Именины сердца. Разговоры с русской литературой | Страница: 41

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Одновременно стал сочинять какие-то небольшие тексты. Примерно год ушел на «набивание руки», и где-то с середины 2002 года я понял, что у меня начало что-то получаться. Стал рассылать тексты туда-сюда, не брезговал даже таким треш-сайтом, как Проза.ру. На сайте «Топос» познакомился с Мирославом Немировым и примкнул к основанной им литературной группе «Осумбез», куда в то время входили Емелин, Родионов, Лукомников и другие интересные авторы. «Осумбез» в те годы (2002-2005 примерно) был заметным явлением в московской литературной жизни. Мы часто устраивали чтения, приходило много народу, было, в общем, весело.

В 2004 году в питерском издательстве «Красный матрос» у меня вышла книжка «Черный и зеленый», в 2006-м — книжка «Дом десять» (московское издательство «Ракета»). Была пара публикаций в «Новом мире». Вот такая примерно биография. Как видишь, ничего особенного.

— Ну, может, ты в молодости вел неподобающий образ жизни? — Неподобающий образ жизни в молодости заключался в интенсивном употреблении алкоголя. Наркотики, слава богу, обошли меня стороной, или я их обошел. Правда, курил несколько раз марихуану — совершенно не понравилось. Вообще употребление наркотиков представляется мне чем-то весьма отвратительным, оскверняющим человека. «Мерзость пред Господом».

— Хорошо, не буду больше лезть в твою биографию, хотя мне она как раз показалась и концептуальной, и вообще — крайне симпатичной. Вернемся к литературе. Я, есть грех, многих людей искренне хвалю, но иногда потом в них разочаровываюсь, читая новые их тексты. Но ряд авторов современных я считаю абсолютно сложившимися, которым ничего уже не повредит. Из числа пришедших в «нулевые» и на рубеже их — Алексей Иванов, к примеру, Михаил Тарковский, Сергей Шаргунов, еще несколько имен. Отчасти Дмитрий Быков и Андрей Рубанов. Вот ты теперь. Но, насколько я понимаю, ты сам где-то в ином, скажем так, сообществе сам себя мыслишь — иные современные прозаики тебе дороги? А тех, что я назвал, ты знаешь?

— К своему стыду, из перечисленных тобой авторов я не читал никого. Быкова читал много, но только публицистику и поэзию, а до прозы все никак руки не дойдут. Из современных прозаиков мне дорог в первую очередь Анатолий Гаврилов. Это, пожалуй, любимый мой писатель из ныне живущих. Считаю его своим учителем, он очень сильно повлиял на меня. Ровно в такой же степени мне дорог Юрий Мамлеев. Помню то остолбенение, которое я испытал, впервые прочитав его прозу. Это было в 1989 году, когда я только-только вернулся из армии и с жадностью наверстывал упущенное, в смысле — непрочитанное. Был поражен тем, что, оказывается, можно так (!) писать. Это меня во многом подтолкнуло к попыткам начать что-то сочинять самому. Я очень горд личным знакомством с Анатолием Николаевичем и Юрием Витальевичем, а в особенности той оценкой, которую каждый из них дал моим текстам.

Есть и еще несколько авторов, к которым я отношусь с разной степенью восхищения — Асар Эппель, Владимир Сорокин, Мирослав Немиров (он, как известно, не только поэт, но и прекрасный эссеист), Сергей Соколовский, Данила Давыдов, Олег Зоберн, Роман Сенчин.

— Вот смотри, какой парадокс: то, что ты не позволяешь себе, ты вполне прощаешь, скажем, Сорокину и Мамлееву. Отчего так?

— Я не против мата или изображения каких-то девиаций в литературе, когда это к месту. У Мамлеева и Сорокина это к месту, без этого их текстам чего-то не хватало бы. А для моих текстов это было бы в высшей степени неорганично. Потом, я вообще не считаю, что другие люди обязаны следовать тем моральным принципам, которым следую я сам.

— Ну и о литературных предшественниках. Твою литературную генеалогию выводят из обэриутов, Вагинова? Ты согласен с этим?

— Вагинова я очень люблю, но не сказал бы, что он как-то особенно на меня повлиял. Решающим образом на меня повлиял его современник Леонид Добычин. Это мой абсолютно любимый писатель.

— Ты политически ангажированный человек? Что там у нас с судьбой России? Нелегкая доля ее ожидает? Выход есть, Дима?

— Нет, в политической жизни я никакого участия не принимаю, не состою ни в каких партиях, даже на выборы не хожу. Будущее России видится мне вполне безрадостным. Россия — кость в горле современного дьяволочеловечества, и оно не успокоится, пока окончательно не сживет ее со свету. При этом у страны практически нет ресурсов сопротивления этому разрушительному давлению.

Народ наш развращен и деморализован, вожди его слабы и беспринципны, темпы тотального оскотинивания просто ужасают. Выход мне видится только в том, что случится чудо Божие, и те разрушительные процессы, которые длятся в нашей стране последние лет триста, вдруг приостановятся и направление вектора развития изменится. Вот и будем надеяться на чудо. Потому что люди ничего тут поделать не могут, увы.


АНДРЕЙ РУБАНОВ: «Я на своей территории и буду делать, что хочу»

Андрей Викторович Рубанов родился в городе Электросталь Московской области 25 июля 1969 г.

Проходил срочную службу в войсках ПВО. Некоторое время учился на факультете журналистики Московского государственного университета, затем бросил учебу. Работал корреспондентом многотиражной газеты, строительным рабочим, шофером, телохранителем. Занимался предпринимательской деятельностью. В 1996 г. заключен под стражу по обвинению в мошенничестве. В 1999 г. оправдан. В 2000 г. работал в Чеченской Республике, в аппарате мэрии Грозного. С 2001 г. по 2007 занимался предпринимательской деятельностью.

Первая публикация: 1985 г., городская газета Электростали. В качестве журналиста публиковался во многих изданиях, в том числе в газете «Московский комсомолец». В 2005 г. издана первая книга — роман «Сажайте, и вырастет». Следом вышли романы «Великая мечта», «Жизнь удалась», «Готовься к войне».

Есть писатели, которые интересны мне исключительно как писатели. Я непременно буду читать каждую новую книгу, написанную ими, вовсе не испытывая желания поближе

узнать, кто автор прочитанного мною, что он за человек. Выпить водки мне с ними не хочется. Побродить, подурить, найти себе проблем где-нибудь и потом проговорить до утра неведомо о чем — ничего этого не хочется. Рубанов мне, безусловно, интересен и как писатель, и как человек. Поговорив с ним, я нисколько не разочаровался: скорей напротив. Рубанов — тот редкий случай, насколько я могу судить, когда человек равновелик писателю и наоборот.

Об остальном — в моих вопросах и его ответах.

— Андрей, твоя книга «Сажайте, и вырастет» потрясла меня. Я это очень серьезно говорю. Если посчитать все самые любимые мои книги, список выйдет не очень большой, книг тридцать. Твоя — среди них. За минувший год только от одной вещи я получил равное удовольствие — «Блуда и МУДО» Алексея Иванова. Не читал? Но это совершенно отдельная история. Была бы возможность, я бы популяризировал эту книжку, и она, уверен, стала бы культовой среди пацанов и юношей (да и девушек тоже) как среди самых восприимчивых читателей… да и взрослые люди прочли бы ее с уважением, интересом, ну и что там еще способны чувствовать очень взрослые люди. Последнее время мне часто кажется, что взрослые люди в России вообще не хотят чувствовать, «выключили человека», чтоб не путался в ногах.