Она медленно возвращалась в хижину. Сумеет ли она попрощаться с ним? Такую боль не вынести во второй раз. Санни надеялась, что Джейкоб поймет, почему она так поступает. И почему сейчас уехала.
Она припарковалась за хижиной и немного посидела в «лендровере», глядя, как блестят на утреннем солнце обледенелые ветви деревьев. Она долго вслушивалась в тишину — почти совершенную тишину. Чувствовалось, что скоро пойдет снег.
Медленно, подавляя в себе горе, она подошла к хижине и отворила дверь на кухню.
Либби оставила для нее свет. При виде старой керосиновой лампы, горящей несмотря на ясное утро, ненавистные слезы снова навернулись Санни на глаза. Она проглотила их, села за стол и пробежала пальцами по деревянной столешнице — совсем как Джейкоб неделю назад.
— Ты рано встала.
Санни вскинула голову, увидела сестру и невольно улыбнулась.
— Привет, мамочка!
Либби инстинктивно положила руку на живот.
— Значит, Джейкоб тебе сказал. Жаль… я сама хотела.
— Важные новости остаются важными, кто бы их ни сообщил. — Санни встала и обняла сестру. Либби счастлива, и ей хотелось погреться у ее счастья. — Тебя по утрам не тошнит?
— Нет. В жизни не чувствовала себя лучше.
— Пусть Кэл тебя балует.
— Он избаловал меня до крайности. — Либби отодвинулась от сестры и откинула челку с ее лба. Глаза у сестры оказались печальными. — А ты как?
— Я в порядке. — Она быстро села — ноги снова сделались ватными. — Извини, что вот так убежала.
— Ничего… — Либби, как всегда, приезжая в горы, облачилась в мешковатый свитер и вельветовые брюки. Разглядывая ее, Санни подумала: никогда еще сестра не была красивее. Интересно, будет ли она сама когда-нибудь вынашивать ребенка и чувствовать, как любовь поглощает ее изнутри.
— Я ему врезала.
— Вот и молодец, — одобрительно кивнула Либби. Двигаясь механически, она налила воду в чайник и поставила его на плиту. — Позавтракать хочешь?
— Нет, сейчас не хочу.
— Санни, мне так жаль…
— Не надо. — Санни подняла руку и дотронулась до руки Либби, которую та положила ей на плечо. — У меня все хорошо.
— Ты в самом деле любишь его?
— Да. Я его люблю.
Жалея, что не может придумать, как сделать сестру такой же счастливой, как она сама, Либби потерлась щекой о волосы Санни.
— Кэл говорит, Джей-Ти собирается еще поработать над расчетами для путешествий во времени. Чтобы попадать в прошлое стало проще, безопаснее и технологичнее, если годится такое слово.
— Да, мне он тоже говорил.
— Санни, Джейкоб очень умный. Он настоящий ученый. Кэл не просто гордится братом. Я прослушала все данные о нем. То, что ему удалось прилететь сюда всего через два года работы, — веское доказательство. Как только он закончит испытания, он вернется.
— Надеюсь. — Санни закрыла глаза. — От всей души надеюсь. — Рассмеявшись, она закрыла лицо руками. — Нас с тобой послушать… Мы обсуждаем путешествия во времени, как будто это самая простая вещь на свете. Наверное, я до сих пор в шоке.
— Прошло больше года, а я до сих пор иногда просыпаюсь утром, и мне кажется, будто все мне только приснилось.
— Но у тебя есть Кэл, — прошептала Санни, беспомощно опуская руки. — Он рядом с тобой, и ты понимаешь, что все наяву.
— Санни, если бы я… — Либби замолчала, потому что на кухню вошел Кэл. Она беспомощно пожала плечами. — Я могу хоть чем-нибудь тебе помочь?
— Нет. Я сама справлюсь. Обещаю.
— Хочу подышать воздухом, — громко объявила Либби. — Кэл, пожалуйста, завари чай.
Супруги переглянулись.
— Да, конечно.
Санни достаточно хорошо знала и сестру, и зятя. Она поняла, что они все обсудили заранее и Либби специально оставила Кэла с ней наедине.
— Что желаешь? — спросил он, как только за Либби закрылась дверь. — Кукурузные хлопья или горелый тост?
— Джей-Ти починил тостер.
— В самом деле? — Кэл рассеянно посмотрел на тостер. — Мой брат всегда любил все чинить. — Закипел чайник, и он обрадовался, потому что у него появилась лишняя секунда. Он сумел сосредоточиться на том, о чем собирался с ней поговорить. — Санни… По-моему, вечером пойдет снег.
— Кэл, может, угомонишься? Как мне ни хотелось прикончить твоего братца, я оставила его в живых.
— Я волновался не за него. — Он разлил кипяток в две чашки. — Ну, может, и волновался, но несильно. Мне больше хотелось объясниться.
— Объяснить, что твой брат — придурок? Я и так знаю.
— А еще он очень ранимый.
Оказывается, ее еще можно чем-то удивить! Какое облегчение!
— Неужели мы с тобой говорим об одном и том же человеке? О Джейкобе Хорнблауэре, астрофизике, упрямом осле с ужасным характером?
А что? — подумал Кэл. Очень похоже.
— Да. Я не хочу сказать, что он льет слезы над видеооб… фильмами. — Он вовремя опомнился. — Или замыкается в себе, когда его ругают. Он становится очень чутким, если речь заходит о других. О его близких. — Не уверенный, что действует правильно, Кэл поставил чай на стол. — Он часто дрался, но в большинстве случаев защищал меня. Меня это раньше раздражало, потому что я сам хотел во всем разбираться, но он всегда вмешивался, не давая мне случая постоять за себя самому. А родители… Не могу вспомнить, чтобы он хоть раз забыл мамин или папин день рождения или День матери.
— День матери отмечают и у вас?
— Ну да.
— Кэл… — Санни рассеянно мешала сахар в чашке. — Почему ты решил остаться?
— Я не решил, — ответил Кэл. — Точнее, слово «решил» тут не совсем годится. Оно подразумевает выбор. Я не мог оставить Либби, хотя и пытался. И при этом не переставал думать о родителях.
— Был у тебя выбор или нет, он наверняка оказался трудным.
— Для меня все оказалось довольно шаблонно. Я даже не знал, сумел бы вернуться назад. Я послал назад звездолет и отчеты, потому что не мог не воспользоваться единственным шансом сообщить им, что я жив и здоров. — Он взял ее за обе руки. — С Джеем-Ти все по-другому. Он знает, что может вернуться, а если он не вернется, он лишит маму и папу последней надежды. На такое он не способен.
— Да, на такое он не способен. — Санни подняла голову. — Тебе тоже было тяжело.
— Я провел лучший год своей жизни.
— А необходимость приспосабливаться, а разлука…
— Если бы меня забросило еще на пятьсот лет назад, это не имело бы никакого значения. Ведь я нашел Либби.
— Ей с тобой повезло.
— Хочется верить. — Кэл улыбнулся, но тут же посерьезнел. — Санни, он любит тебя.