поставив крест на робких попытках хозяина обрести семейное счастье.
Ни одна здравомыслящая женщина не пожелает войти в дом, где верховодит собачий выводок. Окружить себя сворой — вот гарантия от всех злоключений опрометчивого брака. Если Гарри хотел именно этого, то он преуспел!
В очередной раз Гарри любовно посмотрел на мерно сопящую четверку. Он никогда не планировал заводить животных. Но когда увидел любимое веснушчатое лицо, умильно склоненное к щенкам, то тотчас в один миг все для себя решил. Он оставит щенков — не одного, даже не двух, а всех.
Он всегда корил себя за импульсивность, но сейчас, глядя на Дейзи, Рози, Поппи и Циннию, вспоминая веснушки и сине-фиолетовый взгляд любимых глаз, он еще не жалел о своем решении.
Гарри поднялся и принялся прохаживаться по кухне, совершая сложную умственную операцию. Ему было нужно отделить поверхностные эмоции от глубоких чувств, желания и предположения от фактов. Гарри заставил себя представить свою повседневную жизнь в условиях, когда не будет видеть Джину пять дней в неделю с утра и до вечера. Он тщательно обдумывал, что реально потерял с ее увольнением. Ведь вполне возможно, что она была ему так мила именно на своем месте в офисе, а отнюдь не как потенциальная хозяйка его дома.
Но, вдумываясь в такие нюансы, Гарри еще больше себя запутал.
Лишь одно обстоятельство оставалось для него несомненным. Когда он ненадолго закрывал глаза, перед мысленным взором оказывались рыжие локоны, озорные веснушки, фиалковые глаза, сдержанная улыбка, умный взгляд...
Если счастье и покой, которые ему дарят мысли о Джине, и есть любовь, то он ее любит. И любит давно.
Пробудившись после ночи, Джина не почувствовала себя отдохнувшей.
Это была последняя ночь в ставшем родным доме. К вечеру предстояло его покинуть. Она не могла отделаться от мысли, что смотрит на все прощальным взглядом. Это добавляло тоскливости к, увы, и без того подавленному настроению. Ей приходилось усмирять свою излишнюю слезливость.
Накануне она скребла и чистила дом, упаковывала вещи, прерываясь лишь для того, чтобы перекусить и поговорить по телефону с сестрами Бриони и Маргарет. Как и обещала, к вечеру она собралась на ужин к родителям, хоть и предчувствовала, что это дурно на нее подействует. Так и случилось.
У всех на лицах читалась боль сожаления. Семья, казалось, смирилась с ее решением. Но от этого было лишь тяжелее, поскольку ей не довелось отстаивать свою идею. Она просто чувствовала себя обреченной поступить так, как сама задумала. Тем более что отец четко высказал одобрение — не столько желанию дочери переехать в Лондон, сколько ее решимости. И как после такого возможно отступиться, даже если отец и сказал это лишь с целью морально поддержать дочь в трудный для нее момент? Мама же была готова расплакаться, провожая Джину после ужина, как будто дочка отправляется в Австралию или на Луну, а не в Лондон. Прощаясь, мать обещала позвонить утром.
Вернувшись в свою квартирку поздно вечером, Джина уже не узнала своего дома.
Ее личные вещи стояли в прихожей, упакованные в чемоданы и сумки. А мебель уже ждала новых жильцов. Она спала на своей постели словно в гостях, чутко и урывками. А проснувшись, стала слепо смотреть в потолок.
Она уже в детальной последовательности мысленно прокрутила свой отъезд: то, как снесет вещи в свою надежную маленькую машинку, в последний раз обойдет дом, проверив, ничего ли не забыла, отдаст ключи новым съемщикам, сядет за руль, пересечет с детства знакомую часть города, вырулит на загородную дорогу и станет приближаться к большому фантастическому городу... К городу, к которому она ничего не чувствует, помимо пиетета, к городу, в котором ей ничто не напомнит о странной и пугающей любви.
Супружеская пара, претендовавшая на ее квартиру, обещала явиться в одиннадцать с арендатором. Следовало сдать квартиру в лучшем виде. За это Джина нисколько не волновалась. Она всегда была аккуратной, теперь же стала до дотошности щепетильной. Даже при самой строгой инспекции жилье будет признано идеальным.
Джина села на край постели. На вешалке висел костюм, который она планировал надеть в дорогу, на прикроватной тумбочке, как и в ванной комнате, оставались еще вещи, которые следовало упаковать.
Девушка взяла щетку для волос и принялась неторопливо расчесывать медные локоны, мерностью действия приводя и сбивчивые мысли в порядок.
Она знала, что может подолгу не думать о Гарри, если чем-то серьезно занята. В работе она отрешалась от всего. Однако она знала и то, что стоит ей о нем вспомнить — и боль уже не унять.
Гарри не позвонил накануне. И она глубоко переживала это, втайне надеясь на какое-то сказочное разрешение этой сердечной проблемы.
Но если он позвонит теперь, когда Джина практически стоит на пороге дома, то она не сможет простить ему этого никогда.
Вздохнув, она отложила расческу, глядя на окно, в которое слабо проникал утренний свет, скрадываемый муслином штор.
Глупо ждать от него звонка, подумала Джина, поднимаясь с постели. Разве только захочет сказать последнее «прощай»...
Гарри Бридон - этот так и не повзрослевший взбалмошный мальчишка, он мог позволить себе любую выходку: менять женщин по дням недели, завести не одного щенка, а сразу четверых, смущать серьезную девушку фривольными предложениями, попытаться удержать ее ради каприза, когда она на все решилась. И стоит ли ей, зная это, ожидать от него зрелых обдуманных поступков настоящего мужчины, который живет завтрашним днем?
Джина обожала Гарри, но не могла закрыть глаза на его недостатки. В своем чувстве она ловила себя на сходстве с любящей матерью, которая бесконечно предана своему нежному, но бестолковому дитяти. Джина не считала такую любовь жизнеспособной, потому и купила себе билет в новую жизнь, надеясь вырвать Гарри, этого очаровательного большого младенца, из своего сердца.
В этом она видела единственно верное решение. Хотя много всяких сценариев перебрала в уме, с тех пор как распознала в себе эту любовь. Она даже имела бесстыдство раздумывать о том, чтобы стать любовницей сына босса. Но очень скоро отсекла эту идею. Несмотря на свою реалистичность, такой сценарий категорически противоречил ее душевному складу.
Тогда она принялась раздумывать над тем, как бы обратить внимание Гарри на силу и глубину своей любви, внушить ему, что они могли бы быть по-настоящему счастливы вместе. Но стоило увидеть этого улыбчивого ловеласа с очередной пассией, желание открыться ему тотчас испарилось. Он бы просто не понял, зачем менять всех женщин мира на одну привереду.
Джина размышляла, как, отвечая на его знаки внимания, уступая в малом, не перейти черты и в то же время повлиять на его намерения и поступки. Но в этом было что-то вовсе коварное.