Тихий омут [= Прилив ] | Страница: 72

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Да. Можно мне завтра с вами на верфь?

– Если хочешь.

– Если я пойду с вами, мы быстрее закончим.

Мы будем работать втроем, с Кэмом. А в пятницу приедет Фил, и мы будем работать все вместе, вчетвером.

– Так и предполагалось, – сказал Этан, не понимая, куда клонит мальчишка.

– Да, так. – «Все вместе», – мысленно повторил Сет, просияв от счастья. – Тяжелая работенка из-за этой сраной жары.

Этан подавил смешок.

– Следи за выражениями – Анна в кухне. Сет пожал плечами, но настороженно оглянулся:

– Она классная.

– Да. – Этан улыбнулся. – Классная. Не рисуй и не пяль глаза в телевизор до полуночи, если хочешь завтра работать со мной.

– Да, конечно. – Этан вышел на веранду, Сет последовал за ним и снова окликнул:

– Эй!

– Господи, парень, ты когда-нибудь дашь мне уйти или будешь держать здесь до завтра?

Сет схватил лежавшую на полу сумку, сунул ее в руки Этану и сказал с самым невинным видом:

– Вот, Грейс забыла. Наверное, думала о чем-то другом, когда уезжала.

– Наверное. – Этан хмуро уставился на, сумку, прикинул, что она весит фунтов десять.

– Вы могли бы отвезти ей. Женщины с ума сходят без своих шмоток. Пока.

Сет бросился в дом, бегом поднялся по лестнице и прижался лицом к первому же окну, выходившему на передний двор. Оттуда ему было видно, как Этан почесал голову, сунул сумку под мышку, как футбольный мяч, и побрел к своему пикапу.

«Ну и странными же бывают иногда мои братья», – подумал Сет. И ухмыльнулся. Его братья. Радостно взвизгнув, он помчался вниз на кухню, чтобы выпросить у Анны чего-нибудь поесть.

Глава 20

Грейс понимала, что, прежде чем появиться у родителей, необходимо остыть. Она никогда и ни от кого не могла скрыть свои волнения, что уж говорить о матери и очень чуткой Обри!

И последнее, что ей нужно сейчас, так это расспросы. Последнее, на что она способна, – объяснения.

Она высказала Этану все, что накипело, все, что должна была сказать. И к черту сожаления. Если ее выступление приведет к концу старой дружбы, дружбы, которой она всегда дорожила, ничего не поделаешь. Уж как-нибудь они с Этаном постараются быть вежливыми на людях, в конце концов, они достаточно взрослые чтобы не втягивать в свои отношения посторонних.

Конечно, это будет нелегко, но все получится. Получалось же целых три года с отцом, разве нет?

Грейс кружила по городку до тех пор, пока пальцы не перестали сжимать руль, как клещи, а , лицо, отражавшееся в зеркале заднего вида, уже не отпугнуло бы детей и маленьких собак, и она уверила себя, что восстановила пошатнувшееся самообладание. Восстановила настолько-, что, пожалуй, можно свозить Обри в «Макдоналдс» и устроить маленький праздник. А в ближайший же выходной они поедут в Оксфорд на фестиваль пожарников. Она не собирается сидеть в четырех стенах и хандрить. Не дождешься, Этан Куин, черт тебя побери!

Вылезая из машины возле уютного родительского особняка, Грейс даже не хлопнула дверцей. Отличное доказательство ее ровного настроения. Она не взбежала торопливо по ступенькам, а остановилась насладиться красотой петуний, розовым облаком паривших над подвесным кашпо у венецианского окна рядом с парадной дверью.

И если ее взгляд метнулся на несколько дюймов в сторону и уперся в отца, отдыхавшего в шезлонге, как король на троне, так это просто каприз судьбы и неудачное стечение обстоятельств.

Гнев вскипел в ней с новой силой и бросил, как камень из рогатки в намеченную цель.

– Я кое-что должна сказать тебе. – Грейс не придержала дверь и, вполне удовлетворенная громким выстрелом за спиной, промаршировала к отцу. – Накопилось.

Секунд пять он молча таращился на нее, стараясь придать своему лицу обычное невозмутимое выражение.

– Если ты хочешь поговорить со мной, попытайся сделать это вежливо.

– Мне надоела вежливость. Приличия у меня уже вот где, – выпалила она, резко проводя ребром ладони по горлу.

– Грейс! Грейс! – Из кухни появилась Кэрол с Обри на руках. Раскрасневшаяся, с округлившимися от испуга глазами. – Что с тобой стряслось? Ты расстроишь ребенка.

– Мама, унеси Обри в кухню. И если она услышит, что ее мать повысила голос, вряд ли это травмирует ее на всю жизнь.

Накаляя и без того напряженную атмосферу, Обри откинула головку и заревела. Грейс едва сдержала порыв схватить дочку и вылететь из дома, покрывая поцелуями зареванное личико, пока не иссякнут слезы.

– Обри, прекрати немедленно. Я злюсь не на тебя. Отправляйся с бабушкой в кухню и выпей сока.

– Сока! – прорыдала Обри во всю мощь своих легких, протягивая ручки к Грейс.

– Кэрол, забери ребенка в кухню и успокой, – Пит нетерпеливо помахал жене рукой. Крупные слезы, дрожащие на ресницах Обри, действовали на него точно так же, как на Грейс, и он осуждающе посмотрел на дочь. – За весь день ребенок не пролил ни одной слезинки.

– Так прольет сейчас, – отрезала Грейс, не в силах избавиться от угрызений совести. – И она забудет о них через пять минут. В этом прелесть двухлетнего возраста. Когда становишься старше, обиды так быстро не забываются. Ты заставил меня пролить много слез.

– Нельзя вырастить ребенка и не заставить его немного поплакать.

– Но некоторые родители умудряются делать это, даже не попытавшись понять своего ребенка.

«Когда мужчина лежит в шезлонге босой, – подумал Пит, – он лишается всех преимуществ в споре».

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Не надо делать вид, что это для тебя новость. Тебе было безразлично, о чем я думаю, потому что это не укладывалось в твою схему. Ты знал, – продолжала она тихо, но ее тихий голос звучал угрожающе, – ты знал, что я хотела стать балериной, и не мешал мне брать уроки. Не возражал. Да, время от времени ты ворчал из-за их стоимости, но платил.

– И за все те годы потратил целое состояние!

– Зачем, папа?

Пит растерянно заморгал. Никто не называл его папой почти три года, и его сердце мучительно сжалось.

– Потому что ты очень хотела.

– Но зачем ты платил, если никогда не верил в меня, не верил настолько, чтобы поддержать в решающий момент?

– Зачем ворошить прошлое, Грейс? Ты была слишком молода, чтобы ехать в Нью-Йорк. Это был простой каприз.

– Я была молода, но не слишком. И если это был каприз, то это был мой каприз. Я теперь никогда не узнаю, было ли у меня достаточно способностей. Никогда не узнаю, могла ли моя мечта воплотиться в жизнь, потому что ты – когда я попросила у тебя помощи, – ты сказал, что я слишком взрослая для ерунды. Слишком взрослая для ерунды, – с горечью повторила Грейс, – но слишком маленькая, чтобы доверять мне.