Оттуда вышел — китель разорван, голое пузо видно, руки за спиной — сам дежурный. Лицо дежурного, видимо, перевязывал второпях Веня — и вместо белой полосы на рту — кривыми лентами была перемотана вкривь и вкось вся голова, словно дежурный обгорел. Оттого, что клейкую ленту Веня накручивал жестко, уродливо сместились мышцы лица. Дежурного будто хватил удар, один глаз был заметно выше второго. Кроме прочего, Веня умудрился оставить небольшое, в палец толщиной, отверстие в области рта — и оттуда раздавалось быстрое, похожее на тихий свист, дыхание. Казалось, что дежурный хочет что-то сказать, но оставленного отверстия никак не хватало для возможности говорить…
Вошедшие милиционеры, все шестеро, зачарованно смотрели то на дежурного, то на лежащего на полу в кровавой луже.
— Здорово мы вас разыграли! — объявил, весь лучась, Веня, но это уже не спасало, кто-то из милиционеров потянул автомат с плеча.
«Если начнется драка и тем более стрельба, с этой толпой мы не справимся, нас всего восемь», — не рассудком, а лобной костью, кожей, грудной клеткой, нервными окончаниями понял Саша.
— Внимание! Это захват! — крикнул он. — Нас в здании около двухсот человек! Не двигаться! Всем будет сохранена жизнь! Здание захвачено!
Словно в подтверждение его слов из дежурки выбежали еще трое «союзников», автоматы наперевес.
— К стене все! К стене! Руки на стену! — схватив за воротник ближнего к нему милиционера и почти бросая его на стенку, орал Саша, чувствуя, что в любое мгновение кто-то может спустить курок — и тогда все.
— Это захват! Лицо к стене! — кричал Саша, откуда-то зная, что смотрящий в стену человек уже не хочет сопротивляться.
— Стоять! Руки на стену! Все заминировано! Не двигаться! — орал хорошо поставленным спецназовским, хриплым голосом выбежавший из дежурки Олег.
Один из милиционеров все-таки рванулся, но было поздно — остальные были уже не с ним… Его сбили с ног, наступили на затылок…
Дежурный так и стоял со своим перекошенным лицом, глядя на происходящее, ничего не в силах сделать…
Клейкой ленты уже не было, всех просто повалили на пол, долго ковырялись с пистолетами — они крепились на специальных ремешках, не сразу отцепишь… Оставили Паялу с автоматом охранять лежачих.
— Саша, сучий сын, там глазок на дверях! — ругался Олег, вскрывая оружейку. — Хули ты не посмотрел? Ты мог целый батальон сюда запустить!
— А ты куда смотрел? — отругивался Саша. — Я думал, что это водитель пришел. Кто они вообще?
— Это ночные автопатрули, «пэпсы» — патрульно-постовая служба. — Олег запустил «союзников» в оружейку, покрикивал: — Быстро забираем, быстро!
Тащили оружие к автобусу — его подогнали прямо к дверям.
— Все не унесем — больно до хера, — сказал Саша. — Давай сворачиваться. Мы уже вылетели из графика.
— Давай, да, а то сейчас остальные патрули приедут — конец смены скоро. Заколебаемся тут с ними… — согласился Олег.
В автобус оружие уже не помещалось, стволы торчали, словно в салон затащили огромного, злого ежа, и он упирался в стекла иглами.
Выгнали всю милицию на улицу, они стояли нелепой толпой перед зданием, в наручниках, кто-то с замотанным клейкой лентой ртом, кто-то — нет. Женщина была в туфельках — молодой пацан из числа «союзников» накинул ей бушлат на плечи. У нескольких текла по лицу кровь. Смотрели на неведомое племя в камуфляже — кто с презреньем, кто с испугом, кто с жадной ненавистью.
— Отпускаем вас с миром! Идите в люди! — пасторским голосом объявил милиционерам довольный донельзя Веня. — Идите, говорю я вам! — и потряс автоматом.
Милиционеры, спотыкаясь, хлюстая снегом, с вывернутыми, закольцованными руками, побрели от здания — его уже поливали бензином.
— Бесы! — обернувшись, крикнул кто-то. Никто не обратил внимания.
— Жалко, не посмотрим, как горит, — посетовал Веня, глядя на здание.
— Не жалко, — ответил Саша, заводя машину. Город белел, вяло проявлялся в кислом, больном утреннем свете.
В жидком тумане выбредали навстречу дома, как некрасивые мороки, одетые в больничные пижамы.
Саша чувствовал свое лицо, словно отмороженное, — онемели щеки, и нервные окончания ушли от затылка: если поджечь волосы — не заметит. Переключал скорости, вдавливал педаль.
Не разглядев, влетел на «лежачего полицейского» — машину подбросило, загрохотало оружие, цинки с патронами.
— Тормози, тут еще один, — предупредил Олег.
Саша сбросил скорость. Навстречу так же медленно ехал милицейский «козелок», переваливаясь через вздутие на асфальте.
— Чего это вы гуськом? — раздался веселый голос из рации: кто-то из патруля подивился, увидев сразу три машины спецназа в такую рань.
— Боимся по одному, — ответил бодро Олег, и тут же попросил: — Тормозни на секунду, слышь? «Пэпсы», стой!
Милицейский «козелок» остановился.
— Что это вы флаг уебищный выставили? — спросил водитель «пэпсов», выпрыгнув из салона, кивая на полотнище «союзников».
— Сейчас ты сам будешь уебищный, — ответил Олег. Лицо водителя, поймавшее удар прикладом, издало хряст, словно арбуз, расколотый надвое.
Сашка с Веней, наставив стволы, выгнали из машины остальных.
Выбежали из автобуса «союзники», положил всех на тротуар, кто-то предложил перевернуть милицейскую машину: схватились вдесятером — на бок с грохотом завалили.
Оглянулись на истошный вой сирен.
— Это пожарные, — успокоил Олег. Подъехавшая в упор большая пожарная машина сигналила протяжно и бешено, требуя разойтись с дороги. Вторая подкатила тяжело, вереща и мигая сиреной на крыше.
Саша неспешно подошел к первой машине, не обращая внимания на пожарного, выскочившего из кабины, кричащего: «Что вы тут устроили? Ваша база горит! УВД горит! Вы чего тут…»
Саша всадил очередь в здоровенное колесо… прошел дальше и, сжав скулы, расстрелял задние колеса машины.
Пожарный шел за Сашей, словно осматривая вместе с ним машину, — и при этом глядя в ужасе то на него, то на колеса.
— Выключи свою сирену на хер, — попросил Саша. Пошел ко второй машине. Из нее уже выбегали пожарные…
Со спущенными колесами машины оседали, словно раненые.
Откуда-то выкатила иномарка, несколько секунд водитель всматривался в происходящее, потом резко сдал назад, с визгом развернулся и умчал.
Загрузились, даже поленившись что-то делать с патрулем, — только оружие отняли.
«Город принадлежит нам, — тихо морщась, подумал Саша, давя на газ. — Это наш город…»
Но внутри было ощущение, будто к празднику подарили большой короб, — а внутри короба ломаный картон, старый ботинок, объедки, остановившиеся часы, рамка из-под чего-то, ржавый гвоздь.