— На кого ориентируешься в современной литературе?
— Из прозаиков особенно люблю Фазиля Искандера, Леонида Бородина, Валентина Распутина. Из поэтов — Глеба Горбовского. Они, конечно, столпы, и в их лице русская классическая литература — жива.
— А с кем хотел бы ты хотел пообщаться из классиков?
— С Пушкиным! И еще с Алексеем Константиновичем Толстым, пожалуй… Да и на Шукшина не отказался бы взглянуть.
— В какие минуты ты испытываешь чувство пресловутого писательского удовлетворения?
— Если приходит письмо и читатель пишет, что он, прочитав мою книгу, не только узнал что-то новое о вере, но почувствовал гордость за Россию, я бываю счастлив.
— И литература для тебя — это… навсегда?
— У меня нет таких амбиций — литература или жизнь. Единственное, к чему стремлюсь, — писать на пределе своих возможностей. Но я отлично понимаю, что вершин русской классической литературы — Пушкин, Достоевский — уже никому не покорить. Поэтому смотрю на свою работу как на ремесло. Как сказал преподобный Нектарий Оптинский: «Заниматься искусством можно, как всяким делом, как столярничать или коров пасти, но все это надо делать как бы пред взором Божиим».
— Надо ли современным политикам слушать современных писателей?
— Писателей — надо. Шутов — нет.
— Кем бы ты был, если б не литератором?
— Наверное, катал бы на каруселях детей.
— Ай, как хорошо. Посему я понимаю, что будущая твоя жизнь — это не только литература?
— Готов заниматься чем угодно, лишь бы приносить пользу.
— А в чем, на твой взгляд, заключены главные проблемы современных молодых писателей?
— На мой взгляд, основные проблемы молодых — недостаточное знание жизни, нежелание учиться, отсутствие кругозора. И еще многим мешают космополитические взгляды, ведь настоящее искусство всегда глубоко национально.
— Трудно космополитических взглядов избежать в нашем насквозь космополитическом мире. Ты сам что читаешь? За периодикой следишь?
— Читаю «Литературную газету», «Наш современник», «Москву», «Православный Петербург», «Всерусский собор», «Небесный всадник», «Казачий круг», другие патриотические издания. Чувствую, что их авторы по-настоящему любят Россию. Они справедливо критикуют систему выборов, общество потребления, Запад, но слишком часто впадают в отчаяние. И это — ошибка. Это на руку нашим врагам. Я убежден, что Россия переживет смуту и через некоторое время сбросит демократическую удавку.
— Политические взгляды есть у тебя?
— Я монархист в четвертом поколении. В 1930-е годы моя прабабка, Серафима Михайловна, даже в трамвае, не стесняясь, во весь голос ругала Сталина. Мой дед, Андрей Дмитриевич Миклухо-Маклай, профессор, во всех анкетах писал — «из дворян». Монархистом был и мой отец. Я пришел к этой идее не без помощи, но вполне самостоятельно.
— Кого-то поддерживаешь из политиков?
— Путина и его преемника. Важно сохранить у власти действующую команду. Согласен, тут есть парадокс, но эти ребята уже получили все, что хотели. Не дай Бог, если к власти придет компания ловкачей, как это было на Украине и в Грузии. На Западе так переживают по поводу нашей Конституции, потому что понимают: власть в России нужно менять каждые четыре года. Если обеспечить в Кремле проходной двор, каждый президент будет по новой менять администрацию и расхищать ресурсы. В итоге страна развалится, и Запад добьет Россию, как Сербию. И получит в безраздельную собственность нашу нефть, наш газ и все остальное, включая дешевых рабов.
— Ты не очень-то жалуешь демократию. Ну-ка, признавайся, почему?
— Представим, что на какой-то пост баллотируются два кандидата, равные по уму и талантам. Но один из них — честный, другой — законченный негодяй. Кто победит? Конечно, негодяй, потому что он спокойно будет применять недозволенные приемы: лгать, обещать невозможное, клеветать. Мы помним, как Ельцин победил на выборах, имея рейтинг три процента. Шансы подлецов всегда выше, и в итоге происходит насыщение властных структур негодяями. Демократию более правильно называть «какократией». «Какос» — по-гречески «плохой», и какократия — это власть плохих. Термин ввел лет тридцать назад известный немецкий ученый Герман Оберт, однако в России прижилось другое хлесткое словцо — дерьмократия. Все это мы испытали на себе в девяностые.
— Ну, это все понятно. А Борис Викторович Раушенбах что-нибудь говорил тебе по этому поводу?
— Он говорил, что идеального государственного устройства не существует, но монархия лучше всего. Монарху не все равно, какую страну он оставит своему сыну. А президенту — плевать. Он думает: следующий придет, пускай разбирается. Еще он говорил, что самые отвратительные преступления в мировой истории совершили именно демократы. Например, Сократ был присужден к смерти по самой демократической схеме — после всенародного обсуждения путем плебисцита. Кстати, демократию высмеивал и мой двоюродный прапрадед, путешественник Миклухо-Маклай.
— Бог ты мой, какая родня у тебя! А он что говорил?
— Глупо ожидать, говорил он, что неучи, наделенные равными правами с людьми образованными, выберут что-то хорошее. Миклухо-Маклай защищал папуасов, боролся за их права. Демократов же он называл сбродом и самой отвратительной породой людей. В общем, его гуманизм на демократов не распространялся.
— У монархии, ты считаешь, есть шансы?
— Сейчас многие забыли, что монархия — более современная и прогрессивная форма правления. Откуда взялась демократия? Это старая языческая штука. На практике демократия могла осуществляться только в маленьких греческих полисах, где люди более-менее знали друг друга. Америка — страна юная, но очень амбициозная, позаимствовала демократию у древних язычников, обтерла от паутины и теперь размахивает своей погремушкой. Конечно, американцы не дураки: навязать другим народам демократию — отличный способ их ограбить. А с аппетитом у США все в порядке. Только на России они зубы сломают… В свое время в Иране тоже пытались проводить либеральный курс. В итоге аятолла Хомейни вернулся из ссылки и провозгласил возврат к традиционным ценностям, а прозападные правители бежали. Это было в 1979 году.
— Откуда такая уверенность — насчет России?
— Демократия утверждается только в атеистической стране. На Западе просто бесятся, что наша вера — жива. Их идеологи заявляют, что из русских нужно сделать «tabula rasa», то есть «чистые доски». Манипуляторы знают, что если традиция и вера сильны, народ побеждает раковые клетки демократии. В России всегда были две власти: светская и духовная. Когда они действовали вместе, возникала симфония (Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, царь Михаил Романов и патриарх Филарет). Сейчас симфонии нет.
В России запущены два проекта: один, демократический, направлен на уничтожение страны. Другой, православный — на возрождение. «Демократия! Конституция!» — орут демократы. «Россия!» — отвечают православные. «Америка — наш партнер!» — заявляют демократы. «Против нашего народа ведется хорошо спланированная война с целью уничтожить его», — констатирует Патриарх. «Права человека важней всего!» — вопит либеральный хор. «Еще важнее право народа защищать своих детей от растления, наркомании, педерастии, узаконенного убийства», — отвечает Церковь устами митрополита Кирилла. «Приватизация была необходима», — утверждают демократы. «Грех воровства и ограбления народа остается преступлением, вопиющим к Богу», — отвечает Православие.