Потрогал руками — забор, да.
Саша подпрыгнул и полез следом.
«Рынок! — догадался Саша, спрыгнув с забора. — Я на рынке!»
После драки и бега текла обильная слюна, и Саша длинно сплевывал и мотал головой, стряхивая повисшее на лице. Цеплялось за подбородок. Вытирал рукавом.
Вокруг высились ангары, освещения почти не было.
Тяжело дыша, Саша бестолково потоптался в темноте и узрел, как ему показалось, ящики, пустую тару, то ли составленную друг на друга, то ли поваленную возле стены ближайшего ангара.
Саша устремился туда, ища схрон, где можно прикрыться ящиками и дышать, дышать, пуская длинные, тягостные слюни.
Совершенно обессилевший от произошедшего и от алкоголя тоже, он полез промеж ящиков, стремясь пробраться ближе к стене, и наступил на что-то мягкое. На сидящего человека.
— Эй! — сказал Саша негромко и сел на корточки, а затем на четвереньки, чтобы не упасть… еще раз плюнул длинно и прищурился, разглядывая сидящего. — Кто это?… Руки-то убери, блин.
Сидящий перед ним убрал руки от лица. В упор Саша разглядел, что это кавказец — юный, почти пацаненок, но в кожанке, в «казачках», в джинсах.
— Ты хули тут? — спросил Саша сипло, без злобы. Пацан смотрел растаращенно — то ли испуганно, то ли нагло.
Саша еще подышал, опустив голову и высунув язык, обвисающий горячим и сладковатым на вкус.
— Двигайся… — сказал Саша и уселся рядом, обняв пацаненка за плечи. — Не ссы, сейчас пересидим и разойдемся… Где мои пацаны, черт меня… Не знаешь, где мои пацаны?
— Нет.
— «Нэт…» — передразнил Саша.
— Тебя как зовут? — спросил он, помолчав.
— Саша.
— И меня Саша. Только ты ведь не Саша, а какой-нибудь Саха. Алху. Аслахан. Да?
Ему не ответили.
Саша имел вполне русскую привычку к пьяным бестолковым разговорам. — Ты откуда?
— Ереван.
— О… — сказал Саша неопределенно. — Вы чего нас бить начали, а? Саха!
— Я не знаю. Я потом пришел.
— Нэ успэл, да? — съязвил Саша. — Ладно, не обижайся… — сказал он, помолчав еще. — …Вот устроим революцию, всех гадов перебьем, я приеду к тебе в Алма-Ату, будем чай пить на веранде.
— Я из Еревана.
— Приедем к тебе в Тегеран, — дурил Саша, хотя все слышал, — будем чай пить на веранде. У тебя есть веранда?
— Тихо… Идет кто-то…
Спустя минуту им посветили фонариком в лицо.
— Подъем, — сказал милиционер.
«Пэпсов» — сотрудников патрульно-постовой службы — было двое, и еще сторож рынка, старик.
На Сашу надели наручники, и на Саху тоже.
Хотя по поводу последнего милиционеры замешкались.
— И этого? — спросил один из них.
— Ну а чего? — ответил второй без уверенности в голосе. — Куда его? Давай и его.
Задержанных довели до патрульной машины, подъехавшей прямо к воротам рынка.
Открыв задние двери «козелка», их усадили лицом к лицу в кандейку за вторыми сиденьями, затем пять раз хлопали дверью, которая никак не могла закрыться.
Касаясь лбом матерчатой обивки машины, подпрыгивая на ухабах, заваливаясь на поворотах, Саша отстранение думал о том, что его свободная жизнь закончилась.
Сейчас его привезут, в ходе проверки быстро выяснится, что он набузил в Москве, и все.
Как-то не получалось всерьез испугаться всего этого.
Их привезли в отдел. Из застекленной дежурной части, где разговаривал по телефону усатый капитан, мешающий ложечкой чай, потягиваясь, вышел сонный сержант, помдеж, судя по всему.
Саша хмуро оглядывал фиолетовые стены отдела, старые, облупленные столы, снова думая о том, что все это ему запомнится на всю жизнь. Еще он подумал, что сейчас можно рвануть, как в прошлый раз, выбежать в раскрытую дверь отдела, юркнуть в какой-нибудь двор, куда угодно… но отчего-то не было ни сил, ни желания.
С Саши сняли наручники, и он, как бывает со всяким человеком, оказавшимся баз наручников, потер запястья.
— Тоже с вокзала? — спросил помдеж у «пэпсов» так тихо, словно очень устал.
— С вокзала… — ответили ему.
— Оружие, наркотики, колющие, режущие предметы имеем при себе? — поинтересовался помдеж у Саши и кавказского пацаненка.
Кавказец отрицательно покачал головой.
— Все выбросил при задержании… — ответил Саша и по тоскливому лицу помдежа понял, что он слышал подобную шутку сто раз.
Им велели выложить на стол содержимое карманов. У Саши ничего с собой не было, у кавказца был сотовый телефон и пухлый лопатник.
Сашу похлопали по бокам, ногам и ягодицам, проверили рукава, попросили поднять брюки, чтобы увидеть, не носит ли он запрещенных предметов в ботинках.
Лязгнул засов, его втолкнули в небольшое помещение, с трех сторон огороженное каменной стенкой, а с четвертой — решеткой.
Саша сразу же увидел и Веню, и Негатива, и Рогова.
Веня и Негатив сидели на корточках — ни стульев, ни скамеек в помещении не было. Рогов стоял, опираясь на крашенные зеленой краской прутья. Сквозь прутья был виден стол и сейф, куда помдеж убирал лопатник и сотовый кавказца.
— О, и Саню повязали! — сказал Веня улыбаясь. И Рогов тоже улыбнулся.
Негатив поднял голову и покачал головой — что он хотел сказать, Саша не понял.
— А ты что тут делаешь, голуба? — спросил Веня у кого-то стоящего за Сашиной спиной.
Саша обернулся и увидел, что вслед за ним втолкнули и паренька с Кавказа.
Тот озирался, ища, куда бы ему приткнуться, подальше от всех тех, что находились в камере.
Помимо Сашиных дружков, здесь же, уткнувшись лицом в колени, сидел прямо на полу еще опойного вида мужик с взлохмаченной и грязной башкой. Кавказец остался стоять у закрытых с дурным лязгом дверей.
— А чего, только нас поймали? — спросил Саша, у которого от вида товарищей как-то сразу полегчало на душе.
— Вот именно, — сказал Веня.
— Эй, заткнулись все, сколько уже говорить! — неожиданно заорал помдеж, и от его крика опойный мужик поднял опухшую с кровавым фингалом рожу. Он толкнулся спиной от стены, тяжело встал и, с трудом удерживая равновесие, почти добежал до той решетки, откуда был виден стол и злой помдеж.
— А я-то что здесь, начальник? Открой ворота, гадина! — заорал мужик. Помдеж выругался матерно и, хлопнув дверью, ушел в соседнее помещение, по всей видимости, в дежурку.
— Во, прикинь, Сань, — сказал Веня, кивнув в сторону ушедшего помдежа, — он либо шепчет, либо орет, нормально разговаривать не умеет. Даун.