— Давно работаете с Батуевым? — спросил Абуладзе.
— Вы решили приступить к своим профессиональным обязанностям, — усмехнулся Мошерский, — ну, ну, я не в обиде. Не так давно, полтора года. Впрочем, вам, наверно, все рассказал Шаталов.
— Рассказал.
— Ну вот видите. Если что-то непонятно, то можете у меня спрашивать.
— Вы видели письма с угрозами?
— Конечно, видел.
— И каково ваше мнение?
— Обычный психопат. Ну кто может регулярно посылать подобные письма? Только психически неуравновешенный человек. Ни угроз, ни конкретных требований. Если бы он что-то хотел, то давно бы изложил свои претензии. А такие угрозы — нет, это просто психопат.
— Может, кто-то из конкурентов Батуева?
— Его конкуренты солидные люди. Они бы не стали заниматься подобной глупостью. Если бы Батуев кого-то не устраивал по-настоящему, к нему бы давно прислали профессионального киллера, который сначала убрал бы меня, а потом пристрелил и самого Батуева. Но этого не будет.
— Почему? — заинтересовался Абуладзе. — Почему вы считаете, что это невозможно?
— В этих кругах все придерживаются определенных правил, — пояснил Мошерский. — Каждый строго соблюдает неписаные законы, понимая, что нельзя подставляться. И если некто нарушает эти правила, его ждет киллер. Но если кто-то в нарушение правил все же приглашает киллера, то должен понимать, что и на него будет объявлена охота. В финансовых кругах все друг друга знают. Там не нужны доказательства, как в уголовном деле. Там все точно просчитывают, кому именно выгодна смерть конкурента. И насколько выгодна.
— Интересная у вас философия.
— Насмотрелся, — отмахнулся Мошерский, — когда они на обеды съезжаются или на встречи. Морды у всех одинаковые, самодовольные, лоснящиеся, с бегающими глазками. Половина, если не больше, из моих бывших клиентов. Наворовали, сволочи.
— У вас прямо радикальные взгляды, — усмехнулся Абуладзе. — А только что меня упрекали в том, что я не совсем гожусь на должность эксперта со своими воззрениями.
— Маргарита, — понимающе кивнул Мошерский, — я знаю. У меня с ней из-за этого постоянные стычки. Она не понимает, что я охраняю тело ее мужа и не обязан носить им носки и выдавать ночные горшки. Впрочем, она много чего не понимает. Знаете, так часто бывает, когда сразу все получаешь. Она ведь из очень бедной семьи. И вдруг стала такой богатой. Вот она и считает, что все ей завидуют, все их ненавидят.
— А что вы думаете про Ольгу?
— Хорошая девушка. Толковая, умная. Почему вы спрашиваете?
— Мне интересно ваше мнение.
— Нормальный человек. Хотя ей тоже сложно тут. Хозяйка постоянно придирается. Но Оле еще повезло, что она не во вкусе хозяина. Знаете, как сейчас сложно работать личным секретарем. Это ведь узаконенный секс. И попробуй отказать, сразу вылетишь с работы.
— Ну, это понятно. А как Ференсасы? Вы давно их знаете?
— Полтора года и знаю. Они часто прилетают в Москву. Причем муж всегда берет с собой свою драгоценную супругу. У них, по-моему, разница лет пятнадцать. Ему под пятьдесят, а ей тридцать пять. Она истеричка, похуже нашей. Не дай Бог — свяжешься. А он, по-моему, у нее под каблуком.
— С Годлиным вы общались до этого?
— Слава Богу, очень мало. Типичная сволочь. Обозленный на весь мир, жестокий. Я видел, как он однажды задавил на дороге кошку. Та не успела перебежать, и он ее намеренно размазал.
— Кем он раньше работал?
— Говорят, что в КГБ. Но я не очень верю. У него морда явно не блещет интеллектом. А там все-таки требовались хотя бы зачатки интеллекта. Я слышал, что он работал в ГУИТУ, говорят, он был надзирателем в колонии особого режима. Но точнее не знаю.
— А Карина Виржонис? Вы раньше ее видели?
— Один раз. Она приезжала в Москву. Фактурная девочка, — мечтательно сказал Мошерский, — только много из себя строит.
— Ясно. Мне кажется, что вам вообще здесь не очень нравится.
— Вообще не нравится. Ни этот дом, ни его обитатели. Но я обязан быть здесь. Поэтому и сижу.
— Значит, вы не придаете особого значения всем этим угрозам?
— Конечно, не придаю. И вы не придавайте. Здесь ничего не может случиться. Чужих не бывает, а свои предпочитают беситься иначе. Кстати, вы не любите купаться? Можно спуститься вниз к морю. Только не идите по тропинке. Мы приезжали сюда в прошлом году, и я попытался. В лучшем случае можно сломать ногу. Лучше пойти в обход, по асфальтовой дорожке. На несколько минут дольше, но зато надежнее. Кстати, по-моему Эльза Ференсас и Карина уже купаются внизу. Хотя нет, вряд ли. С Эльзой никто вниз не пойдет. Вы не знаете, почему у всех этих дамочек такой стервозный характер? Не знаете. А я знаю — слишком много денег, вот они и бесятся от безделья. Здесь нельзя было соорудить бассейн — кругом скалы, и Ференсас решил поставить дом у самого моря.
В этот момент дверь в библиотеку открылась. Абуладзе увидел Ольгу, уже переодетую для спуска к морю.
— Вы идете купаться? — спросила девушка. — Саша, пойдем со мной, Карина уже внизу купается.
— Одна?
— Кажется, да. Хозяйка дома отправилась к себе в спальню, делает увлажняющую маску.
— Откуда вы знаете? — спросил Абуладзе.
— Сама сказала, — усмехнулась Ольга, — она спросила, какой маской я пользуюсь, сохраняя такой цвет лица. Ну я и ответила, что мне маска не нужна, я еще не в том возрасте.
— Это было некорректно с вашей стороны, — заметил Абуладзе.
— А где шеф? — спросил Мошерский.
— Отдыхает в спальной. Маргарита позвала его с собой, но он не пошел, поднялся наверх.
— Тогда я остаюсь, — вздохнул Мошерский, — а куда пошла Маргарита?
Они умышленно называли жену Хозяина полным именем, зная, что это ей очень не нравится.
— К лесу, за скалы. Она сказала, что не хочет купаться. Ты же знаешь ее характер.
— Пусть гуляет, — отмахнулся Мошерский, — а я останусь здесь. Когда никого нет в доме, нельзя уходить. Сама понимаешь.
— До свидания, — кивнула девушка, выбегая из комнаты.
— Я тоже пойду, — поднялся Абуладзе.
— Хотите угадаю, куда? — усмехнулся Мошерский. — Идете в лес, присмотреть за Маргаритой?
— Иду, — спокойно подтвердил Абуладзе, — меня пригласили экспертом и платят за безопасность Артема Батуева. А в понятие его безопасности, очевидно, включается и безопасность его супруги.
— Ну, ну, — насмешливо сказал Мошерский.
— У вас комплексы, Саша, — мягко заметил Абуладзе, — не нужно так нервничать. Если вам не нравится ваша профессия, вы ведь можете уйти. Но не стоит демонстрировать, что она вам так омерзительна.