— С Россией все будет замечательно, если мы ее сами не угробим. А вот Калининград — это уникальное место, мне бы очень хотелось, чтобы это был такой островок свободы — потому что Россия, в общем-то, несвободная страна. Помнишь, Польшу называли самым веселым бараком социалистического лагеря? Так и в Калининграде, здесь кругом Европа, и надо вести себя соответственно, быть свободными, раскованными, я очень хочу, чтобы меня окружали именно такие люди.
Я надеюсь, что со временем Калининград как-то так освоится со своей геополитической миссией, что это будет как бы и Россия, и Европа в одном флаконе. Хотя пока что до этого далеко — у нас, как и по всей стране, процветает это преклонение перед русской государственностью и липкий страх чиновников. Понимаешь, меня жутко задолбало, что люди вокруг всего боятся, это отвратительно, боятся начальства, общественного мнения, городских сумасшедших… Проблема в том, что власти хорошо понимают — мол, калининградцы, они люди особенные, у них понимание свободы в воздухе разлито, и поэтому давайте-ка здесь, в этом пилотном и прозападном регионе, гайки завинтим потуже.
Помню, как-то мы с поэтом Михайловым сидели в пивной на Московском проспекте и придумывали название для антологии современной калининградской поэзии. Название пришло быстро — «Солнечное сплетение». Кенигсберг-Калининград — это есть, на мой взгляд, солнечное сплетение, то бишь болевая точка европейской истории. Как Питер — город на костях, так Калининград — город на руинах чужих домов. И на костях, естественно, тоже. Но вообще-то город неплохой, и я горжусь тем, что у нас проходит каждый август один из самых крутейших в России международных поэтических фестивалей — фестиваль актуальной поэзии «СлоШШШо», который организовывает поэт Павел Настин, это самое важное поэтическое событие года. А, чуть не забыл — я о тебе не так давно читал в калининградской «Комсомолке». Приехал бы к нам, показался народу.
Василина Александровна Орлова родилась в 1979 г. в поселке Дунай Приморского края в семье военного моряка. Окончила философский факультет МГУ им. М.В.Ломоносова, преподает философию.
Работала журналистом: публикации в «Московских новостях», «Независимой газете» и многих других изданиях.
Автор нескольких книг прозы — «Вчера», «Пустыня», сборника стихов «Босиком».
Проза и критика печаталась в журналах «Новый мир», «Дружба народов», «Октябрь», «Наш современник», «Москва». Проза переводилась на болгарский язык, статьи — на английский, немецкий, турецкий; стихи — на английский и итальянский.
О, какой упоительно строгий человек Василина. Помню, как легко, не дрогнув ни единым мускулом, она ставила на место одного маститого писателя, решившего поспорить с ней о философии. Клянусь, я тогда ее боялся. (Здесь мне полагается сделать дурацкое гусарское лицо и молвить: «…а ведь меня мало что может напугать…») Писатель тот — во всех смыслах, кстати, замечательный человек и интеллектуал — был мгновенно разбит, рассе
ян в пространстве и на ближайший час лишен слова. Василина же мягко переключилась на общение с молодыми авторами, которые, мне казалось, тихо млели от ее внимания, боясь пошевелиться…
Она пишет разную, неровную прозу, разные, неровные стихи; критику пишет, очерки, ведет замечательно интересный ЖЖ — и за всем этим виден умный, красивый, очень талантливый человек. Даже больше чем человек — женщина.
Редактор одного (из двух) самых маститых толстых журналов сказал мне как-то, что через несколько лет Василина Орлова станет виднейшим писателем в России. Из числа молодых — потому что мы говорили о нашем поколении. Я задумался тогда над этим и думаю до сих пор. Именно — думаю, а не сомневаюсь. Чего тут сомневаться, сами не слепые.
— Василина, я буду вас немножко провоцировать в нынешнем нашем разговоре, заранее прошу прощения. Девушки и женщины, пишущие книги, зачастую крайне резко реагируют на попытку делить прозу по половому признаку. Ну, это обычный подход: что не бывает ни молодой прозы, ни зрелой, ни мужской, ни женской, есть просто проза (или ее просто нет). Я так не думаю, но пока не настаиваю на том, чтобы вы, Васили-на, высказались по этому поводу.
Я хочу всего лишь сказать, что из всех представительниц женской прозы, известных мне, вы — самый-самый интересный мне сочинитель, самый страстный, самый удивительный. Мы можем немного рассказать о вас? Где родились, где учились, кто ваши родители, чем сегодня занята Василина Орлова?
— Ну, это хороший прием — начать с комплимента, чтоб собеседник потек. Я вас знаю, вы его все время
используете в разговоре с писателями, а те, растяпы, и верят. А комплиментец-то с двойным дном! Но я, пожалуй, тут не составлю никакого исключения, я тоже такая доверчивая растяпа, пусть представительница женской прозы, пусть сочинитель — главное, Прилепину удивительно. Проза, конечно, несет в себе образ автора, и его пола, и образования, и характера, и всего того, помимо общепонятного, что может влиять на прозу в момент письма, правки, чтения. Ну, там, зачесалась нога, или айсберги в Северном Ледовитом океане сдвинулись на пятьсот миллиметров. Одних этих данных мало, конечно, чтобы судить о том, является ли проза мужской, или женской, или девической, или юношеской, но и они не помешают. Родилась я в семье подводника. Наша семья переехала в Москву, когда мне было лет пять, — отец офицер, служил на Дальнем Востоке, печатался в известной газете тех времен, «Боевой вахте», он журналист, очеркист и стал весьма заметен, почему и был переведен в московскую «Красную звезду». Это тоже была серьезная газета, окормляла весь краснознаменный флот от Москвы до самых до окраин. Теперь гороскопы печатает. Выросла же я, собственно говоря, в Москве, училась в МГУ. Понравился философский факультет — поступила на отделение религиоведения, а закончила по кафедре истории зарубежной философии, так что по образованию преподаватель и философ, если только прилично в современном мире подшивать к своему имени этот сомнительный и громкий титул. Сегодня я журналист, хотя всерьез никогда себе этой дороги не прочила. Занимаюсь вопросами, связанными с религией, — не только с православием, а вообще с традиционными и нетрадиционными религиями России и за ее пределами.
— Как сложилась судьба ваших книг, Василина? Когда будет новая книга и о чем?
— Судьба книг — это слишком громкое словосочетание, чтобы я могла его применить к себе без иронии. Судьба книг вырисовывается десятилетиями, она складывается постепенно, и больше в читательском восприятии, чем в авторском. Новая книга, конечно, будет, и будет она, наверное, о проблеме безумия, об отличии русского безумия от абриса его европейского извода (какой произвел Мишель Фуко). Возможно, это окажется текст скорее научного, философского плана, нежели художественного. Хотя о психиатрической больнице, которая неминуема, если мы говорим о русском безумии, необходимы, конечно, зарисовки. Может быть, исполнятся и они. Набрасываю кое-что.
— Я вот думаю, что вам не стоило издавать роман «Стать женщиной не позднее понедельника». Он местами очень любопытный, но вообще, особенно после «Пустыни», стало очевидно, что любовно-бульварно-гламурные сочинения, по большому счету, недостойны вас, вашего дара, вашего меткого глаза.