Зимняя битва | Страница: 42

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Милошу стоило немалых усилий подняться, дотянуться до стакана с водой и поднести его Каю, но он все это проделал, не пикнув. Даже подождал, пока тот попьет, забрал стакан, поставил на место и только тогда лег.

– Хочешь узнать, почему это – твой шанс?

– Я не спрашивал…

Кай примолк, видимо озадаченный твердостью Милоша.

– Тебе сколько?

– Семнадцать.

– Семнадцать! Я думал, моложе двадцати не берут. Что ж ты такое натворил, что тебя посадили с нами? Грохнул какую-нибудь шишку из Фаланги?

На этот раз Милош впервые вообще ничего не ответил.

– Так ведь? Замочил одного из них?

– …

– Ты не из болтливых, а? И правильно, держи язык за зубами.

Теперь оба молчали. В комнате становилось все светлее. Кто-то прошел по коридору, но не к ним. Мимо окна еще раз, пыхтя, протопали бегуны. Милош было подумал, что Кай снова уснул, но тот вдруг заговорил очень тихо, не открывая глаз:

– Этот лагерь потому лучший, что здесь ты лучше всего научишься ненавидеть своих противников… сосредотачивать злость… Это все в голове делается, имей в виду, главное – голова… не руки, не ноги… вот чего не забывай… Мужик, от которого я на прошлой неделе получил вот эту рану, – он был вдвое меня здоровше, плечи там, бицепсы… но он недостаточно сильно хотел…

Конец фразы расслышать не удалось: Кай говорил чем дальше, тем тише.

– Чего недостаточно хотел? – не удержавшись, спросил Милош.

– …недостаточно сильно хотел убить меня… и слишком боялся умереть… Он был покойником, еще не выйдя на арену… он был уже покойник, когда наши взгляды только встретились… Он увидел в моих глазах ненависть… а я в его глазах увидел страх… Битва была кончена еще до начала… Это у меня второй… а зимой сделаю третьего… Рана к тем порам заживет, я третий раз стану победителем… И тогда – свобода… свобода…

Кай умолк на полуслове. Голова его упала набок. Через несколько секунд он уже крепко спал.

Мысленно расставляя по местам услышанное, Милош старался не поддаваться панике, но, как ни погляди, все эти слова неумолимо сводились к одному. Сердце у него бешено стучало, дыхание участилось. Латинские имена, арена, битвы – все теперь стало ясно.

Значит, его оставили в живых не из сострадания, не ради правосудия. Людям Фаланги ни до того, ни до другого не было дела. Ему сохранили жизнь с другой целью: поглядеть, как он будет ставить ее на кон на арене. Заставить его убить или умереть у них на глазах, им на потеху. Гладиатор… Из него решили сделать гладиатора. Неужели с этой дикостью не покончили много веков назад? Все это походило на страшный сон.

Наступивший день практически никакой информации не добавил. Фульгур зашел, как и обещал, но он только принес поесть да осмотрел раны. Еда была не слишком аппетитная, однако воля к жизни заставила Милоша съесть все до крошки. Кай – тот спал, как бревно, а в редкие минуты бодрствования, казалось, не помнил ничего, что говорил утром.

Когда свечерело, в окно снова влетела сойка и несколько минут потопталась на подоконнике. «Привет, дружок! – сказал ей Милош, странно тронутый верностью птицы. – Жалеешь меня, да? Заглянула проведать и сказать, чтоб я не отчаивался? Не беспокойся, я крепкий».

На следующее утро, проснувшись, он обнаружил, что Кая в комнате нет. И его койки тоже. С обычной бесцеремонностью ввалился Фульгур.

– Гадаешь, куда твой сосед подевался, а?

– Нет, – сказал Милош, тверже, чем когда-либо, держась решения ни о чем не спрашивать.

– Ладно, я тебе и так скажу: он попросил, чтоб его с этой ночи перевели в дортуар. Говорит, не нравишься ты ему.

Милош, изрядно озадаченный, постарался не выказать удивления и, никак не реагируя на сообщение, ждал, что еще скажет Фульгур. Тот привалился к стене у окна, держа руки в карманах. В его лице заметнее всего выступали лобная кость, скулы и челюсть. Глаза и рот были совсем крохотные.

– А ты знаешь, что очень стремно быть парнем, который не нравится Каю?

Милош молчал.

– Вот мне ты, наоборот, нравишься. Не болтаешь языком, как девчонка, не скулишь и, похоже, знаешь, чего хочешь. Интересно, чем ты Каю не угодил. Сам-то ты знаешь, что ему не так?

– …

– Ладно. Здесь у нас, стало быть, тренировочный лагерь, их на всю страну шесть. По одному в каждой провинции. Шесть провинций – шесть лагерей, так? Ну вот, наш стоит посреди леса. Если ты сбежишь – станешь дичью: сто человек будут за тобой охотиться, загонят и прикончат на месте. Так что подобные мысли ты лучше сразу выкинь из головы. Тебя тогда приковали потому, что ты этого еще не знал. Теперь знаешь, значит, можно обойтись без привязи. Усек?

– …

– Ладно. Здесь ты будешь тренироваться с тридцатью другими бойцами. Это все преступники, которым светила виселица, их помиловали, чтоб поместить сюда. Публика та еще… Ангелочков с крылышками тут не встретишь, не надейся. В каждом лагере есть арена. Они во всех лагерях одинаковые: та же площадь, та же форма, такой же песок. И есть еще седьмая – в столице: такая же, как шесть остальных, только с трибунами для зрителей. Ты слушаешь?

Милош кивнул. Действительно, никогда еще и никого он не слушал с таким напряженным вниманием. Каждое слово Фульгура намертво врезалось ему в память, едва слетев у того с языка.

– Здесь ты будешь только тренироваться. А по-настоящему биться – на столичной арене. Битвы продолжаются три дня. Это поединки с парнями из других лагерей, с которыми ты не знаком. Здешние для тебя – только товарищи по тренировкам. Если кого из них тяжело ранишь, будешь наказан. Понятно?

– …

– Твоя первая битва состоится через три месяца, в середине зимы. Успеешь вылечиться, окрепнуть и обучиться всяким приемам. Если выйдешь победителем и останешься жив, вторая битва будет весной. Я говорю «если останешься жив», потому что часто бывает, что победитель умирает от ран. Видал Кая? Чудом выжил. Ну вот. Если вторую битву тоже выиграешь, летом будет третья. Если и тогда выйдешь живым – ты свободен. Понятно?

Милош кивнул.

– И даже больше, чем свободен. Ты станешь уважаемым человеком. Фаланга обеспечит тебе по гроб жизни теплое местечко с хорошим жалованьем и всяческое покровительство. Ты еще юнец, вырос под замком в интернате, так что, может, не представляешь, что это дает, но, можешь мне поверить, дает ого-го сколько. Стоит тебе назвать свое имя – в любом ресторане тебе лучший столик, и ешь-пей на халяву. Любое такси, только мигни, везет куда хочешь. И даже если ты урод-уродом, самые красивые женщины за тебя передерутся. А уж тебе-то, такому молодому да красивому, и вовсе малина! Их это знаешь как возбуждает – что мужик три раза рисковал жизнью! А что три раза убил – тем более. Природа у них такая, ничего не попишешь.

Милош почувствовал, что краснеет, и подумал о Хелен. Что же, она полюбит его сильнее, если узнает, что он – четырежды убийца? Очень сомнительно.