Она только кивнула. Услышав, что могущественный Хок Маллен четыре часа дожидался в прихожей маленького французского коттеджа, чтобы увидеть ее, она лишилась дара речи.
– Спокойной ночи, Олененок. – Джоанна остановилась у своей двери, и он осторожно обхватил ладонями ее лицо и заглянул в глаза. – До чего ты прелестна…
На этот раз поцелуй был неистовым и жгучим. Его руки скользнули под ее расстегнутое пальто, затем под мягкий шерстяной свитер, и она ощутила их обжигающий жар на своей груди. Она чувствовала, что он весь дрожит, его сердце бьется о грудную клетку, как кузнечный молот.
Любовь, подогреваемая желанием, которое он не в силах был скрыть, воспламенила Джоанну. Она поняла, что отвечает на его поцелуи все более страстно и шепчет его имя, голова ее кружилась, она бессознательно прижималась к его сильному телу.
– Черт возьми, Джоанна, еще минута – и я за себя не отвечаю, – проговорил он сдавленно и снял ее руки со своих плеч. Джоанна видела, что онедва владеет собой. – Тогда я запятнаю свою репутацию, – заявил он с мрачным юмором. – Может быть, ты сейчас и не против, но я вижу в твоих глазах сомнение, а это значит, что ты мне все еще не доверяешь.
– А разве это так важно, чтобы я тебе доверяла? – проговорила она дрожащим голосом. Доверять ему? Да она отдала бы жизнь за него!
– Как ни странно – да. Ложись спать, мы увидимся утром. – Его голос внезапно стал холодным и отчужденным, он круто повернулся и, не дождавшись от нее ответа, побежал вниз по лестнице.
Лос-Анджелес превзошел все ожидания Джоанны, и даже более того. Но потрясение, вызванное внезапным появлением Хока, долгий перелет и не отпускавшее ее нервное напряжение сделали ее глухой и слепой, когда они прибыли на западное побережье. Ее органы чувств отметили, что здесь приятная погода – после ледяной измороси, которую они оставили в Париже, теплый мягкий воздух напомнил ей погожую английскую весну. Но переезд из аэропорта до дома Хока на Беверли-Хиллз она помнила смутно – давала знать о себе физическая и умственная усталость, накопившаяся за последние недели.
Хок заботился о ней в своей обычной манере – спокойно, твердо и властно, так что Джоанне оставалось только покорно следовать за ним.
Когда они подъезжали к особняку Хока, Джоанне бросились в глаза окружавшие его высокие стены. Затем они вышли из машины и направились к распахнутой двери, у которой поджидала хорошенькая горничная, и следующим впечатлением Джоанны было обилие огней, красок и жизни.
В необъятном холле царила самая огромная елка из всех, которые ей доводилось видеть, вся красно-золотая, украшенная большими золотыми шарами, звездами и ленточками, на крошечных красных свечах трепетали язычки пламени, на ветках плюща блестели золотые ягодки. Все это чудесно гармонировало с темно-красными диванчиками, стоявшими по периметру огромного ковра, устилавшего пол. Под елкой стопочками были сложены подарки, завернутые в блестящую золотую фольгу и перевязанные зелеными и фисташковыми лентами.
– Как красиво, – еле слышно выдохнула Джоанна, но Хок услышал и различил отрешенную нотку, свидетельствовавшую о близости обморока.
– Завтра она тоже будет здесь, – сказал он спокойно, – как и все прочее. А теперь тебе пора в постель.
Даже изнемогая от усталости, она услышала слово «постель», произнесенное Хоком Малленом. Она еще не успела собраться с духом, чтобы спросить, как разместят ее на ночь. Но это не имело значения – он, как всегда, прочитал ее мысли.
– Мне жаль, Джоанна, но сегодня ночью тебе до меня не удастся добраться, – сказал он иронически, не обращая внимания на стоявшую рядом горничную, отчего краска стыда залила все бледное лицо Джоанны. – Пока ты у меня в гостях, у тебя будет отдельная комната, и прошу тебя не бегать ночью ко мне по коридору…
– Хок, это не смешно!
– Ты страдаешь от резкой смены часовых поясов и хронического переутомления, – продолжал он, словно не услышав ее слов. – Завтра не спеши вставать, хорошо? А сегодня после того, как ты примешь ванну и ляжешь, Кончита принесет тебе ужин.
– Я не ребенок, – быстро возразила Джоанна.
– Можешь мне об этом не напоминать. – Он с наигранной плотоядностью посмотрел на нее, но его глаза смеялись, и Джоанна, сама того не желая, улыбнулась. Он просто невозможен, а она любила его так сильно, что ей делалось страшно.
Апартаменты, отведенные ей, Джоанна видела только в голливудских фильмах.
– Кончита приготовит тебе ванну. – Хок сделал знак горничной, которая немедленно скрылась в отделанной голубым мрамором ванной комнате; помещавшаяся в ней ванна запросто вместила бы команду регбистов. – А пока ты будешь там нежиться, она распакует твои вещи. Когда будешь готова ужинать, подергай за шнурок – он висит над кроватью.
– Хорошо… спасибо. – Она была слишком измучена, чтобы маскировать свою растерянность, и сейчас, стоя посередине роскошной голубой гостиной, очень напоминала утомленного ребенка.
– Иди сюда, – позвал Хок тихо и поманил ее к себе. – Утро вечера мудренее, Джоанна. Хотя бы в этом поверь мне. – Он обнял ее почти по-братски, и ей стало хорошо и спокойно. А когда он поцеловал ее – очень сдержанно, словно младшую сестру или незамужнюю тетушку, – и вышел, она замерла как вкопанная посреди комнаты, не решаясь сделать хотя бы шаг – боялась, что подведут ноги.
Оставшись одна в ванной, она расплакалась.
Разве могла она состязаться с красивыми и искушенными женщинами, к которым он так привык? – спрашивала себя Джоанна жалобно, лежа в теплой ароматной воде с закрытыми глазами, и горячие слезы катились по ее щекам. Даже самые тяжелые времена в детском доме не могли сравниться с отчаянием, захлестнувшим ее.
Даже нельзя было сказать, что это Хок пригласил ее в свой дом. Его дед пожелал с ней встретиться, и вот ее доставили сюда, как сверток, посылку, думала Джоанна, мучительно страдая. Вот и все, чем она для него является – не лишенной пользы вещью, предметом обстановки, преданной подчиненной… Ох, остановись, довольно! Даже охваченная терзаниями, она поняла, что зашла слишком далеко. Она нравится ему, она привлекает его физически – в этом Джоанна была уверена, несмотря на свою неопытность. Он с удовольствием сделал бы ее своей любовницей, он сам дал ей это понять. Да, он, несомненно, испытывает к ней влечение – беда лишь в том, что это влечение недостаточно сильное, чтобы перейти в любовь.
Но она-то любила его по-настоящему, и потому вся ситуация была тупиковой. Ни один из них не мог выйти из нее победителем.
Джоанна сидела в ванне до тех пор, пока вода в ней не остыла. Она вымыла голову и вылезла из воды, удивляясь, что ноги словно налились свинцом. Потом надела ночную рубашку и забралась в постель; позвонив, стала ждать Кончиту с обещанным ужином. Хотя есть совсем не хотелось…
Вот только вслед за вежливым стуком в дверь на пороге появилась вовсе не горничная…
– Хок! – Она в замешательстве замерла, сознавая, что рубашка ее мало что скрывает, лицо не накрашено, волосы разлохмачены. – Что ты делаешь?