— Ну что ж (отлично выдержанная пауза)…вы мне (пауза по типу «секундная задумчивость»)…нравитесь. Но, естественно, я не могу вас сразу поставить начальником отдела. Мне нужно на вас посмотреть в деле. Можете завтра посвятить нам целый день?
— Конечно, могу, — немедленно соглашаюсь я, уже уверенный, что через неделю я точно буду начальником отдела.
— Завтра в 8.00 сюда же. Всего хорошего.
Крепкое мужское рукопожатие. С трудом сдерживаю довольную улыбку, которая все-таки проявляется, когда я слышу за спиной:
— Ну а что же мне с вами делать, Толя?
В сердце моем расцвела ясная уверенность, что я всю жизнь мечтал быть экспедитором или мерчендайзером. Даже не зная смысла этих слов.
На другой день в полвосьмого я на месте. Топчусь у железной двери. Не пускают. Строго тут у них, сразу видно — порядок. Это вам не «хочешь похудеть — спроси меня как». Собираются претенденты. Чем больше претендентов, тем меньше мне нравится происходящее.
Нас впускают. В приемной за десять минут набирается человек тридцать. Мало того что неудачливый Толя здесь и масса подобных ему нервно подрагивающих юношей, — среди созванных на подготовительный день обнаруживаю вместе с нами прошедшую тяжелый отборочный день женщину бомжеватого вида, которая, открыв сумку (в ужасе ожидаю, что она достанет что-то вроде бутерброда), извлекает оттуда пачку календариков и тут же преподносит в качестве подарка соседям, затем секретарше.
В соседней с приемной комнате слышны звонкие юношеские голоса, шум, крик, визг и хохот. «Что у них там, театральный кружок?» Со временем шум упорядочивается, мне слышно, как за стеной произносят бойкие речовки, но разобрать слов я не могу.
Наконец вся эта толпа из соседней комнаты вырывается на волю, мальчики и девочки, — все куда-то уходят, при расставании хлопая друг друга по ладошам — эдак по-американски, вертикально поставленной рукой.
Юноши с несытым вожделением в глазах считают своим долгом хлопнуться ладошками с невозмутимо улыбающейся секретаршей. «Дурдом какой-то», — раздраженно думаю я, но тут же одергиваю себя: «Ну, просто у них тут веселая и дружественная обстановка, сплоченный коллектив».
Меня вызывают к директору.
— Как дела? — сегодня в его голосе звучит целая гамма жизнеутверждающих чувств, вплоть до полного восторга.
— Отлично! — в тон ему отвечаю я. («Чего мы так кричим?» — думаю про себя.)
— Вот, даю тебе наставника. Знакомься, это Андрей. Пообщаешься с ним, он тебе все объяснит.
Выходим. С нами еще один парень — видимо, уже некоторое время поработавший. Иные мальчики и девочки, вооружившись объемными пакетами, расходятся по улице в разные стороны.
Я спрашиваю у Андрея, чем занимается фирма, в душе уповая, что все будет в порядке.
— Сейчас поедем совершать сделку — все увидишь.
Ну, сделку так сделку. Садимся в автобус, разговариваем. На конкретные вопросы мой собеседник отвечает пространными фразами, где фигурируют «дистрибьюторы», «бонусы» и прочие приметы серьезного дела.
— Давай-ка сначала, — обращаюсь я к нему. — Что у вас означает «бонус»? Наставник насмешливо смотрит на меня: «Чудак-человек — бонуса не знает».
— Ну, например, у нас каждое утро проводится конкурс на лучший анекдот. Выигравшему — три червончика. Бонус.
— Понятно.
— Приедет глава московской фирмы — бонусы будут до 100 долларов.
— За лучшие анекдоты? («Определенно дурдом».)
— Нет, лучшей команде, набравшей большее количество единиц.
— Каких единиц?
— Все реализованное исчисляется единицами. Я начинаю уставать:
— И для чего ты реализовываешь эти единицы?
— Ну вот представь, что вместо центральной городской ярмарки — гора мусора. А под этой горой — дипломат с акциями. Будешь копать?
Я молчу. Он окликает меня по имени. Собираю остатки энтузиазма: может, я просто мнителен?
— Конечно, буду, Андрей. Вот ты до чего докопался?
— До многого. Сейчас мы заедем ко мне домой — я тебе покажу сертификат профессионализма, который я недавно получил.
Заехали. Недовольная молодая жена открыла дверь и сразу пропала куда-то. Будто к реликвии, мой наставник подвел меня к вставленной в рамочку бумаге. У меня дома таких много, называется «Почетная грамота». Давали их мне как пионеру, с неизменной активностью участвовавшему в Ленинских маршах. Только с печатями. А на этой грамоте печати не было. Посередине украшенного нелепыми вензелями листа чернела гордая надпись: «Сертификат профессионализма», под надписью — приписанная от руки, корявым почерком, видимо, самого профессионала в неведомой пока области, его же фамилия. В левом углу, напротив отпечатанного слова «директор», — неразборчивая подпись. Кто ты, директор? И чего именно?
Андрей смотрел на меня с искренней гордостью. Я заглядывал ему в глаза с интересом, сдерживая желание пощелкать у него пальцами перед лицом, сначала слева, потом справа.
— Андрей, покажи мне, пожалуйста, как ты работаешь. Мне интересно.
— Ну ладно, примерно это выглядит так. Я буду показывать, а ты записывай. Основой умелой работы является знание краткого курса, именуемого «Пять шагов, восемь ступеней».
«Через две ступени, что ли, надо шагать?» — пытаюсь в уме найти логику.
— Вот ты клиент, — говорит мне наставник. — Первые шаги: улыбаться, смотреть глаза в глаза. Итак, начнем.
Неожиданно мой наставник распахнул взор мне навстречу; казалось, что он превратился в парус и сейчас его унесет.
— Здравствуйте! — воскликнул он, глядя на меня глазами мягкими, как шанкр. — Как дела? Сегодня у нашей фирмы юбилей. На ярмарке с 12-го числа открывается выставка-распродажа товаров нашей фирмы. Мы предлагаем вам в качестве ознакомления несколько вещей, которые будут представлены на выставке, но, конечно, гораздо дороже!
Взгляните: часы. (С изяществом провинциального фокусника мой наставник достает коробку, на которой изображены старомодные, мышиного цвета часы.) Такое ощущение, что в коробке ничего нет! На самом деле! они! там! — прекрасные, подходящие к любой мебели, безотказно действующие часы. Не мне вам говорить, что они в любом магазине стоят от 700 рублей. Наша цена — всего шесть червончиков.
Но и это еще не все. (Извлекается колхозная косметичка.) Мне ли вам говорить, что мех чернобурки — самый дорогой из всех пушных зверей. Шесть кисточек из меха чернобурки находятся в данной косметичке. (Открывает неказистую коробочку, я вижу что-то наподобие небольших акварельных кисточек, которыми когда-то в школе неудачно пытался передать бредовые тона заката.) Точно такая же, но чуть побольше, — продолжает наставник, — на ярмарке стоит 200 долларов. Мы предлагаем всю косметичку всего за пять червонцев. Но здесь есть еще сюрприз. (Сует мне в руки эту гадость.) Нажмите на кнопочку. (Нажимаю, и за зеркальцем загорается нудный желтый цвет, смутно схожий с тем, что наводит тоску в уборных поездов дальнего следования.)